Родом из Гринландии
В год 145-летия А.С. Грина
№ 2025 / 11, 20.03.2025, автор: Иван САБИЛО (г. Санкт-Петербург)
Книги «Алые паруса» Александра Грина и «Человек-амфибия» Александра Беляева я прочитал в ранней юности. С течением времени перечитывал их маленькой дочке Оле, потом внучке Маше. Ни одна сказка не вызывала в них столько интереса и внимания, сколько эти произведения. Оля тут же дала своей любимой кукле имя Ассоль. Особое впечатление на девочек произвели экранизации повести и романа. Они были влюблены в Ассоль и Гуттиэре, и даже теперь, спустя годы, смотрят давние фильмы.
Однажды Маша сказала: «Мне кажется, повесть и роман написал один и тот же человек. Они так близки друг другу по событиям и героям, что их не различить». – «Здесь я с тобой не могу согласиться, – сказал я. – Хотя бы потому, что оба эти творения созданы во многом не схожим языком. Давай посмотрим?»
Я снял с полки обе книги и стал читать начальные строчки «Человека-Амфибии»:
«Наступила душная январская ночь аргентинского лета. Чёрное небо покрылось звёздами. «Медуза» спокойно стояла на якоре, тишина ночи не нарушалась ни всплеском волны, ни скрипом снастей. Океан спал глубоким сном».
– Ну, видишь, как хорошо?! – обрадовалась она. – Сразу видно, где мы, и что вокруг.
– Понимаю, – кивнул я. – Теперь глянем, как начинает свои «Алые паруса» Грин:
«Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трёхсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был, наконец, покинуть службу».
– Тоже хорошо, – сказала она. – Только здесь он показывает нам и обстановку, и человека.
– Да! – обрадовался я пониманию четырнадцатилетней девочки. – Он изобразил не просто картинку для глаз, но и тронул наше существо, или, иначе говоря, нашу душу.
Она согласилась, и мы немного почитали по очереди «Алые паруса».
* * *
Один из самых читаемых русских писателей Александр Степанович Грин (Гриневский) родился 23 августа 1880 года в старинном городке Слободской, что на правом берегу реки Вятки, в 35 км от города Вятки (ныне Киров). Прожила семья в нём год и переехала в Вятку.
Многие известные люди вышли из дворян Гриневских с родовой усадьбой Якубенки, ныне Глубокский район Витебской области Беларуси. Дальними родственниками писателя были видный историк Николай Карлович Шильдер (1842-1902) и незаурядный чекист Игнатий Игнатьевич Сосновский (1897-1937). Там же 5 февраля 1843 года родился отец будущего писателя Гриневский Степан Евсеевич. Самому Грину не довелось побывать на родине отца, хотя в свои юные годы он немало постранствовал по России.
Саша рано научился читать. Благодаря матери, он уже в четыре года знал азбуку, но не мог составлять из букв слова. Отец, несмотря на свои частые выпивки, показал ему книгу «Путешествие Гулливера в страну лилипутов» с прекрасными картинками и взялся обучать сына чтению. Первым самолично составленным словом будущего классика стало слово «море». А книгу про Гулливера он прочитал шестилетним. Возможно, она и породила в нём мечтания о небывалых приключениях и дальних странствиях.
Дядя Саши, подполковник Гриневский, был военным деятелем и пытливым читателем. Погиб на Кавказе. Отец Саши привёз в Вятку несколько больших ящиков книг брата. Среди произведений на французском и польском языках было немало на русском, и Саша долгие часы проводил за чтением.
Отец Саши – поляк, католик (потом православный) – из помещиков Минской-Виленской губернии. Учился в Витебской гимназии, но не окончил. Участвовал в Польском восстании 1863 года и был арестован. Его имение конфисковано. 3 года отсидел в тюрьме, затем отправлен в ссылку в Колывань Томской губернии. По окончании срока ему разрешили поселиться под Вяткой.
В 30-летнем возрасте женился на 16-летней медсестре Анне Степановне Лепковой (1857-1895). Через 7 лет у них родился первенец Саша. После него ещё трое – сёстры Антонина и Екатерина, и брат Борис. Работал отец в Слободском, потом в Вятке, занимая невысокие должности письмоводителя и бухгалтера губернской земской больницы, конторщика пивоваренного завода (во вред себе и своей трезвости).
* * *
В пространной, искренней «Автобиографической повести», Грин пишет:
«В книгах «для взрослых» я с пренебрежением опускал «разговоры», стремясь видеть «действие». Большая библиотека Вятского земского реального училища, куда отдали меня девяти лет, была причиной моих плохих успехов. Вместо учения уроков я, при первой возможности, валился в кровать с книгой и куском хлеба, грыз краюху и упивался героической живописной жизнью в тропических странах».
В училище дела его действительно не ладились. Если по истории, Закону Божию и географии были пятёрки, то по предметам, требующим не памяти и воображения, а логики и сообразительности, – сплошные двойки и единицы. Учителя говорили: «Гриневский способный мальчик, память у него прекрасная, но он озорник, сорванец, шалун». Его наказывали, оставляли на час без обеда, и дома не только пеняли ему за проделки, но и били.
А Саша развивался по-своему. И даже писал критические стихи на одноклассников и учителей. Доходило до того, что его отстраняли от занятий, исключали из училища, и отцу приходилось долго упрашивать руководство учебного заведения, чтобы сын всё-таки продолжил учёбу.
Трудно жить, когда, в твоём воображении вечно красуются американский лес, дебри Африки, сибирская тайга. Бунтарь и нарушитель спокойствия, он развивался по-своему, а взрослые считали, что он должен быть «как все».
Однажды, услышав, что где-то школьники издали собственный журнал, он сам составил номер рукописного журнала, «сочинил какие-то рассказы, стихи-глупости и всем показывал».
Отец Саши, тайно от него, отнёс журнал директору – тот вызвал его к себе и в присутствии учителей сказал:
– Вот, Гриневский, вы бы побольше этим занимались, а не шалостями.
Ученик не знал, куда деваться от такой похвалы и смущения.
В училище у него было две клички – Грин-блин и Колдун. Второй наградили за то, что, освоив книгу А. Дебарроля «Тайны руки», он стал предсказывать всем будущее по линиям ладони. А первая кличка в сокращённом варианте стала его писательским именем.
В последний год учения он прочитал шуточные стихи Пушкина «Коллекция насекомых» и стал подражать, обратив внимание на сотрудников училища:
Инспектор, жирный муравей,
Гордится толщиной своей…
…
Капустин, тощая козявка,
Засохшая былинка, травка,
Которую могу я смять,
Но не желаю рук марать.
Вот немец, рыжая оса,
Конечно, перец, колбаса…
Автор стихов давал их читать одноклассникам, но списывать не разрешал. А поляк Маньковский, сын судебного пристава, самый сильный и злобный ученик в классе, вырвал у него листок и показал преподавателю, немцу. Тот стал читать с заинтересованным видом и вдруг, дойдя до строк о себе, скомандовал:
– Гриневский! Выйдите вон и ждите, когда вас позовут в учительскую…
Его исключили из училища.
Слёзы матери, гнев и побои пьяного отца. Крики: «Вон из моего дома! Тебе только свиней пасти!..» Так шло несколько дней.
Отец просил, чтобы сына вернули, но всё напрасно. В гимназию с его негласным волчьим билетом тоже отказались принять. Осенью следующего года он поступил в городское училище. Были шалости, всевозможные выходки, драки. Он тоже дрался, и чаще всего попадало именно ему.
И дома обстановка сильно усложнилась. Отец пил, мать, тоже была недовольна. В горечи она спрашивала: «Каким примером ты являешься для своих младших сестричек?» (Брат Борис ещё не родился).
И совсем печальной была бы жизнь, если бы не книги. Страсть к чтению побеждала в нём всё, что было не по нему. Под влиянием Ф. Купера, Д. Дефо, Э. По, Жюль-Верна, в нём стал складываться идеал одинокого бытования. Ему тесно в привычной для многих жизни. Однако малолетство и отсутствие средств для самостоятельного существования держали на месте.
В 12 лет стал понемногу зарабатывать. Как-то земству понадобился чертёж одного городского участка с возведёнными на нём строениями. Отец выхлопотал ему этот заказ, и он с немалыми трудностями сделал то, что нужно, получив за работу 10 руб. (в ту пору месячная зарплата акушерки-повитухи). Ещё он был переписчиком листов годовой сметы земских благотворительных заведений и переплётчиком. Одно время ходил на охоту, где ему не особенно везло.
* * *
В 15 лет Саша остался без матери. О ней он написал всего несколько строк:
«Моё прощание с матерью было тяжело тем, что она сдержанно заплакала, и мне было поздно утешить её…»
Отец недолго переживал горе и вскоре женился на вдове Лидии Борецкой. Отношения пасынка и мачехи не сложились, и он стал жить отдельно от новой семьи отца.
Иногда он писал стихи, посылал их в «Ниву», «Родину», и не получал ответа из редакций. Стихи его о безнадёжности, беспросветности, разбитых мечтах и одиночестве, – точно такие, какими тогда были полны еженедельники и которые в известной степени отражали тогдашнюю жизнь.
Он научился хорошо рисовать, точнее срисовывать то, что изображали художники. А являясь человеком, болезненно любящим путешествия, написал для себя статью «Вред Майн Рида и Густава Эмара», в которой высказал мысль о гибельности для подростков произведений указанных писателей. Вывод сделал такой: начитавшись этих авторов о далёких, таинственных материках, дети презирают обычную обстановку, тоскуют и стремятся бежать в Америку.
У семьи Гриневских были дальние родственники Чернышёвы. Их сын Серёжа, довольно слабый в своём развитии, стал моряком и совершил кругосветное плавание. Саша крепко задумался о своей дальнейшей жизни.
В 1896 году, окончив четырёхклассное Вятское городское училище, Александр тоже решил податься в моряки и уехал в Одессу. Отец дал ему на дорогу 25 рублей и адрес своего друга, который, в случае необходимости, сможет помочь сыну с обустройством. Некоторое время высокий худощавый юнец, не желая кого-то беспокоить, был бродягой, искал работу и голодал. Так что всё-таки был вынужден обратиться к другу отца, – тот накормил его и устроил матросом на пароход «Платон», который курсировал Одесса–Батум–Одесса. И даже как-то довелось ему побывать в Египетской Александрии.
Но моряком не стал. Его не устраивал крайне обособленный матросский труд и ограничительные корабельные порядки. Повздорив с капитаном, вернулся в Вятку, пробыл там год и снова стал странником. На этот раз приютился в Баку. Там был рыбаком, чернорабочим, вкалывал в железнодорожных мастерских. Навестил на родине отца и снова ушёл в странствия. Был лесорубом, золотоискателем на Урале, шахтёром на железных рудниках. Не мог он находиться на одном месте, душа требовала движения и приключений. Он с неизъяснимым восторгом готовил себя к чему-то большему, чем просто «жить как все».
Шли годы. Судьба не миловала. В феврале 1902 года его судили (продал золотую цепочку, похищенную его соседом по съёмной квартире), но вскоре был оправдан.
После суда Грин посчитал, что нельзя ему идти таким опасным для себя путём. Вместе с недовольством собой, росло недовольство средой, в которой он жил, и страной, которая, на его взгляд, вела себя бесчеловечно по отношению к большинству своих граждан. По настоянию отца поступил на военную службу в 213-й Оровайский резервный батальон, в Пензе. Но армия лишь усилила недовольства Грина, и он открыто выступил против существовавших в ней порядков, за что на полгода угодил в карцер. При первом же удобном случае дезертировал, бежал, был пойман в Камышине (недалеко от Саратова) и снова бежал.
В армии Грин сошёлся с эсерами – им нравился открытый характер и ум молодого бунтаря. Они помогли ему скрыться в Симбирске. С этого момента он, получив партийную кличку Долговязый, примкнул к тем, кто отдаёт свои силы борьбе с ненавистным строем. Но участвовать в исполнении терактов отказался. Позже он не любил рассказывать о своей эсеровской деятельности. Сами эсеры высоко ценили его яркие, глубоко осмысленные выступления. Член ЦК партии эсеров, публицист-народник Н.Я. Быховский (1876–1938) отмечал в своих воспоминаниях:
«Долговязый оказался неоценённым подпольным работником… Будучи сам когда-то матросом, он знал быт и психологию матросской массы, умел говорить с ней её языком. Для матросов это был свой человек, что исключительно важно».
Грин позже вспоминал, что Быховский как-то сказал ему: «Из тебя вышел бы писатель». За это Грин называл его «Мой крёстный отец в литературе…»:
«Уже испытанное море, бродяжничество, странствия показали, что это всё-таки не то, чего ждала моя душа. А что ей нужно, я не знал. Слова Быховского послужили толчком, были светом, озарившим мой разум и тайные глубины души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь».
И вот в жизни Грина появляется первая женщина. На партийной работе в Севастополе зимой 1902 года он сближается с Екатериной Александровной Бибергаль – потомственной революционеркой, дочерью политкаторжанина А.Н. Бибергаля (их первая встреча тепло описана в его рассказе «Маленький комитет»). Вскоре им пришлось расстаться – Екатерина уехала в Швейцарию.
В октябре 1903 года Грин был снова арестован и за попытку побега переведён в Севастопольскую тюрьму строгого режима. Следствие по делу велось больше года из-за двух попыток побега Грина и полного запирательства в тюрьме. Судил его в феврале 1905 г. Севастопольский военно-морской суд. Прокурор требовал обвиняемому 20 лет каторги. Адвокат А.С. Зарудный сумел снизить меру наказания до 10 лет.
* * *
Начало XX века – жестокое время для России. Война с Японией, трагические годы Первой русской революции, бесконечные стачки, забастовки, протестные выступления недовольных порядками в стране масс – всё это нарушало и без того смутную жизнь в империи. Особой датой в истории её столицы стал день 9 января 1905, когда правительственные войска на Дворцовой площади расстреляли мирную демонстрацию рабочих Путиловского завода. Подготовил и организовал шествие хитроумный провокатор поп Гапон. Её участником, а возможно, и жертвой мог стать и Грин, но в то время был узником Феодосийской тюрьмы.
25 октября 1905 г. Грина освободили по амнистии. Он уехал в Петербург, где в январе 1906 встретился с Екатериной Бибергаль, которая вернулась из Швейцарии. Она рассказала ему о своей жизни за границей, и он в порыве ревности выстрелил в неё из пневматического пистолета. Ранение оказалось не опасным. На следствии Екатерина отказалась назвать имя того, кто в неё стрелял.
Дёрганая, неуравновешенная жизнь Грина привела к тому, что он стал играть в карты и выпивать. Похоже, сам он смотрел на своё здоровье крайне беспечно. Со временем такой подход отрицательно скажется на самочувствии писателя, но уже не хватит ни сил, ни решительности что-либо в себе изменить.
В том же январе 1906 г. в Петербурге Грина снова арестовали. В тюрьме, за отсутствием родственников и знакомых, его (под видом невесты) навещала Вера Павловна Абрамова – дочь богатого чиновника. Умная, образованная девушка, она сочувствовала революционным идеалам.
В мае Грина выслали на 4 года в г. Туринск Тобольской губернии. Там он пробыл всего три дня и сбежал в Вятку, где с помощью отца раздобыл паспорт на имя Мальгинова, и по нему уехал в Петербург. Позже в течение дюжины лет эта фамилия будет псевдонимом писателя, который позволит ему публиковать свои произведения.
1906 – 1908 гг. были для Грина особыми. Он стал писателем.
Осенью 1906 года опубликовал рассказ – «Заслуга рядового Пантелеева». Вышел он в виде брошюры для солдат-карателей и отражал бесчинства армии среди крестьян. Гонорар Грин получил, но весь тираж, за исключением нескольких случайно уцелевших экземпляров, был изъят полицией в типографии и сожжён.
Только с декабря того же года рассказы Грина стали попадать к читателям, а первым «легальным» произведением был рассказ «В Италию», подписанный «А.А.М.» (Мальгинов). Опубликовала его газета «Биржевые новости».
Псевдоним «А.С. Грин» впервые появился под рассказом «Случай» в газете «Товарищ» в марте 1907.
В начале 1908 в Петербурге у него вышел первый авторский сборник «Шапка-невидимка» с подзаголовком «Рассказы о революционерах», большинство из которых в нём об эсерах.
Другим важным эпизодом для него был разрыв с эсерами. Существующий строй Грин ненавидел по-прежнему, но он начал формировать свой позитивный идеал, который совсем не походил на эсеровский.
Особым событием стала женитьба. Его избранница – «тюремная невеста», 24-х летняя Вера Абрамова – главная героиня рассказа «Сто вёрст по реке» (1912 г.).
В 1912 вышел второй его сборник «Рассказы». Большинство из них написаны в реалистической манере, но в двух – «Остров Рено» и «Колония Ланфиер» – уже виден будущий Грин-романтик. Действия этих рассказов происходят в условной стране, по стилистике они близки к более позднему его творчеству. Сам Грин считал, что именно с них его можно считать писателем.
Литературная стезя привела его к знакомству с А. Толстым, Л. Андреевым, В. Брюсовым и другими крупными творцами. Особенно сблизился он с А. Куприным. Впервые в жизни Грин стал зарабатывать много денег, которые, как правило, быстро исчезали после бурных застолий и карточных игр.
27 июля 1910 года полиция узнала, что писатель Грин – не кто иной, как беглый ссыльный Гриневский. Его снова арестовали и осенью 1911 года сослали в Пинегу Архангельской губернии. Вера поехала с ним. К большой радости обоих, им разрешили официально обвенчаться. В Пинеге он написал «Жизнь Гнора» и «Синий каскад Теллури». Срок его ссылки был сокращён до двух лет, и в мае 1912 Гриневский вернулся в Петербург. Здесь окончательно формируются в нём черты вымышленной страны, позже названной критиком и литературоведом Корнелием Зелинским «Гринландия».
Грин широко публикуется, в том числе в солидных «толстых» журналах «Русская мысль» и «Современный мир». В последнем он печатался благодаря участию в его судьбе Александра Ивановича Куприна.
* * *
Может показаться, что Грин прочно встал на ноги, его литературное дело идёт по широкой дороге, он становится всё более известным. Всё так. Но именно сейчас, осенью 1913 года Вера Павловна решила с ним разойтись. В своих воспоминаниях она сетует на непредсказуемость слов и поступков мужа. И говорит:
«Я не берусь разобраться в чрезвычайно сложном характере Грина. Лишь прибавлю, что люди, знавшие его только по книгам и принимавшие за одного из благородных героев, за Грэя, Галиена Марка и др., так же, как те, кто сталкивался с ним в жизни и отзывался о нём так отрицательно и зло, что приходилось смущаться, были одинаково неправы, так как знали только один из его ликов. А между тем Грин и Гриневский жили в нём нераздельно и неслиянно».
Грин сделал несколько попыток примириться, но без успеха. На своём сборнике 1915 года, посвящённом Вере, написал: «Единственному моему другу». С её портретом он не расставался до конца жизни. Развестись они не могли – в России бракоразводными делами до 1917 г. ведала церковь, и для того, чтобы развестись, нужны были особо веские и доказанные обстоятельства.
Вскоре Грин пережил ещё одну утрату – в Вятке умер отец. Его фотографию Грин тоже хранил во всех своих странствиях.
Работал Грин в это время много и удачно. Он ещё не решался приступить к написанию большой повести или романа, но внутренне уже был готов.
После начала Первой мировой войны отдельные рассказы Грина приобретают отчётливо антивоенный характер. К ним относятся «Баталист Шуан»», «Синий волчок», «Отравленный остров». Он недоволен политикой и деятельностью тогдашнего Правительства. Из-за ставшего известным полиции «непозволительного отзыва о царствующем монархе», Грин с конца 1916 года вынужден был скрываться в Финляндии. И только узнав о Февральской революции, вернулся в Петроград.
Весной 1917 он опубликовал рассказ-очерк «Пешком на революцию», в котором выразил свою надежду на обновление. Надежда на перемены к лучшему наполняет в этот период и его стихи («XX век. 1917». №17):
Звучат, гудят колокола,
И мощно грозное их пенье…
Гудят, зовут колокола
На светлый праздник возрожденья.
* * *
Но Грин признавал далеко не все перемены, происходившие в стране после Октябрьской революции. В журнале «Новый Сатирикон» появились его заметки, осуждающие жестокость и бесчинства властей. Он писал:
«В моей голове никак не укладывается мысль, что насилие можно уничтожить насилием».
В 1918 году журнал вместе с другими оппозиционными изданиями был запрещён. Грина арестовали и чуть не расстреляли. Понятно, что он не принял советскую жизнь ещё яростнее, чем жизнь дореволюционную.
Послереволюционная, голодная, катастрофически неустроенная жизнь в России склоняла писателя к протесту против существующих порядков, и он в своих произведениях всё больше изображал жизнь иную, придуманную, но всё-таки счастливую. Он создавал свой романтический мир в таких произведениях, как «Алые паруса», «Золотая цепь», «Бегущая по волнам». Все они о добрых чувствах и человеческом счастье. Жить в любви, стараться приносить другу радость общения и вести совместную линию созидания.
Неожиданно хорошей новостью для него стало разрешение новыми властями развода, которым Грин тут же воспользовался. А в сентябре 1918 вступил в брак с Марией Генсиорской – дочерью композитора В.В. Генсиорского, друга А. Куприна. Брак продержался чуть больше полугода и распался в апреле 1919-го. Тогда же Грина, как не достигшего 40-летнего возраста, мобилизовали в Красную Армию связистом, но он заболел тифом и попал в Боткинские бараки, в Петрограде. Максим Горький присылал ему в больницу мёд, чай и хлеб.
Когда он выздоровел, М. Горький добился для него академического пайка и жилья – двух комнат в «Доме искусств» на Невском проспекте, д.15. Здесь Грин жил рядом с Н. Гумилёвым, В. Рождественским, О. Мандельштамом, В. Кавериным. Жил отшельником, редко с кем общался. Но именно здесь, в самом центре Петрограда, он создал свою самую знаменитую лирико-поэтическую повесть «Алые паруса». Книга пришлась по душе юным и не только юным читателям. Понравилась она и Горькому, который читал её своим гостям и радовался большому успеху автора.
Были и недовольные, те, кто не хотели признавать творческой манеры писателя – изображать придуманный мир, создавать искусственных героев – и не находить в своих произведениях места нашим современникам, нашим труженикам.
Весной 1921 Грин снова женился. На этот раз на 26-летней вдове, медсестре Нине Николаевне Мироновой. Они познакомились три года назад, когда Нина работала в газете «Петроградское эхо». Её первый муж погиб на войне. Новая встреча произошла в январе. Нина жила в нужде, и продавала личные вещи. Через месяц он сделал ей предложение. В течение 11 лет, до самой смерти Грина, они оба считали свою встречу подарком судьбы. Именно ей Грин посвятил свою феерию «Алые паруса» с автографом: «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает автор. ПБГ. 23 ноября 1922 г.»
Пришла пора взяться за работу над произведениями, которые он выносил и которые просились на бумагу. Он приступил к своему первому роману «Блистающий мир». Его главный герой – летающий сверхчеловек Друд призывает людей уйти от реального мира, в котором они живут, и выбрать ценности «Блистающего мира». В 1923 роман напечатали в журнале «Красная нива». Его читали, о нём спорили, при этом многие с недоумением отзывались о публикации. Печатал Грин и прекрасные рассказы «Словоохотливый домовой», «Крысолов», «Фанданго».
На гонорары Грин устроил пир, съездил в Крым, купил квартиру в Ленинграде, продал её и вместе с Ниной и её больной матерью переехал в Феодосию. Инициатором переезда была Нина, которая старалась спасти мужа от излишних петроградских возлияний.
В Феодосии Грин написал роман «Золотая цепь», в 1925 его опубликовал журнал «Новый мир». Осенью 1926 закончил своё новое превосходное произведение – роман «Бегущая по волнам», в котором соединились увлекательный романтический сюжет и мистическая идея о необходимости сокровенной мечты. Но в течение двух лет не мог опубликовать его – издатели считали это сочинение идеологически неподходящим. Книга вышла в конце 1928 в издательстве «Земля и фабрика». С большим трудом удалось издать и последний роман писателя «Джесси и Моргиана».
Послереволюционное нищее, необустроенное бытование в России, склоняло писателя к протесту против существующих порядков, и он в своих произведениях изображал жизнь иную, в основе своей счастливую, устремлённую в будущее. В новых произведениях он создавал особый романтический мир. Все они о возвышенных чувствах и человеческом счастье.
Исключительно бдительная литературная критика тех лет начала кампанию против писателя. В газете «Известия» 2 ноября 1928 г. наставляли:
«В нашу революционную эпоху борьбы за научно-марксистское миропонимание мы должны быть особенно беспощадны ко всем мистико-идеалистическим тенденциям, которые грозят проникнуть в нашу литературу. Ошибка приводит Грина в идеологический тупик».
В журнале «Книга и профсоюзы» критик Г. Блок о «Бегущей по волнам» писал:
«По своим настроениям и темам книга чужда нашей современности… Рабочему читателю эту книгу не рекомендуем».
Грин говорил:
«Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей такой, как есть. А другим я быть не могу. И не хочу. Пусть за всё писательство обо мне ничего не говорили, как о человеке, не лизавшем пятки современности, никакой и никогда. Но сам себе я цену знаю».
Не дремала и советская цензура. С 1930 года с мотивировкой «вы не сливаетесь с эпохой», она запретила переиздания Грина. Книги писателя изымались из библиотек, периодическая печать не публиковала материалов о его творчестве.
В четырёх номерах за 1931 год журнал «Звезда» по рекомендации Н. Тихонова (точнее, по настоянию) напечатал несколько глав «Автобиографической повести». Какое-то время публикация помогала семье Грина справляться с трудностями. Но квартиру в Феодосии пришлось продать, они переехали в город Старый Крым – тут жизнь была проще, требовала меньших затрат. На просьбу Грина о пенсии от Союза писателей ответа не было. На заседании правления Всероссийского союза писателей Лидия Сейфуллина заявила:
«Грин – наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям».
* * *
Александр Степанович Грин ушёл из жизни от рака желудка 8 июля 1932 года в Старом Крыму. Перед смертью попросил позвать священника и исповедовался.
Похоронили его на кладбище Старого Крыма. Нина Николаевна выбрала место с видом на море. Там же нашла свой вечный покой и её мама.
Узнав о смерти Грина, М. Горький, А. Куприн, К. Паустовский и несколько других видных писателей добились издания его 600-страничного сборника «Фантастические новеллы». Вышел он в 1934 году. В большом, благожелательном предисловии известный критик, литературовед Корнелий Зелинский (1896–1970) впервые произнёс слово, которым принято называть вымышленную Грином страну – «Гринландия».
«Ради неё он сократил свою фамилию, чтобы она подошла к законам этого мира. Ей он посвятил 6 романов и десятки новелл. Он отдал ей годы и подчинил жизнь».
Читатели ждали книг Грина, и они выходили в СССР до 1944 года. В блокадном Ленинграде звучали радиопередачи с чтением «Алых парусов», в Большом театре прошла премьера балета «Алые паруса». В 1945 вышла повесть Л.И. Борисова «Волшебник из Гель-Гью» об Александре Грине, которую похвалили К. Паустовский и сын Грина Борис. И которую не смогла принять Нина Николаевна.
Однако уже в годы борьбы с космополитизмом (1948–1953) А. Грин, и многие живые деятели культуры – А. Ахматова, М. Зощенко, Д. Шостакович – был в советской печати отщепенцем, как «космополит», чуждый пролетарской культуре.
Но, как говорится, невежество и злость не вечны. После смерти Сталина (1953) официоз был вынужден снять запрет на некоторых писателей. Начиная с 1956 года, К. Паустовский, Ю. Олеша, И. Новиков и другие вернули Грина в литературу. Его книги стали издаваться миллионными тиражами.
* * *
Нина Николаевна после смерти мужа продолжала жить в Старом Крыму, в саманном домике. Когда гитлеровские войска захватили Крым, она, чтобы выжить, стала работать корректором в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района». Позже была угнана на работы в Германию. В 1945 вернулась в СССР из американской зоны оккупации. Её судили и дали 10 лет лагерей за «коллаборационизм и измену Родине». Отбывала заключение в лагерях на Печоре. Большую поддержку, в том числе вещами и продуктами, оказывала ей первая жена Грина, Вера Павловна (умерла в 1951 году).
В 1955 году, отбыв почти весь срок, Нина Николаевна вышла на свободу по амнистии (позже была реабилитирована). Получив стараниями друзей Грина гонорар за книгу «Избранное», приехала в Старый Крым, теперь уже украинский. С трудом отыскала могилу Грина в разросшемся за годы войны кладбище и выяснила, что дом, где он умер, перешёл к председателю горисполкома и используется как сарай и курятник. В 1960 после ряда лет борьбы за возвращение дома, она открыла на общественных началах Музей Грина в Феодосии. А год спустя, дом Грина в Старом Крыму тоже получил статус музея.
Нина Николаевна скончалась 27 сентября 1970 года. Она завещала похоронить её рядом с мужем. Местные власти, едва смирившись с утратой курятника, игнорировали завещание и похоронили её на другой стороне кладбища. Через год, в день рождения Нины Грин её друзья ночью перезахоронили гроб в завещанное место.
Несколько слов о родных сёстрах Александра Степановича – Антонине и Екатерине, и брате Борисе. Все трое жили обычной жизнью (Антонина – в Варшаве). Борис после смерти старшего брата помогал его вдове Нине Николаевне создать музей Грина в Старом Крыму. Был у Грина сводный брат Павел и единокровные – Николай, Варвара и Ангелина.
* * *
Самобытный писатель Александр Степанович Грин, придумавший свой полуфантастический-полусказочный мир, на протяжении многих десятилетий будоражит сознание наших критиков и литературоведов, которые по-разному относятся к его произведениям. Одни видят в нём продолжателя творческой манеры Т. Гофмана, Р. Киплинга, Д. Конрада. Другие находят сходство с творчеством М. Булгакова, К. Паустовского, А. Платонова. Можно согласиться и с теми, и с этими, но лишь в том случае, если признать, что он создал свою нерушимую страну, в которой родились «Алые паруса» и «Бегущая по волнам», «Золотая цепь» и «Джесси и Моргиана». И многие другие произведения.
И никуда не нужно их относить, они имеют своё особое место в литературном мире, в нашей душе.
Литература:
А. Грин «Автобиографическая повесть»
Нина Грин «Воспоминания об Александре Грине»
Н. Тарасенко «Дом Грина»
А. Варламов «Александр Грин»
И с какой целью написан сей пространный реферат?
Думаю, что площадке с таким обязывающим названием как “Литературная Россия” надо публиковать как можно больше современной поэзии и прозы, а не подобные компиляции.
Какая ужасная жизнь была у этого писателя…
И какие прекрасные книги!
Я выросла на книгах Грина.
Спасибо редакции за эту статью.
С большим интересом прочитал замечательную статью Ивана Сабило о жизни Александра Грина. Несчастная, тяжёлая жизнь, как история того периода России. Грин – сын, продукт того времени. Он страдал из-за обманутых надежд на лучшее и жил мечтами, очень красивыми. Его книги украсили нашу жизнь.
Владимир, а в википедию не заглядывали? И вступительных статей к книгам Грина не читали? Я читал, поэтому в статье, скомпилированной из написанных другими авторами книг, ничего замечательного не нашёл. Или вы не Владимир, а Иван?
Устарелый, точно из начала 1970-х, тон статьи.
Банальный.
Грин ещё из психушек не вылезал, вообще проходит под маркой “творчество душевнобольных”. Как ему удалось преодолеть весь ужас собственной личности и жизненного ада и написать несколько бессмертных книг (например, гениальный “Крысолов”) – вот каким вопросом надо задаться.