Слэм с Достоевским
Рубрика в газете: Обновление крови, № 2018 / 32, 07.09.2018, автор: Владимир КОЧНЕВ (Пермь)
Немного фактов.
Биография Михаила Червякова как биография почти любого серьёзного поэта (или претендующего на серьёзность) изумительна, богата событиями и парадоксами.
Никогда не учился в литинституте или на филфаке. Гуманитарное образование отсутствует. Писать начал поздно. Родился и вырос в Липецке, в чернозёмной части страны, неподалёку от родины легенды отечественного рока Юрия Хоя… Как автор статьи, вынужден заметить, что никого больше оттуда не знаю. Был ли там кто-то ещё? Художники? Музыканты? Поэты?
Писать начал поздно, после 20-ти, и очень своеобразно получил поэтическую инициацию. Лет в 20 едва не умер от наркотических экспериментов (представим ванну, полную горячей воды, расширенные зрачки и тонкую сеть самых романтичных галлюцинаций), но очнулся, почувствовал дыхание музы. С тех пор муза не покидала его.
Через что проходит провинциальный парень, прежде чем выучиться писать стихи? С чего начинает свою литературную карьеру? Обычно в провинциальных маленьких городах живут полусумасшедшие и всеми забытые (по факту – никогда никому неизвестные) поэты или любители поэзии, в ней хорошо разбирающиеся. Если прорвёшься к ним на аудиенцию – получишь шанс.
Литкарьера раньше, в веке так девятнадцатом, начиналась с публикаций в местных газетёнках, журналах. Потом поэт ехал в Москву или в Питер, в редакции больших журналов, к крупным мэтрам, наносил визит Блоку или Клюеву (так, например, сделал Есенин). Михаил Червяков вышел на Андрея Родионова. Его литературная деятельность началась со слэмов.
Удивительно, но факт: поэзия конца нулевых и 10-х стала выходить из совсем уж узкого маргинального круга интеллектуалов и вырываться в слэмы, клубы, антикафе, фестивали. Причём относительно широко. Проекты «Вера Полозкова» – только вершина айсбрега. К слэмовым поэтам отношение со стороны профессионалов сложное и неоднозначное, однако заметим, что ряд ярких имён появился и здесь. Червяков один из немногих хороших поэтов на этом фронте. Будут ли ещё – скоро узнаем.
Итак пункт 1. Червяков – поэт слэмовый, поэт активно выступающий. Подобно начинающему рокеру в старые добрые времена, Червяков колесит по всей стране, давая концерты, выступления, останавливаясь на вписках своих поклонников и братьев по поэтическому цеху.
Разношёрстной околопоэтической публике Червяков нравится, хотя сомневаюсь, чтобы большая часть его стихов воспринималась адекватно. Червяков не Эзра Паунд, но всё же автор 21 века и его стихи достаточно сильно нагружены лексикой и метафорами. А читать их со сцены, чтобы возбудить вялых жующих людей в зале, и адекватно донести до них художественное слово – достаточно сложно.
Делает он это своеобразно и виртуозно, много жестикулируя, наклоняясь всем телом вперёд, приседая и т.п. Это такая смесь танца и движения. Особая техника, разработанная автором для общения с аудиторией. Червяков, повторимся, выходец прежде всего из слемов – в этом его уникальность.
Червяков популярен. Его знают в Ижевске, В Перми, в Липецке, В Москве. Аудитория небольшая, но есть. Поэт присутствует. Червяков харизматичен.
В различных сетевых и бумажных изданиях у Червякова выходят интервью одно за другим. Выходят также небольшие отклики на его творчество. Фигура и личность поэта, поставившего жизнь исключительно на поэтическую карту, готового выступать, выступать и выступать, привлекает многих, а вот подробно и развёрнуто написать собственно о его творчестве пока ещё никто не собрался.
Стихи эти разного формата и разного уровня. Червяков старается писать на разные темы, чтобы поймать разные аудитории. Похвально, конечно, но эффективно ли?
Один из сквозных образов – образ Христа, искажённого и изуродованного в современном обществе, поглощённом потреблением и удовольствиями.
Говоря иначе – стихи повествуют об уходе из жизни религии, о мёртвом христианстве. С удивительной пронзительностью для несостоявшегося батюшки (было и такое в его биографии – желание стать священником), Червяков повествуют об уходе человека от Бога, об уходе христианства из жизни.
Старческими пальцами фигурка создавалась,
Сминаясь вместе из разных цветов пластилина.
За дверью в рай, которая, как оказалось,
Была обитой дерматином.
И, по мере физического роста,
В её голове проектировались предметы:
Айфон, пылесос, Опель Корса,
Презервативы, холодильник, сигареты.
Но вскоре фигурка та ушла, хлопнув дверью.
Она теперь с земными мыслями в голове
И, в эффективность проповедей не веря,
Преспокойно жарит котлеты на заднем дворе.
Вспоминая, как «это» создавать было сложно,
Седовласый старик над творением плачет,
Ведь душу к телу подключить всё-таки можно,
Но только с потерей человеческих качеств.
МАКИ
Я знаю, что из маков, как символа благополучия,
Сегодня варят отличную черняшку.
Но при этом никак не вспомню, после какого случая
В Святой Грааль переименовали обыкновенную чашку.
И всего то нужно было – от Крещённого в водах Иордана
Несколько капель Его невинно пролитой крови,
Чтобы гектары цветов появились в районах Афганистана,
Где удачно с пальцами совмещаются лобные доли.
И пока надрезая головки, лезвием ножа ловя блик.
Один только сок чего стоит у этих растений,
По всему миру миллионы иконописцев писали Его лик,
А Он всё бредил о каком-то прощении.
Старая метафизика христианства нуждается в обновлении крови, в обновлении символики. Это то, что делал с религией (с религиозностью вообще, с разными конфессиями) Борис Поплавский, с христианством – Достоевский. То же, что сделал с буддизмом Виктор Пелевин и Ошо Раджниш.
В России уже есть как минимум один такой подобный по тематике поэт Павел Чечёткин, также несостоявшийся батюшка. Но о Чечёткине в другой раз. А сейчас вернёмся к Червякову.
АВТОБУС
Началу апокалипсиса предшествует затмение.
На столешнице порошок и разноцветное пойло.
Истинная жертва не может быть по принуждению,
Она приносится всегда добровольно.
Жарко! Так жарко стало, что аж горячо!
В магазинах манекены плавиться начинают.
Земля пошла трещинами, а вот и ещё:
Гляди, птицы, крича, прямо в небе сгорают.
И участники соревнования в поедании блинов
В финале сойдутся в одно и такое шоу покажут.
Это лучше, чем привезённые откуда-то дары волхвов.
А, интересно вот, сгущёнкой их помажут?
А ведь когда-то симбиоз младенца с Богом
Сочинил мелодию для шкатулки вечности.
А теперь от места распятия чуть поодаль
Из гроба Господня торчат конечности.
Спасенье есть, да только душа в него не верит.
Шорох щебёнки и чёрный дым по округе…
И автобус, что медленно в ад по дороге едет,
На котором табличка, а на табличке: ЛЮДИ!
Христианство – только верх айсберга. Другая часть творчества посвящена обывательству, простым людям. Червяков с упоением то ли раннего Ван Гога с его шахтёрами, то ли зрелого Василия Федотова с его бытовыми карикатурами, рисует картины и картинки жизни современной России, простых людей.
Такие стихи как «Свадьба » или «Автобус», иначе чем полотнами не назовёшь.
Здесь мы видим, что взгляд поэта пронизан чёрным скепсисом. Червяков стоит на почве социальной критики, пронизанной нигилизмом и метафизкиой. Жизнь обывателей, увлечённых сексом, наркотиками, потреблением и развлечениями, кажется ему отвратительной. Как это часто в России бывает, под шкурой панка скрывается Протопоп Аввакум, проповедник и моралист.
Есть и размышления о судьбе мужчины. Из стихотворения «Пассажир»:
Тут мужчина, всего добьётся сам.
Он в свои возможности верит.
И в кредит, за сколько-то там,
Где на конце… девять.
Да, в жизни не всё так гладко,
Бывают у судьбы капризы.
Но кровью измазанная прокладка
Ещё не повод выключить телевизор
Он вспомнил детство. И как во дворе
Из-за конфет приходилось драться.
Но, только вот то, что оказалось на дне,
Уже не имеет сил подняться.
<……>
и т.д. – быт простого мужчины-работяги, вкалывающего на заводе и приходящего после работы домой к жене и сыну, внезапно умирающего в трамвае.
Мало ли это для поэзии или же слишком много?
Не всякий рискнёт лезть в эти дебри – в описание жизней простых людей. Вспоминается Лианозовская школа с Генрихом Сапгиром и Холиным, У Александра Ерёменко были такие стихи про страну, но на своЙ манер, у иконы последних лет Бориса Рыжего есть парочка стихов о простых людях, но в основном Рыжий неотрывен от своего главного лирического героя-поэта.
Как и Холина, Червякова отличает злобная чёрная желчь. Мир воспринимается по-панковскому черно и по подростковому категорично.
Однако поэт Червяков – поэт большой реальности, он не пишет о выдуманном, высосанном из пальца, о чём любят повествовать «доморощенные поэты»
Подобно его земляку из Воронежа, Юрию Хою (также писавшему на достаточно широкий круг тем),
Червяков способен взять вполне бытовую тему (смерть простой женщины, встреча влюблённых или передоз) – и набить её метафизикой, подобно Урфину Джюсу, набивавшем волшебным зелёным порошком чучела изготавливаемых им солдат или зверей.
Стихи Червякова ещё и развлечение – их читать интересно (стихи, если честно, и должны быть интересны), они полны разнообразных ярких деталей и неожиданных сравнений и параллелей, никогда не можешь предсказать, куда сейчас выведет мысль автора, о чём будет следующая строчка. Они похожи на яркие цветные мультики. Это то, что требуется современной поэзии – цветные картинки, жизнь. Поэты часто, бывает, уходят в нравоучительство. В эзотерику.
Интересно будет следить за последующим развитием 33-го позднего поэта, за тем, куда приведёт его нелёгкая поэтическая судьба. Чего бы хотелось пожелать поэту, так это найти и светлые тона, вернее добавить их в свою чёрно-серую палитру. Разрушать и выражать скепсис часто хочется исключительно романтикам и подросткам, взрослые пииты могут и утверждать
что-то.
” Тут мужчина, всего добьётся сам.
Он в свои возможности верит.
И в кредит, за сколько-то там,
Где на конце… девять.”
Грандиозно. Нет слов. Как говорит мой сосед Василий Громов, ” я куею в вашем зоопарке!”. Один вопрос: девять ЧЕГО?