РАСПАДАЮЩИЙСЯ ПАЗЛ
Премьера в театре «Модерн»: «Ничего, что я Чехов?», режиссёр-постановщик Юрий Грымов
Рубрика в газете: Год театра, № 2019 / 6, 15.02.2019, автор: Иван КОРОТКОВ
Юрий Грымов всю жизнь был режиссёром киношным и телевизионным. Помимо сотен рекламных роликов, – в этом жанре Грымов аж с 1988 года, – он снял несколько кинокартин, среди которых самая известная – «Казус Кукоцкого» по одноимённой повести Людмилы Улицкой. Дебют Юрия Грымова в театре состоялся ещё в 90-е, но серьёзно и основательно он переквалифицировался относительно недавно, в декабре 2017 года, и сразу стал не кем-нибудь, а художественным руководителем московского театра «Модерн». Хотя по-настоящему театральным режиссёром, по его словам, он чувствует себя только теперь, когда закончил работу над спектаклем «Ничего, что я Чехов?», предпремьерный показ для прессы которого состоялся 7 февраля.
«Это спектакль о тех, кто создавал русский театр, кто стоял у его истоков, – сказал Юрий Грымов, открывая пресс-конференцию, и добавил с сожалением: – Сейчас принцип «служу искусству» часто подменяется другим – «зарабатываю деньги».
Казалось бы, играть «самих себя», показывать в театре – жизнь театра, его святые идеалы и повседневную «кухню», совершенно не сложно, – и даже, может, не требует особого перевоплощения от актёров, которым до боли знакомы многие переживания героев. Но как бы не так. Парадокс искусства в том, что такие спектакли – наиболее трудные и для режиссёра, и для труппы.
Главные герои пьесы, вокруг которых строится повествование, или лучше сказать, чьи воспоминания хоть как-то сшивают сценические этюды – это Михаил Чехов, племянник писателя и актёр Московского художественного театра, лучший ученик Станиславского, гениальный актёр и основатель своей собственной «системы» и школы, человек сложной судьбы, чрезвычайно многогранный персонаж; и Ольга Чехова – племянница жены писателя, Ольги Книппер-Чеховой, по протекции которой она попала в один театр с Михаилом, ставшего её мужем, позже – звезда немецкого кино, Государственная актриса Третьего Рейха, получившая это звание от Гитлера, которого она познакомила с Евой Браун, а по некоторым данным, ещё и агент сразу трёх разведок. Конечно, это судьбы неординарные, судьбы, связывающие в себе сразу несколько кровавых эпох, прошедшие сквозь время и пространство – тут тебе и молодое Советское государство, и Веймарская республика, и нацистская Германия, и США. И, как следствие, и Ольге, и Михаилу всюду встречаются на жизненном пути люди-символы, за которыми в массовом сознании уже давно закрепился тот или иной стереотип восприятия: Станиславский и Вахтангов, Гитлер и Ева Браун, Берия, Мэрилин Монро…
И всё это – на одной сцене, в пределах одной пьесы без антракта. Как охватить? Как объять необъятное? Юрий Грымов признаётся: «Когда я получил текст пьесы (автор сценария Екатерина Нарцизова-Шипунова. – Прим. «ЛР»), я сразу разослал его актёрам… У меня сохранилось одно из смс, которое я получил в ответ: «А как это ставить?»… Я хотел вернуть деньги Департаменту культуры (который выделил финансирование на постановку – прим. «ЛР»), но я благодарен актёрам, отговорившим меня это делать…»
Актёры, к слову, это то, на чём держится этот спектакль. В первую очередь стоит отметить блестяще сыгранную народным артистом России Петром Воробьёвым роль Михаила Чехова в старости. Его философская и при этом, простая и житейская беседа с Мэрилин Монро (Виктория Лукина) надолго останется в памяти тех зрителей, которые спустя полтора часа смогли выдержать наслоение и нагромождение предыдущих сцен, которые сами по себе, в отрыве от всего спектакля целиком, интересны, наполнены нестандартными сценическими решениями. Например, появление сыпящихся сверху, из ниоткуда, воздушных шаров, которые постепенно захватывают всё пространство, символизируя легковесные мечты молодости, всплывающие в сознании Ольги Чеховой в исполнении заслуженной артистки РСФСР Анны Каменковой. Она молча сидит и курит, и эта немая сцена отражает трагизм уходящей эпохи, уходящей жизни, её скоротечности, хрупкости времени, которые взрывается так же, как и воздушные шары, когда появляется страх всей жизни – еврейская свекровь Ольги – и один за одним без труда схлопывает их. Таких сценографических решений множество, спектакль практически лишён декораций, всё передаётся звуком, символом, жестом, намёком, как бы подчёркивая, что эта история – воспоминания, мемуары, реальность, густо перемешанная с художественной действительностью, потому что другой, по словам Ольги Чеховой, и не существует. Для человека, ставшего жертвой искусства, отдавшегося ему до конца, – только оно одно и имеет право быть. И это нужно понимать, когда видишь исторических персонажей, представленных в ином свете – это образы, преломленные через призму искусства. Здесь и Гитлер пришёл к власти и развязал войну из-за осознания своего ничтожества как художника перед «мазнёй из Витебска» Марка Шагала, здесь и Берия заботится о судьбе искусства в СССР; по-своему, но заботится, не переставая считать человека «мешком с дерьмом и соплями»… Здесь Мэрилин Монро страдает из-за того, что не стала поэтом.
Однако все многочисленные эпизоды, все, подчас, мастерски сделанные сцены, распадаются ввиду отсутствия единого сюжетно связующего звена – единой драматургической линии. И потому для зрительского восприятия спектакль невероятно сложен, переполнен подробностями, картинами различных эпох; всё это быстро, динамично, сменяется одно другим – калейдоскоп событий, чувств, действий, от которых идёт кругом голова, всё путается и смешивается в сознании, и как результат – многое проходит по касательной, не трогая сердца, потому что зритель занят больше умственно, он пытается разобраться в хитросплетениях судеб и фактов, и эта разорванность сознания мешает чувственному восприятию.
Отчасти эта фрагментарность объясняется сценарием, сложность которого признал и сам режиссёр, поделившись первым впечатлением от текста с журналистами: «Большая научная работа с эмоциональным зарядом автора. Эссе. Не пьеса и не сценарий. Большой синопсис, скорее. Но мне это и понравилось. Почти ничего не выдумано – все слова, обороты взяты из реальных писем Ольги Чеховой».
Эта документальность, безусловно, важна, однако она совершенно не спасает положение. Можно похвалить Юрия Грымова за дерзость, но больше, в общем-то, и не за что, разве что за то, что он всецело оправдывает называние своего тетра. Модерна в спектакле много, и он органичен и не доведён до абсурда. За это спасибо. И за актёров, конечно. За спектакль в целом – извините. Те трудности режиссуры, который Юрий Грымов сам же и обозначил на пресс-конференции, полностью преодолеть ему так и не удалось. «Мне было сложно – физически и нравственно… Пазл распадался и превращался в плакат… Всё это выглядело как музей восковых фигур», – так он охарактеризовал главные проблемы этой постановки и, если выйти из рамок стереотипов и «музея восковых фигур» удалось, то преодолеть фрагментарность, увы, не получилось.
«Для меня каждый новый фильм, каждый спектакль – это дебют. Это состояние волнения позволяет искать, оставаться живым, восприимчивым, а не покрываться бронзой», – говорит Юрий Грымов. И хочется надеяться, что несмотря на его громкие заявления о прямо-таки головокружительном успехе спектакля, он не «покроется бронзой», выйдет на новый качественный уровень и ещё покажет себя как сильный театральный режиссёр, тем более, в его распоряжении мощная актёрская команда театра «Модерн».
Кто на днях сказал, что у нас в стране театров слишком много? Мединский или Медведев? Так что скоро многим этим “лавочкам” настанет большой трендец – и это правильно: страна нуждается в РАБОТЯГАХ, а не в клоунах..
Ругать не строить, уважаемый… если вы не знаете (цените) труд и талант других людей (актеры театра) – это исключительно ваши трудности!))
Как замечательно сказал один автор: пазл-мазл.