Руслан КИРЕЕВ. ГОСТЬ

№ 1980 / 42, 17.10.1980, автор: Руслан КИРЕЕВ

Игорь Иванович, ещё неодетый, сидел в спальне на кровати, когда зазвонил телефон.

– Даниил это! Ладушкин! Даниил Ладушкин, помнишь?

– Данька! – пролепетал Игорь Иванович.

Придя в себя, посыпал вопросами: откуда, надолго ли, почему до сих пор не у него? Даня отвечал бурной своей скороговоркой. Только с поезда, на сутки, подъедет, как только управится с делами, – часа через три.

Положив трубку, Игорь Иванович стоял у тумбочки и улыбался, не веря себе. Из комнаты молодых вышла Лидия. Она вопросительно смотрела на него.

– Данька приехал! Ну, Данька Ладушкин, артист.

– А-а, – сказала Лидия. – Ловелас, ты говорил.

– При чём здесь ловелас! – с досадой возразил Игорь Иванович. – Всё детство вместе.

Он повернулся и, шаркая тапочками, пошёл в спальню.

Сколько же лет не виделись они? Игорь Иванович осел после войны в Светополе, а Даниил колесил по свету, и только раз дороги их перекрестились – в году пятьдесят шестом, и то ненадолго. Даня, как всегда, был занят по горло, и они даже не поговорили толком.

Медленно натягивал носки на белые полные ноги в кальсонах. К зеркалу повернулся. На высоком лбу светлел, отражаясь, прямоугольничек окна.

Сегодня хороший день… Небо синее, и на этом синем фоне чётко зеленеют листья сирени – крупные и вялые, осенние.

За стеной всё шушукались Лидия и Зоя. Что там у них? Опять, наверное, Максим не ночевал дома. Ах, как неудачно! Приехал Даня – и такое!

Игорь Иванович оделся и в ожидании завтрака ходил по комнате. Каков сейчас Даня? В молодости был вспыльчив и весел, шумен, вечно влюблялся в кого-то. Он нравился людям, и многим хотелось заслужить его уважение. Игорю Ивановичу, между прочим, тоже…

Однажды Даня раздарил своим друзьям программки, где впервые была напечатана его фамилия. Кажется, Игорь Иванович позавидовал тогда, что вот у Дани Ладушкина всё уже устроилось, а ему ещё заканчивать техникум, потом – институт, если, дай бог, не будет войны (эта оговорка была обязательна). Институт он так и не окончил, но его ли вина тут? Впрочем, для Дани не важно всё это, его другое интересует. Игорь Иванович снова остановился у зеркала, некоторое время придирчиво разглядывал себя, затем быстро отошёл и с раздражением напомнил Лидии о завтраке.

Лидия не умолкала за столом, Зоя что-то бурчала в ответ и ела плохо. Игорь Иванович глянул на неё сбоку. Лицо взрослой женщины – нехорошее, осунувшееся.

Что-то обожгло руку. Яйцо… Рассеянно взял, проковырял дырку в скорлупе.

– Опять не ночевал? – не на жену и не на дочь – на яйцо глядя.

– Ничего, всё наладится, – быстро сказала Лидия. – Поссорятся, помирятся… Дело молодое. Подарок покупать твоему Викторову?

Глупый вопрос!

– Ну, как ты думаешь! Или с пустыми руками пойдём?

– Может, вообще не пойдём, – пожала она плечами. – К тебе человек приехал.

– Человек с нами пойдёт!

Он быстро доел и вышел из-за стола.

В полутёмном коридоре никак не мог открыть английский замок. Придавливал дверь коленкой, плечом наваливался, но замок не поддавался, влажные пальцы скользили по ребристому колёсику. Господи, что он так нервничает! Он должен радоваться, что увидит после стольких лет друга молодости, а он волнуется и боится чего-то.

Замок щёлкнул, он зажмурился от солнца. На крыльце снял шляпу, вытер платком вспотевшую лысину. Затем застегнул на все пуговицы плащ и легко спустился с крыльца.

На детской площадке мужчины играли в домино. Воскресенье… А он и забыл.

– Приветствую тружеников! – браво сказал он, подняв руку.

Рядом с Осиповым сел. Играл Осипов редко, но слыл тем не менее великим знатоком домино. На пенсию они вышли одновременно, и это как бы давало Игорю Ивановичу право на некоторую короткость.

– Застучим, Михаил Кузьмич? – спросил он, однако вопрос против его воли прозвучал как-то подобострастно. Не хотелось бы Игорю Ивановичу, чтобы тут был сейчас Даня.

Осипов невозмутимо смотрел на чёрную паучью фигуру из костяшек. Затем повернул свою массивную голову.

– Нет, – выдохнул он. – Я не играю сегодня.

Скоро из дома вышли Лидия с Риммой. В руках у внучки было ведёрко. Лидия в шляпе и чёрных перчатках небрежно поздоровалась с мужчинами.

– Игорь, можно тебя?

Долго выясняла, что взять к обеду.

– Водки! – отрезал Игорь Иванович. – Он водку любит. И, пожалуйста, без своих штучек. Даниил терпеть не может этого.

– Каких штучек?

– Таких! Будь сама собою.

Домой вернулся раньше её. Зоя гладила. Обернувшись, встретила его насторожённым взглядом. Не он, думала, – Максим.

Когда года два назад она решила порвать с Максимом, Лидия и Игорь Иванович, поначалу настроенные против зятя, принялись убеждать дочь, чтоб не решала с бухты-барахты. Пусть отругает, пусть сделает вид, что… Словом, сама знает. Но разводиться… «Папа твой тоже не святой был», – прибавил тогда Игорь Иванович и хитро покосился на Лидию. Жена погрозила ему пальцем, словно тот случай был для неё лишь забавным происшествием. «Но я не могу, папа, – сказала Зоя. – Если я останусь с ним, то это уже не я буду». «Кто же это будет?» – удивилась Лидия. Дочь молчала, потупившись: «Не знаю. Я не могу этого объяснить… Только это не я буду».

Ах, как испугали тогда Игоря Ивановича эти нелепые слова! Лучше бы кричала, плакала. Он махал перед ней руками и казался себе маленьким и неубедительным. Она ошибается, твердил он, будто легко устроить личную жизнь, когда у тебя на руках ребёнок. Да и такие мужья, как Максим, не валяются на дороге. В конце концов надо уметь жертвовать чем-то ради своего же благополучия. Или, может быть, она хочет пойти по стопам своего старшего братца Витюни? Игорь Иванович не любил говорить о сыне, даже имя его редко произносил, но тогда не выдержал: напоминание об изломанной жизни Витюни должно было отрезвить Зою. Дочь странно посмотрела на него и ничего не ответила.

Прошло время, и снова под каким-то предлогом Максим не ночевал дома. Не часто случалось такое, но было, было, и вот сегодня опять, да так некстати! Даня непременно унюхает неладное – на это он мастер.

Заявился он раньше, чем обещал, шумный, возбуждённый, в распахнутом плаще… Сдунутая со стола, с шелестом спланировала на жёлтый чемодан газета. Даня стоял посреди комнаты, раскинув руки.

– Узнал же, узнал! – ликующе повторял он. – Узнал, говорю, чего стоишь!

Шагнул к Игорю Ивановичу, обнял, ткнулся в щёку мягкими губами.

Он очень раздался, был жирным и маленьким, Данька Ладушкин. Нетерпеливо расспрашивал обо всём, о себе же говорил мало – да, работает в театре, да, и он дедушка, заслуженного не дали и теперь уж вряд ли… Внезапно его толстое лицо просияло: на пороге стояла Римма. В руках у неё был клоун в колпаке с кисточкой. Мгновение – и он оказался у Дани. Зашевелились тряпочные ноги и руки, голова задвигалась в такт словам:

– Меня зовут Джимом Весёлым, я никогда не унываю, у меня полно друзей, и река Арупи – моя двоюродная сестра. Пожелайте, и вы услышите необычайную историю о том, как Арупи замыслили взять в плен, но мужественный Джим вернул ей свободу…

Римма, скосив глаза, глядела не на клоуна, а на Даню, на его слегка приоткрытые губы.

– Всё равно это вы говорите, я знаю.

Клоун обмяк. На стол положил его озадаченный Даня.

– Я ведь в кукольном теперь… – И – Римме: – Барышня любит кукольный театр?

Римма пожала плечами – точь-в-точь Лидия:

– Не очень. Кино лучше.

Даня присвистнул.

– Какая взрослая у вас дочь! – сказал он Зое.

Та подняла на него глаза и ничего не ответила. Даня некоторое время пристально смотрел на неё. Игорь Иванович заволновался:

– Пойдём потрепемся, пока женщины тут…

Гость нехотя подчинился. Обходя стол, опрокинул игрушечную коляску, в которой Римма катала кукол, чертыхнулся, проворно поднял коляску.

Игорь Иванович прикрыл за, собой дверь.

– Изволь! – показал он на кресло широким жестом и почувствовал, что сам себе напоминает кого-то.

Даня не шелохнулся.

– Сколько твоей дочери лет?

– Зое? Двадцать шесть. А что?

– Так… Что-то невесела она.

– С мужем повздорила, бывает.

– Не сейчас – вообще невесела.

– Почему – вообще?

– Вообще невесела, – упрямо повторил Даня. К. этажерке подошёл, где лежал толстый, отделанный зелёным плюшем альбом с фотографиями. Открыл. И вдруг, вспомнив что-то, живо повернулся: – Знаешь, кого я видел летом? Калинского.

А сам улыбался, предвкушая, какое впечатление произведёт это на друга детства.

– Вовку, что ли? – воскликнул Игорь Иванович, хотя почему-то совсем не удивился и Калинский был ему безразличен.

– Летом в Сухуми. Идёт по набережной, рубашка до пупа расстёгнута. Он, думаю, или нет? Обежал квартал и опять навстречу. Извините, говорю, ваша фамилия Калинский?

Он как глянул на меня, так и узнал.

– Сразу узнал? Надо же!

Даня недовольно засопел:

– Ты ведь тоже узнал. Меня сразу узнают.

И – больше ни слова об этом. Медленно альбом перелистывал. На некоторых снимках задерживался подолгу, спрашивал отрывисто, кто это. Игорь Иванович волновался: в середине были карточки Витюни. Уж на них-то Даня непременно обратит внимание! Маленькие, глубоко посаженные глазки глядят с вызовом, редкие волосы аккуратно начёсаны сзади на лысеющий лоб… Не хотелось ему говорить о сыне. Стыдно было за его неудачливость – будто его, Игоря Ивановича, вина в этом. Видит бог, он сделал всё возможное, чтобы на твёрдую землю поставить начитавшегося романов мальчишку. Увы…

До середины, к счастью, Даня не добрался – позвали обедать. За столом он оживился. Расспрашивал Зою о школе, о её первом самостоятельном уроке. Игорь Иванович наполнил рюмки.

– Игорь! – красноречиво произнесла Лидия.

– Мать, сегодня можно! Сегодня такой день – раз в тридцать лет бывает!

Зоя глянула на него с улыбкой. Он никогда не называл так жену – мать.

– А вы, простите, раньше в драматическом работали? – спросила Лидия.

– Да, – с нежеланием сказал Даня. – В драматическом.

Оглядев стол, положил салата. «Влезла», – досадливо подумал Игорь Иванович. Ему хотелось, чтобы больше Зоя говорила, но дочь по обыкновению помалкивала.

– А помнишь, как ты… – засмеялся вдруг Даня, и руки его замелькали, будто подкидывая что-то. – Цирк к нам приехал, – весело объяснил он женщинам. – Все, естественно, артистами заделались. Пацаны! Я и клоуном был, и фокусником… Чёрт знает кем! А он – жонглировал. Здорово получалось! – восхитился и искренне удивился Даня – это через пятьдесят-то почти лет! Затем пытливо посмотрел на Римму: – Фокусы любишь?

– Фокусы? – Она подумала. – Это когда обманывают?

Не отвечая, Даня отъехал со стулом от стола, расстелил на ладони носовой платок и, положив монету, прикрыл её одним концом, другим, третьим… Римма недоверчиво следила. Даня взял двумя пальцами за краешек платка, взмахнул и – монеты как не бывало.

Римма аж привстала.

– Как вы?

– Видишь! – закричал Даня. – Видишь! А ты говоришь – обман! Была копейка, хоп – и нету!

Игорь Иванович незаметно погладил под столом живот. С непривычки водка пошла плохо, и, хотя ещё не болело, чувствовал: сейчас, сейчас… Он встал и неспешно, точно прогуливаясь, направился в кухню.

Сев на табурет, привалился боком к холодному корпусу газовой плиты. Не надо было пить. Всё хочет доказать что-то. Зачем? Даня приехал и уехал…

Его мутило. Игорь Иванович налил в стакан немного воды, пожал лимона и выпил маленькими сосредоточенными глотками.

Может, не ходить к Викторову? Но там будет Деркач, Игорь Иванович непременно должен увидеть его и разрешить наконец недоразумение. Конечно, недоразумение! Доброе отношение к нему Маргариты Горациевны Штакаян, непримиримого врага директора Панюшкина, лучше всяких слов доказывает, что он ни в чём не повинен. Просто не повезло. Председатель группы народного контроля был в отпуске, и к нему как к заместителю явился Деркач с просьбой разобраться, каким образом в протоколе заседания учёного совета оказались лица, на заседании не присутствовавшие. Налицо явная подтасовка. «Вы правы, – подумав, твёрдо согласился Игорь Иванович. – Именно подтасовка». Разговаривая с Деркачом, он и сам как бы внутренне подтягивался, делался сосредоточен и деловит.

Боясь растерять эту суровую решимость, немедленно отправился к Панюшкину. Тот принял его с простецкостью, в кресло усадил, осведомился, как его ноги. Когда же польщённый и растерянный Игорь Иванович попытался заговорить об учёном совете, махнул рукой. «Перестаньте, Игорь Иванович! Ну, что я, ребёнок, что ли? Мнение всех этих людей выяснено методом опроса. Иначе они первые потребовали б объяснения. Разве нет?» «Да, в общем-то… – пробормотал обескураженный Игорь Иванович. – Я ведь тоже не по своей инициативе. Общественная работа, так сказать». Панюшкнн сочувственно вздохнул: «Понимаю! Ох, как я понимаю вас! И – соболезную».

А вот Деркач понимать и соболезновать отказался. «Мне жаль вас, Черюмов, Пожилой человек, а…» – не договорив, глубоко и грустно поглядел в глаза Игоря Ивановича, повернулся и медленно зашагал прочь– сутулый, высокий, с шишковатым затылком.

Так и не объяснились. И хотя ушедшему на пенсию Игорю Ивановичу было теперь вроде бы всё равно, что и как думает о нём этот человек, чувствовал себя неспокойно. Зачем оставлять недоброжелателей за спиной!

К семи у Викторова собрались все, только Деркач запаздывал. Вечер был тёплым, но он, появившись наконец, выглядел так, словно пришёл с крепкого морозца. Игорь Иванович слегка придержал его холодную руку и – показывая на Даню:

– Друг юности. Больше тридцати лет не виделись.

А сам чувствовал: и выражение лица, и тон неприятны Дане. И зачем это «больше тридцати»? Ведь в пятьдесят шестом хоть мельком, но виделись.

Первый тост сказала Штакаян. Она поднялась на своих тоненьких ножках, но выше не стала.

– Не болей, Сенечка, – ласково попросила она. – Будь таким же умницей, талантливым таким же. Таким же добрым. Ещё много-много лет, хорошо?

Игорь Иванович видел, как просияло Данино лицо и как он с благодарностью коснулся своей стопкой рюмки Штакаян. Надо бы рассказать ему об этой замечательной женщине, с которой у него, между прочим, прекрасные отношения.

Дане, однако, не до него было. Он уже со всеми перезнакомился, ухаживал за женой Деркача Наташей, спорил с Фёдоровым… Мужчины, шумно отодвинув стулья, отправились курить.

– Ты совсем не закусываешь, – вполголоса напомнила Лидия.

Игорь Иванович рассеянно посмотрел на неё, поднялся и тоже пошёл на кухню.

Даня и Деркач стояли отдельно. Маленький и толстенький Даня торопливо прикуривал от зажигалки Деркача. Затянувшись, вновь заговорил, зажестикулировал. Деркач внимательно слушал. Помешкав, Игорь Иванович приблизился.

– Вы просто боитесь делового человека! – сердясь, говорил Даня. – Неудивительно – мы все его боимся. С одной стороны – порядок нам подавай: чтоб поезда не опаздывали, чтоб очередей не было, чтоб… Да всё, всё! А с другой – упаси бог тронуть нас лично.

– Именно так, – спокойно подтвердил Деркач. – Ко какой вывод следует сделать из этого?

– Только один: не бояться человека дела. Он нас за уши из грязи вытягивает, нам больно, и мы вопим благим матом, а надо бы помогать ему.

– Надо, – опять согласился Деркач. – Но мы ведь не будем. Не привыкли. Да и ушей жалко – вдруг оторвут!

– Вы пессимист! Вы… – он попытался затянуться, но сигарета погасла.

– Да, я пессимист. Я не верю в спасительную силу личности, какой бы значительной она ни была. Что? – спросил он, глядя на трогающую его руку Дани.

– Эту… Зажигалку! Мы о разных вещах говорим. Всё дело в тенденции. – Он быстро прикурил. – А тенденция такова, что число этих людей растёт.

Все ушли, а они продолжали спорить. Хорошо бы, подумал Игорь Иванович, встать на чью-нибудь сторону. Лучше – Деркача. Даня всегда любил, когда человек имеет своё, отличное от его, Даниного, мнение.

Пока он раздумывал и примеривался, вошла Наташа:

– К столу зовут.

Умолкнувший Даня глядел на неё с восхищением:

– А мы и здесь с вашим мужем не скучаем.

Наташа улыбнулась.

– Но там требуют мужчин, – она коснулась взглядом и Игоря Ивановича.

– В таком случае мы вынуждены подчиниться, – и Даня галантно распахнул дверь. – Прошу!

Игорь Иванович поплёлся следом. У него было премерзкое ощущение, что не Даня в его компании, а он – в Даниной.

– Вы что-то скучаете? – спросила подсевшая к нему Штакаян. На её худом и маленьком лице светились огромные глаза. – Как вообще вы живёте?

– Спасибо, хорошо. Вот ноги только…

Она с сочувствием наклоняла голову. Больная, одинокая женщина… Он всегда знал это, но только сейчас осознал вдруг, какая ужасная старость ждёт её.

– Друг юности, – и кивнул на танцующего Даню. – Были когда-то и мы рысаками.

Она не отвечала…

– Даниил! – крикнул он через весь стол. – Помнишь Марусю Завгороднюю?

– Как же! – неожиданно охотно отозвался Даия. – В углу жила. Ты в неё по уши был!

Все засмеялись и повернулись к Игорю Ивановичу. Он с лукаво-таинственным видом поднёс к губам рюмку.

– Так, так, – подыгрывая ему, протянула Лидия, и все снова засмеялись.

– А что! – сказал Игорь Иванович. – Были когда-то и мы рысаками. Помнишь? – спросил он Даню и по-жонглёрски заиграл руками.

– Не забыл? Может, покажешь?

– А почему нет? Ну-ка! – браво сказал он и, поднявшись, оглядел стол. Принялся осторожно выбирать ложки и вилки. – Пардон, – приговаривал, – пардон.

Никто ничего не понимал.

– Зачем вам, они же не серебряные? – сострил кто-то.

Не отвечая, Игорь Иванович вышел на середину комнаты. Взял в одну руку три вилки, в другую – две ложки. Подумав, одну вилку отложил. Затем принял позу и несколько секунд примеривался. Всё же он захмелел… Не надеть ли очки?

Наконец решился, подкинул, и сейчас же всё попадало – одну лишь ложку успел поймать.

В комнате одобрительно, загудели. Он торопливо подобрал всё, начал заново, и опять всё попадало. Ещё раз – и снова неуспех. Все смеялись, но с каждой новой неудачей смех делался всё напряжённей.

– Хватит, Игорь Иванович, мы вам верим.

Возраст, Игорь Иванович…

– Игорь! – голос Лидии, тревожный, напоминающий.

А он, сжав губы, опять поднимает вилки и ложки, опять подкидывает их, роняет, поспешно собирает с пола и снова подкидывает. Ему жарко, он, не останавливаясь, расслабляет галстук. Хочет расстегнуть верхнюю пуговицу, она не поддаётся, он тянет воротник, и пуговица отлетает. В голове горячо пульсирует кровь – всё звонче, звонче… Тогда он берёт третью, отложенную было вилку и пытается работать пятью предметами Он уже не различает слов – лишь деланный смех да успокаивающие голоса. Струйка пота скатывается по лбу, в глаз попадает. Он мотает головой.

– Игорь, дай, я теперь!

Прямо перед ним – широкое Данино лицо с обеспокоенными глазами. Отодвигает Даню рукой и начинает снова, но на сей раз падают все вилки и ложки. Игорь Иванович хочет поднять их, но Даня опережает его:

– Сейчас моя очередь!

Игорь Иванович стоит и тупо смотрит на него с колотящимся сердцем.

– Позабыл, – бормочет он и пытается улыбнуться – Без тренировки…

А Даня уже делает что-то с вилками и ложками, у него тоже не получается, и все облегченно смеются.

Остаток вечера Игорь Иванович смирно просидел на диване. Ему хотелось домой, но когда начали расходиться, Даня опять разговорился с Деркачом, жаловался, что у них в театре не разрешили спектакль, который здесь, в Светополе, спокойно идёт: прямо отсюда поедет в Москву отвоёвывать.

– Ханжи! – ругался Даня. – Детей, видите ли, нужно не развлекать, а воспитывать.

Игорь Иванович слушал, отрешённо глядя на дверь. Ему Даня не рассказывал этого.

И по дороге домой, и дома отмалчивался – ждал, пока вдвоём останутся.

Лидия постелили гостю на диване. Даня сладко зевнул:

– Трудный завтра день у меня…

– Дел много?

Даня, не расслышав, повернулся к нему.

– Дел завтра много? – с участием повторил Игорь Иванович.

– Ужас! – мечтательно произнёс Даня.

Не вставая с дивана, снял пиджак, галстук, расстегнул рубашку. А Игорь Иванович всё не уходил. Не мог уйти, не объяснив того важного, без чего Даня не сумеет понять его жизни. Завтра уедет, и кто знает, увидятся ли они ещё когда-нибудь. Вот только что объяснять? Может, рассказать о Витюне? Он должен понравиться Даниилу…

Глаза гостя посоловели.

– Устаёшь? – сочувственно сказал Игорь Иванович.

– Что?

– Устаёшь, говорю? Возраст-то не тот уже.

– Да чёрт его знает! Я всегда уставал, – засмеялся Даня.

Кряхтя принялся стаскивать через голову рубашку. Шёлковая майка крепко обтягивала розовое тело.

Игорь Иванович поднялся…

Заснуть не мог долго. Перед ним стояло, как, елозя по полу, подымает он вилки и ложки, подбрасывает их, а они снова беспомощно падают. Опять начинает, колени дрожат, лицо мокро и красно. Все смотрят на него.

Напрасно всё же не рассказал он о Витюне. Напрасно! Кому-кому, а Даниилу он пришёлся бы по душе.

Игорь Иванович повернулся на спину и некоторое время прислушивался: не раздастся ли храп Дани? Затем осторожно откинул одеяло, сел на кровати.

– Куда ты? – спросила Лидия.

– Сейчас.

– Тебе плохо?

– Не плохо мне, спи!

Не нашарив в темноте тапочек, босиком пошёл. Только бы не заснул! Аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Не спишь?

Даня не отвечал. Игорь Иванович шагнул к дивану, шею вытянул и услышал ровное дыхание. Постоял немного и побрёл на кухню. Под дверью в комнату молодых длинно светилась щель – Зоя занималась. Или Максима ждала?

Не зажигая света, глядел Игорь Иванович в тёмное окно. Ногам стало холодно. Он вспомнил, что он босиком.