Самопожертвование
История гибели Марины Цветаевой
№ 2024 / 33, 30.08.2024, автор: Нина ТУРИЦЫНА (г. Уфа)
Если Пушкин – это стихия и форма из французского языка, Лермонтов – из английского, то Цветаева – из немецкого, первого из её языков, потом – русский и французский.
Цветаева не понята ни современниками, ни во многом и нами, наследниками. Потому что быть её наследником не удалось никому. Когда её, как обычно, ставят рядом с Ахматовой, это – не рядом. Ахматова – классически совершенна. А что такое классика, по определению? Образец. Стало быть, рамками данного ранее образца – ограничена. У Цветаевой – безграничность. Да, порой выходящая за рамки хорошего вкуса. А, может быть, раздвигающая эти рамки. Она одинока на той вершине, которую позволяет и даже навязывает гениальность, сочетающаяся с полной безоговорочной бескомпромиссностью. Здесь она так же одинока, как веком ранее был одинок Лермонтов – единственный из русских поэтов, с кем её можно сопоставить.
Вопрос смерти, этой главной непоправимости бытия, мучил её всю жизнь. Весьма недолгий период, в 11-12 лет, она была верующей, находясь в католическом пансионе Лозанны. Следующий, протестантский пансион в Фрейбурге сделал её окончательно неверующей и даже протестующей – простите невольную тавтологию – против веры, настолько атмосфера его была чужда её натуре. В 16 – вставила в киот портрет Наполеона. В письме к Розанову от 7 марта 1914 пишет:
«Я скажу Вам одну вещь, наверное, для Вас ужасную: я совсем не верю в существование Бога и загробной жизни».
Этим же мотивом проникнуты многие её стихи 1920-х. В «Поэме конца» (1924) сказано и вовсе резко: «Паром в дыру ушла пресловутая ересь вздорная, именуемая душа». Цветаева говорит: «В самоубийстве тело – главный герой, то есть только телу бывает страшно». На два главных самоубийства – Есенин (1925) и Маяковский (1930) – Марина Ивановна откликнулась циклом из 7 стихов, где не понято ничего. Что не удивительно: Есенина она видела мельком в мае 1922 в Берлине и ничего о нём не знала. Хотела написать поэму, просила Пастернака сообщить ей самые минимальные сведения: когда и где родился. Поэма не вышла, материала не было. Маяковский, коего знала, тоже был ею не понят, мотив суицида виделся Марине Ивановне в его общеизвестном «Любовная лодка разбилась о быт»:
И полушки не поставишь
На такого главаря.
Лодка-то твоя, товарищ,
Из какого словаря?
Фуражечку б на бровишки
И – прощай, моя джаным.
Правнуком своим проживши,
Кончил – прадедом своим.
Поэт будущего осуждён ею за дворянско-вертеровский жест и, стало быть, у неё таких мыслей не должно даже возникнуть. Но о смерти – думала (3.5.1913):
Идёшь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала тоже.
Прохожий, остановись!
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай.
Легко обо мне забудь.
И в том же 1913:
К вам всем – что мне, ни в чём не знавшей меры,
Чужие и свои?! –
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
За то, что мне прямая неизбежность –
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
– Послушайте! – Ещё меня любите
За то, что я умру.
Потом, в 1920, отношение к смерти становится совершеннейшим реализмом:
Смерть – это нет.
Нет – матерям.
Нет – пекарям.
Выпек – не съешь.
Смерть – это так:
Недостроенный дом.
Недовзращённый сын.
Но о суициде – не возникало! После окрыляющей похвалы М.А. Волошина на первую её книгу («Вечерний альбом») сдержанная от Гумилёва на вторую («Волшебный фонарь») вызвала дерзкий ответ: «Я не из Цеха, я сама!». Да, она сама и её дом, купленный ей отцом в 1913, который А.Н. Толстой назвал за бесшабашное веселье «обормотником», стал центром кружка почитателей её таланта. И первая любовь (май 1911), Сергей Эфрон, которому уже в октябре она «в вечности жена, не на бумаге», а в январе 1912 с ним обвенчана, и дочь Ариадна, радость и гордость – такой талантливый ребёнок! – всё обещает счастье на всю жизнь. Её лучший в мире муж, почти мальчик, ещё не окончивший гимназию, к которому она питает лучший вид любви, описанный потом Пастернаком в его романе – смесь женской и материнской, станет потом причиной всех бед и виновником гибели семьи. А все его лучшие качества – честность, фанатичная преданность, мягкость и душевная деликатность – о которых писала в октябре 1911 Марина:
Я с вызовом ношу его кольцо…
В его лице я рыцарству верна
Всем тем, кто жил и умирал без страху.
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы и идут на плаху.
станут ненужными для жизни. Для другой жизни:
Красных коней запрягайте в дровни.
Графские вина пейте из луж.
Продавайте на вес часовни.
Стойла – в соборы, соборы – в стойла.
«У меня нет будущего, нет воли. Мне кажется, лучше умереть. Если Серёжи нет в живых, я не смогу жить. Всё чужое. Мы с Алей такие брошенные. Зачем длить муку?»
Дочь не отдаёт в советскую школу : учиться новой орфографии? И сама демонстративно пишет по старой. Но не всё вокруг чуждо: есть рядом театр (будущий им. Вахтангова), Завадский (письмо Сергея Волошину 1923 об этом увлечении: застаёт их в свой краткий тайный приезд), даже четыре пьесы написаны для него; близкий духовно Владимир Алексеев (про него особенно грустно – уехал в 1919 на Украину и пропал, бесследно), всё, что сохранилось о нём – только из «Повести о Сонечке». Дружба с женой Скрябина Татьяной Феодоровной Шлёцер, и дружба дочерей, обе Ариадны. И одновременно бессмысленная работа в Наркомнаце («Мои службы»). Сестра Аля в голодном Крыму. Марина умоляет Илью Эренбурга, знакомого ещё по дому Волошина, при его отъезде заграницу в июне 1921, найти там Серёжу, он с декабря 1917 в Добровольческой армии. Читает свой цикл «Лебединый стан» (1917–1921) красноармейцам. Они в восторге – думают, это их доблесть восхвалена. Но Сергей о Ледяном походе (80 дней, 1000 км, Ростов–Екатеринодар, 40 боёв, погиб генерал Корнилов): И кто мы были: герои или душегубы? И те, и те.
На кортике своём: Марина –
Ты начертал, встав за Отчизну.
Была я первой и единой
В твоей великолепной жизни.
Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.
(1918)
Пал без славы
Орёл двуглавый.
– Царь! – Вы были неправы.
Помянет потомство
Ещё не раз –
Византийское вероломство
Ваших ясных глаз.
Ваши судьи –
Гроза и вал!
Царь! Не люди –
Вас Бог взыскал.
(1917)
Плохо сильным и богатым,
Тяжко барскому плечу.
А вот я перед солдатом
Светлых глаз не опущу.
С 18.1.1918 до 7.21 нет известий о муже. Наконец летом 1921 письмо. И – сразу потоком – цикл стихов Марины «Благая весть»:
Жив и здоров!
Громче громов
Как топором
Радость!
Проигравший – самый беззащитный. Она с юности против формулы «Победитель всегда прав». Упал – прав! С 15.5.22 по пути в Чехию – Берлин, 77 дней. Роман с Абрамом Вишняком («Чувствую себя Вашей, как никогда ничьей»). Она написала Пастернаку на его «Сестра моя жизнь», а он на её «Лебединый стан». Огромное счастье – найти равного себе. И ещё умного критика – Александра Бахраха. Через Пастернака начинается переписка с Рильке, первым поэтом Европы.
Чехия. Наконец семья воссоединилась. Ей приходится рассказать о гибели 2-летней Ирины. И тут же: У нас обязательно будет сын! Однако впервые Марина без вечной преданной няни. Быт организовать категорически не умеет. Их без конца выгоняют хозяйки, вплоть до вызова полиции, за тот бедлам, в который она превращает арендуемое жильё. Картина рождения Мура впечатляет. Её нам оставил врач-акушер, пришедший 1 февраля 1925 в день рождения Мура:
«… обстановка была такова: один угол занимали книги, лежавшие плашмя друг на друге до потолка, другой угол был занят грудой мусора».
Вообще, ведро с мусором, стоящее и посреди комнаты, фигурирует во многих воспоминаниях о Цветаевой. Марина с папиросой в зубах (а курит она с 17 лет), встретила его улыбкой: «Вы опоздали, я только что родила». По поводу Мура. Александра Захаровна Туржанская: Мур – сын Сергея Эфрона, по датам. По фото – похож на Константина Родзевича в его детстве. Сергей принял без оговорок как сына. Но все знают благодаря стихам Марины про её страстный роман с Родзевичем.
«Поэма горы» – написана за несколько дней января 1924. Петршин холм – место для чешских влюблённых святое. Для Марины – символ. Как и сам Родзевич. «Она меня выдумала». Никогда не писал, не давал комментариев: «Читайте Цветаеву. Она сказала лучше меня». Да, сказала ещё в «Повести о Сонечке»:
«Володечка, знаете, для чего существуют поэты? Чтобы не стыдно было говорить самые большие вещи».
Потому Родзевич молчит. Марина – говорит. Своим любимым enjambement:
Достаточно дешевизн.
Рифм, рельс, номеров, вокзалов.
Любовь – это значит жизнь?
Нет, иначе называлось
У древних. Итак, лоскут
Платка в кулаке как рыба.
Так едемте. – Ваш маршрут.
Ад, рельсы, свинец. На выбор.
Когда женщина любовь приравнивает к смерти – это пугает.
Нам, птицам безвестным,
Челом Соломон
Бьёт, ибо совместный
Плач больше, чем сон.
И в полые волны
Мглы – сгорблен и равн –
Бесследно безмолвно
Тонет корабль.
(1.2. – 8.6.2024).
Так заканчивает поэму Марина. В ней – перекличка с Маяковским, невольная:
Вы думаете: любовь –
Беседовать через столик?
Часочек – и по домам?
Как те господа и дамы?
Любовь – это значит… – Храм?
Дитя, замените шрамом.
«Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» (1928):
Любовь – это с простынь, бессонницей рваных
Срываться, ревнуя к Копернику.
Его, а не мужа Марьи Иванны
Считая своим соперником.
А у неё – «Попытка ревности» (1924):
Как живётся вам с простою
Женщиною? Без божеств?
С пошлиной бессмертной пошлости…
Как живётся вам с любою…
Как живётся вам с подобием –
Вам, поправшему Синай!
Как живётся вам с чужою, здешнею…
Как живётся вам с товаром
Рыночным?
После мраморов Каррары
Как живётся вам с трухой…
С женщиною без шестых Чувств…
Как живётся, милый,
Тяжче ли. Так же ли,
Как мне с другим?
Родзевич однажды пресёк разговор неблагосклонным отзывом о Цветаевой. И больше никогда о ней не говорил. А труха – это Мария, дочь Сергея Николаевича Булгакова, того самого, с картины Нестерова «Философы».
Запись от 5.12.23 в её черновой тетради «Тезея»:
«Жизнь моя в жизни, т. е. в днях и местах не удалась. Думаю, 30 летний опыт (ибо не удалась сразу) достаточен. Причин несколько. Главная в том, что я – я. Вторая – ранняя встреча с человеком из прекраснейших прекрасным, долженствовавшая быть дружбой, а осуществившаяся в браке».
Она даёт и литературное объяснение: «Ты первый Арлекин в жизни, в которой не счесть – Пьеро». В итальянской commedia dell’arte Арлекин хитрец, умеющий выходить из самых трудных положений (что и доказал потом своею жизнью), Пьеро – простак, даже глупец. Кто на сцене был Пьеро в те годы? – Вертинский. В Шанхае в таком беспроигрышном бизнесе, как ресторанный, он сумел прогореть!
Что ж, Родзевич, хоть и важный, но всё же эпизод, закончился. Увы, с Рильке не случилось даже встречи: сгорел от быстротечного рака крови 26 декабря 1926. Остались двое главных мужчин её жизни: муж и сын. С 8- месячным Муром переезжают в Париж: там русская диаспора, там больше возможностей печататься. А главное, у Сергея закончилось выдаваемое правительством Томаша Масарика «иждивение». Жить в Чехии не на что.
Париж. Сергей – член редколлегии журнала «Своими путями». Там же – Марина, с 7.1926 – журнал «Вёрсты». Оба в редакции. Русский демократический студенческий союз. Евразийство. Отзыв митрополита Антония (Храповицкого): «Это – современные Хомяков, Киреевский, Аксаковы К.С., И.С». Установлено, что с 1931 служит в ОГПУ. Искренне или из выгоды служить злу – что это меняет? Однако она в журнале «Русские записки» и «Современные записки» зарабатывает 600-800 франков, он получает от органов 1500-5000 франков. Сергей тоскует по России, он в «Союзе возвращения на родину». Там разные кружки, хор, оркестр. Марина ему: Той России – нет! Он ей: Ты мещанка, не способная понять время.
НО! Умна-то как раз Марина. Задолго до них всех поняла жуткую суть коммунизма. Мур потом в дневниках пишет о бесконечных ссорах и скандалах в семье. Сергей уже живёт на два дома. У него есть любовница, и, м.б., не одна. В июне 1935 – Антифашистский конгресс. Так надеялась увидеть Пастернака. Но это была – невстреча. Поговорить по душам не получилось. Аля уже в Париже отошла от неё. Любит отца, верит ему. В марте 1937 уехала в СССР, пишет письма о прекрасной жизни в стране Советов. 4 сентября убит Игнатий Рейсс. Дмитрий Сеземан (друг Мура) пишет: у С. Эфрона благодушное удовлетворение по Рейссу. Сначала это не взволновало французскую полицию: волки от испуга скушали друг друга. Однако была установлена связь с похищением Евгения Карловича Миллера, царского генерала. Аресты. Сергей скрылся, буквально выскочив из такси. Шофёр – Родзевич. Те, кто ранее подозревал мужа Цветаевой, теперь удостоверились. Ей везде отказывают, на литературные вечера не приглашают. Эмигрантская пресса называет Эфрона «злобный заморыш, тёмное насекомое, делец, их газета «Евразия» стала на путь большевизма, они готовы ордами залить Европу, они издеваются над европейской культурой». Она начинает понимать: если добровольно не уедет, то увезут в СССР. В 1917 она писала: «Буду ходить за Вами как собака». В 1938: «Вот и пойду как собака». Она плачет: неизбежно всё. После его бегства подаёт прошение о возвращении. М.б., ей приказали. 16.6.1939 отправляются из Парижа в Гавр.
Сергей Эфрон провалившийся агент. Отработанный материал. Аля арестована первой. Август 1939. Следом муж. Сестра Анастасия и её сын Андрей давно были в лагерях. Остался последний, любимый до безумия Мур – Георгий Эфрон. Ему 14. Он красив, талантлив, умён. Он, поначалу веривший отцу, быстро понял про жизнь в СССР. В 1936 вышла книга «Возвращение из СССР» его любимейшего писателя Андре Жида, чей роман «Фальшивомонетчики» (1925) он увёз с собой в Москву и перечитывал. Здесь он не имел возможности даже идти в школу, в 9-й класс. Она писала отчаянные письма Фадееву, его заму Павленко – не столько о себе, сколько о сыне. Что он без конца болеет, что, не имея пристанища, он сменил уже 8 школ, и несмотря на это, учится хорошо (она особенно подчёркивала этот момент). В Елабуге ему предлагают только место ученика токаря. Он согласен и на это. Марина Ивановна хочет для него другой судьбы. Она уже ничего для него сделать не может. И тогда ей, как когда-то перед приездом в СССР, мечталось, что её примет Пастернак, и они будут жить на его даче в Переделкине (он же имеет 5 комн. квартиру в Москве, в Лаврушинском), так теперь ей, загнанной, боящейся, что могут взять как ЧСИР, представилось единственным выходом отдать сына в семью обласканного советского поэта-вельможи Николая Николаевича Асеева. Даже в эвакуации они купаются в довольстве, едят гусей, покупаемых на рынке – невероятная роскошь в военное время – за что получили прозвище Гусеевы. Она пишет ему письмо с просьбой усыновить Мура – ведь у них с женой, прославленной супругом-поэтом Окжемир (Оксана жемчужина мира) нет детей. Они богатая бездетная пара. Хорошо, что дальнейшее она уже не узнала. Мур пробыл у Асеевых… 10 дней. А потом они сдали его в детдом. Сохранились подлинные слова жены Асеева на просьбу взять к себе сына:
– Вот ещё! Сделала нам одолжение.
А Цветаева, решаясь на самый страшный шаг, делала его – для сына. Это было не самоубийство – это было самопожертвование.
Уфа–Керчь
Спасибо за статью. Хотелось бы чаще видеть на сайте Литературной России подобные материалы. Автор публикации неравнодушный к творчеству Марины Ивановны Цветаевой человек, что не может не вызывать уважения. Многие пишут без сердца, как “профессиональные журналисты”. Если говорить о приемниках, то Бродский многое взял у Цветаевой, в частности, в разработке поэтической строфы. Он и сам об этом не раз писал. Словом, последователи были и есть. Особенно в эмоциональном накале поэзии.
Нет ничего легче – судить о личной жизни кого бы то ни было: как вижу, так и пою.
Между тем, для самоубийц самоубийство, может быть, вовсе не “самый страшный шаг”, а самый желанный – жертвуют ли они собой во имя чего-то или кого-то, избавляются ли от мук, от душевной болезни…
Что до размышлений М. Цветаевой о смерти, прошедшим через всю её жизнь (если поверить автору), – и в стихах, и в эпистолярии, – то лучшими стихами тут мне лично представляются “Смерть у нас всегда в запасе, Жизнь у нас всегда в обрез”! – Не М. Цветаева.
Информация, конечно, любопытная – не всякому известны все эти подробности, однако всё же жаль времени, потраченного на чтение рассказа о “мусорном ведре посреди комнаты”, – всяко бывает, ну и что из того?!
Статью о Марине Цветаевой особо выделяю; пространно и со знанием темы.
Поэты / и поэтессы/, прямо скажем,, не от мира сего; они летают в демонических высотах…
Николай Рубцов такого же поля ягода; в бабаевской районной газете/мне там довелось трудиться/ он работал короткое время. Ему ли писать о механизаторах, доярках.
Суть в том, что судьба Цветаевой / как и Николая Гумилева/ оказалась сломленной разрывом эпох в истории России/ прежней- монархической/ и уже новой- советской.
Находились литераторы- приспосабливались.Она -нет- потому и погибла…
За материал благодарю.
Анатолий, судьба не бывает сломленной (от судьбы не уйдёшь, – говорят в народе).
Что до Н. Рубцова, то он-то как раз и писал о трудовом народе (и о доярках, и пастухах) – даже стихами:
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог…
Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
Добрый Филя живет.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой справедливый,
Даже нечего крыть…
— Филя, что молчаливый?
— А о чем говорить?
И к приспособленчеству это не имеет ни малейшего отношения.