Русская непролазность

№ 2024 / 46, 29.11.2024, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ

 

 

Есть одна особенность у русских художников, которая вырастает, как я понимаю, прямо из глубин их души. Они смертельно боятся безусловно красивого, ухоженного, торжественно принаряженного в пейзаже, да и не только в пейзаже. И в человеческом облике порой любят какую-то ассиметрию, странность, неприглаженность. Но в пейзаже – это особенно заметно.

 

Александр Иванов на знаменитом холсте «Аппиева дорога при закате солнца» (1845) умудрился изобразить итальянский пейзаж (а для русского сознания он обычно верх роскошной и цветущей красоты) в образе бесконечно сухой, буроватой, потрескавшейся до затверделой корки дороги с остатками древних надгробий по краям. Подсвеченная желтоватым закатом эта пустынная дорога выглядит на редкость красиво. Опять-таки на российский вкус. Кто-то пройдёт мимо с удивлением.

И после Иванова появлялись такие чудаки, которые подхватили этот мотив – скудного, почти безвидного, какого-то исчезающего, как морок, пейзажа. Как там у Тютчева? «Эти бедные селенья, эта скудная природа». Всё то же через годы и века. Взгляните на «Просёлок» Саврасова (1873).

 

 

Как жалко выглядят эти поникшие у размытой просёлочной дороги вётлы, и как странно резонируют они с русским представлением о «тихой», грустной, исчезающей на глазах красоте. С этой «безвидностью», когда на полотне почти «ничего нет», – часто соседствует ещё и какая-то тревожащая душу непролазность изображённого уголка. Зимой, осенью, весной, да и летом после дождя к нему не подойти. Остаётся удивляться, как художник его живописал. Тут можно вспомнить опять-таки невероятный саврасовский пейзаж «Лунная ночь. Болото» (1870).

 

 

Вспоминается мне и талантливый современный российский пейзажист, патриарх живописи Николай Тужилин, который в своих пейзажах смешивает полную сельскую «безвидность», эти уходящие в черноту и коричневу обветшалые и покосившиеся избы, с ощущением какого-то затуманенного воздуха, наполненного снегом, моросью и печными дымами.

 

 

 

В подобных образах, видимо, отражается какая-то постоянная «смута» русской души, её внутренняя хаотичность и затаённая страстность, непризнание «простых» ответов популярного ныне искусственного интеллекта на «проклятые» вопросы бытия.

Недавно увидела чудесный зимний пейзаж одного из лучших художников своего поколения – Виктора Попкова, начинавшего вместе с живописцами «сурового» стиля. Изображён вид на «столовку» в Тарусе, как мне подсказали знающие люди. Красивый, тонкий, ажурный из-за хрупких тёмных ветвей в центре и по бокам листа пейзаж, но бог мой, какие непроходимые снежные заносы! Как подобраться к этому месту встречи!

 

 

А вот передо мной целый цикл современного художника Анатолия Петушкова «Образы русской провинции», писавшийся все последние годы. И что же?

Опять эта цепляющая, очень узнаваемая, в природе и в глубинах русской души торжествующая «непролазность. В первую очередь, это, конечно, непролазность и непроходимость дорог – по осенней слякоти, после весеннего таяния снега, зимнего снегопада и летних бешеных дождей. Одна картина так и называется «Русская дорога после дождя» (2014). Изображено летнее поле и совершенно непроходимая, размытая, вязкая глинистая почва посредине. И ведь правильное художник нашёл название! Это именно «русская» дорога. Едва ли где-нибудь ещё в мире найдётся даже не просто такая дорога, а такой живописец, который столько души и грустного смущения, пополам с необъяснимым любованием, – вложит в этот пейзаж!

 

 

Есть в этой серии работа масляной пастелью «Ивантеевка. Зима моего детства» (1998), где мне видятся какие-то истоки этой необъяснимой и странной любви. Перед барачного типа домами снежный ковер, который простирается «по всей земле» и «во все пределы», так что две человеческие фигурки ещё неизвестно как выберутся из этой непроходимости сугробов. Грустно? Но ведь и весело! Сочетание несочетаемых чувств, столь любимых несравненным нашим лириком Фетом. Да и вообще почему-то абсолютно внятное для русской души!