Смелость еврейского разведчика и писателя
Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 18, 14.05.2020, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Весной 1944 года советские войска взяли в кольцо Ковель. В окружении оказались семь немецких дивизий.
Казалось бы, для немцев всё уже было проиграно. Но никто сдаваться не собирался. Немецкое командование решило любой ценой Ковель удержать. Дело касалось не только спасения семи дивизий. Немецкие генералы отлично понимали, что со сдачей Ковеля для советских войск откроется прямой путь на Вислу и Польшу, а дальше – на Германию. На спасение окружённых солдат они бросили эсэсовскую дивизию «Викинги».
Почувствовав неладное, начальник разведки нашей 76-й дивизии Эммануил Казакевич послал в немецкий тыл группу Николая Ткаченко. Нюх не подвёл армейского разведчика. Группа Ткаченко обнаружила скрытное передвижение эсэсовцев, которые собирались нанести по нам свой контрудар.
Спустя два года Казакевич в два присеста набросал о своих разведчиках приключенческую повесть «Зелёные призраки». К слову, за перо он взялся не ради славы или высокой литературы. Всё было намного проще. Казакевич очень нуждался в деньгах. После демобилизации он с женой и дочками оказался без угла и средств к существованию. Спасибо сестре одного из бывших командиров Казакевича. Она на время уступила сослуживцу брата восемнадцатиметровую комнатушку в двухэтажном бараке в московских Хамовниках.
Почему Казакевич не сомневался в том, что приключенческая повесть «Зелёные призраки» могла принести ему деньги? Да хотя бы потому что он имел билет члена Союза советских писателей.
В Союз писателей Казакевича приняли перед войной. Но за что? За стихи, которые были сочинены на идише. На русском языке раньше писать он по многим причинам не решался.
Здесь надо сказать, что вся предыдущая жизнь Казакевича состояла из неординарных поступков. В отличие от многих своих сородичей он искренне поверил в то, что власть собиралась на Дальнем Востоке создать оазис для евреев, и в начале 30-х годов добровольно поехал в Биробиджан. С каким азартом молодой парень создавал один из первых в Еврейской автономной области колхоз! Позже с таким же азартом он занимался то стройками, то театром.
Когда началась война, Казакевич со своей страшной близорукостью был оставлен дома. Но он, обойдя многочисленные запреты, сначала пробился в народное ополчение, а потом в армию. Но и это не всё.
Если другие члены Союза писателей после призыва в армию заняли должности в основном комиссаров, политруков и военных журналистов, то Казакевич, не имевший никакого военного образования, полез в самое пекло и благодаря личной храбрости и аналитическому уму попал в дивизионную разведку, где смерть ходила за ним буквально по пятам.
К этому надо добавить, что Казакевич был евреем. А гитлеровцы, как известно, обещали всех евреев перевешать. И Казакевич прекрасно понимал, что могло бы стать с ним, попади он к немцам в плен.
Повесть о разведчиках «Зелёные призраки» Казакевич собирался за хороший гонорар предложить ведомственному журналу «Пограничник». Но перед этим он устроил читку в доме своего давнего приятеля – критика Даниила Данина.
И Данин, и его жена Софья Разумовская в писательских кругах слыли эстетами, которые не жаловали пафосную литературу. Да и на язычок они оба были остры.
Что сделал Казакевич? Он оставил в комнате Данина, а его жену под благовидным предлогом попросил удалиться на кухню. Получалось, что Казакевич изначально от Разумовской доброго отзыва не ждал. Но неужели Данин стал бы лукавить и хвалить халтуру?
Парадокс был в том, что Казакевич не за оценками заявился к Данину. Он хотел цинично обсудить с приятелем, как подороже продать свою повестуху. А Разумовская с её щепетильностью могла этому помешать.
Но утаить повесть от Разумовской не удалось. Слишком тонкой оказалась перегородка между комнатой и кухней. Слышимость была отличной.
Разумовская услышала повесть от начала и до конца и была потрясена. Выйдя к мужу с приятелем, она заметила, что такую вещь не стоило отдавать в ведомственные издания. Есть, сказала Разумовская, более серьёзные журналы, например, «Знамя». «Знамя» она назвала, видимо, потому, что сама там работала – как раз в отделе прозы.
Данин тут же поддержал жену. Правда, его смущало название: «Зелёные призраки». Вспомнив про позывной разведчиков, он предложил дать другой заголовок: «Звезда».
В «Знамени» первым повесть Казакевича прочитал критик Анатолий Тарасенков. Он был просто в восторге.
Уже 3 декабря 1946 года Тарасенков представил в редакцию свой отзыв.
«Эту талантливую повесть, – отметил он, – написал писатель-фронтовик, всю войну работавший в разведке. Можно об этом было бы и не упоминать, ибо сам материал вещи и то как она написана, говорят о прекрасном знании автором тех людей и тех обстоятельств, в которых им приходилось действовать. Повесть написана чисто, хорошо, лирично и я всецело за её публикацию в «Знамени». Мне кажется, нашему большому читателю будут по душе эти славные, скромные мужественные люди – разведчики. Несколько поправок (очень мелких) я внёс по ходу чтения в текст повести. Но ещё одну поправку должен, по-моему, сделать автор. Как-то неприятно звучит вся история с кражей крестьянских лошадей. Можно вполне обойтись без этой навязчиво-«реалистической» (в кавычках!) детали. Я бы просто настаивал, чтобы Казакевич сделал здесь купюру. Если он хочет дать несколько блатные черты у своего героя Мамочкина – можно найти другое средство. Нужны ещё некоторые мелкие поправки. На стр. 18 надо как-то изменить место о письмах матери, сделать это тоньше, тактичней. На стр. 34 не надо давать рукоприкладствующего Травкина. Это, во-первых, не очень вяжется с его волевым сдержанным характером, а во-вторых надо учесть, что есть строжайший приказ Главлита подобных вещей в Красной Армии ни в коем случае не показывать. За всем тем вещь хороша, тонка, удачна, она волнует своей правдивостью. Её трагизм – волевой, оптимистический, с ясным сознанием великой цели, ради которой отдают свои жизни прекрасные советские воины-разведчики. Можно дать повесть Казакевича в номер 2, 1947 года» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 34, л. 25).
К этому мнению присоединились и другие члены редколлегии «Знамени». Но последнее слово оставалось за главным редактором журнала Всеволодом Вишневским.
10 декабря 1946 года Тарасенков написал шефу:
«Всеволод!
Посылаю повесть Эм. Казакевича «Звезда», за которую единодушно проголосовали Н.Тихонов, Л.Тимофеев и я. У нас был ряд редакционных поправок идейного и художественного порядка. Все они учтены автором и редактором (С.Разумовской) и теперь перед тобой исправленный и перебеленный текст. По-моему, это сильная вещь, в обаятельных обликах советских воинов автор увидел близких себе и родных людей. Поэтому трагизм ситуации не звучит мрачно, – жизнь, борьба продолжаются. В этом смысле концепция вещи Казакевича родственная «Разгрому» А.Фадеева, твоей «Оптимистической трагедии», «Чапаеву» Фурманова. Язык точен, лиричен. Характеристики очень живые. Это особенно отмечал в своём отзыве-монологе Н.Тихонов. Повесть прошла через спец. консультацию войсковых разведчиков. По-моему, вещь украсит наш № 1.
Автор – еврейский писатель, член ССП, лет 12 работавший в еврейской литературе и впервые написавший по-русски. Он коммунист, всю войну провёл на фронте, как разведчик (последняя должность – зам. начальника разведки армии), начав, как говорится, с самых низов. Много ранений, орденов и т.д. Работал Казакевич по своей специальности (военной) и в оккупированной Германии (прекрасно знает немецкий язык). Сейчас демобилизован. Ну, вот и всё, как будто» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 34, л. 31).
Вишневский откладывать чтение не стал. Повесть его растрогала до слёз.
«Здравствуйте, тов. Казакевич! – написал он автору 11 декабря. – Сегодня ночью прочёл Вашу повесть «Звезда»… Поздравляю Вас. Это настоящая вещь: точная, умная, насквозь военно-грамотная, полная размышлений и души. Вещь нелёгкая для любителей беллетристики. Вещь горькая и вместе с тем полная силы и оптимизма… Совершенно замечательны «круги», которые показаны вокруг дела группы Травкина.
От имени «Знамени» благодарю Вас за повесть. Мы дадим её в № 1-м 1947 года.
Вы должны писать. Все данные за это.
Вс. Вишневский
P.S. Отдельно примите чувства благодарности разведчика с 1915 г. Вс.В.» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 13, д. 34, л. 30).
Номер «Знамени» с повестью «Звезда» сразу сделал Казакевича известным на всю страну. Писатель потом получил за неё Сталинскую премию второй степени. А ещё ему дали в Лаврушинском доме просторную четырёхкомнатную квартиру.
Закрепить успех должна была повесть «Двое в степи». Вишневский дал её в мае 1948 года. Но на неё обрушилась устами А.Марьямова «Литературная газета».
Пока в литературных кругах гадали, что бы значил отрицательный отзыв Марьямова и не скрывалось ли за ним недовольство Агитпропа ЦК, Казакевич взялся за третью вещь – роман о разведке «Весна в Европе». Вишневский дал ему понять, что «Знамя» будет ждать эту книгу. Но в конце 1948 года Вишневский сам оказался не у дел. Причём в вину ему был поставлен как раз Казакевич, а точнее публикация повести Казакевича «Двое в степи».
Судьбу нового романа Казакевича решал уже другой редактор «Знамени» – Вадим Кожевников. Тут ещё книга получила новое название: «Гвардии майор». Конечно, Кожевников собирался для начала посоветоваться с редколлегией. Но в редколлегии сразу сверхосторожную позицию занял Тихон Сёмушкин.
«Я считаю, – заметил писатель 23 августа 1949 года в своём отзыве, – что это хорошо задуманный роман, который требует серьёзной доработки, а в противном случае всё это скомкается. Там требуется ещё очень большая и строгая правка. Мне кажется, что и с композиционной стороны тут имеется некоторая рыхловатость. Эта разведывательная служба, которая в «Звезде» дана так блестяще, здесь несколько хуже. Во всяком случае, такое впечатление у меня создаётся от прочтения первого варианта. Может быть действительно нам надо задержаться, не торопиться. Давайте прочтём роман с самого начала и до конца в окончательном варианте и тогда вынесем решение.
Я предлагаю прочесть всем до конца роман, потом выносить решение о печатании. Сейчас же говорить о немедленном печатании нецелесообразно. Надо дать пять дней срока, чтобы все успели прочитать эту вещь» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 15, д. 2, л. 2).
9 сентября 1949 года Сёмушкин представил свои замечания к первой трети романа «Гвардии майор». Он писал:
«1. Начало нужно переделать.
2. «Куриную» историю убрать.
3. Поход Сливенко за дочкой убрать – он наивен и весь эпизод в целом кажется надуманным.
4. Антонюка нет смысла и необходимости характеризовать неприятным.
5. Любовный мотив между Красиновым и Татьяной убрать.
6. История с каретой очень расплылась, надо её сократить до минимума. Явление не типичное.
7. Слишком много о Винкеле. Без ущерба для произведения всю историю с ним можно сократить вдвое.
8. Глава XIV очень растянута, её можно бы опустить совсем, перенеся самое важное из неё в другие главы.
9. Общие замечания по первой трети романа – растянутость, надо сжимать и сжимать. От этого произведение только выиграет.
10. Вторую и третью часть ещё не читал, т.к. они не готовы.
И последнее замечание: жаль, что роман сдаётся в спешном порядке, т.к. работа с ним по моему мнению требует ещё много времени» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 15, д. 2, л. 1).
Однако Кожевникова меньше всего интересовала позиция Сёмушкина. Его волновала реакция Генштаба и Кремля. А в верхах к новому роману Казакевича вроде бы отнеслись с симпатией.
Как потом выяснилось, Кожевников не прогадал, когда взялся печатать Казакевича (роман о разведке появился в «Знамени» под названием «Весна на Одере»). Естественно, редакция тут же выдвинула книгу на Сталинскую премию. Правда, при обсуждении соискателей Сталин задал вопрос, почему писатель маршалов Конева и Рокоссовского вывел под своими именами, а маршала Жукова превратил в какого-то Сизокрылова. Вождь не знал, что так потребовал от Казакевича Кожевников, которому его источники в Кремле нашептали, будто Жуков продолжал находиться в опале. Сталин заметил, что Жуков воевал лучше Конева и не хуже Рокоссовского. Из-за Жукова Казакевичу, как утверждал присутствовавший на обсуждении книг соискателей Константин Симонов, дали Сталинскую премию не первой, а только второй степени. Ну а препятствовавший публикации романа Сёмушкин вскоре из редколлегии «Знамени» был удалён.
А потом была долгая и изнурительная борьба за повесть «Синяя тетрадь». Считалось, что весь скандал разгорелся из-за того, что писатель рядом с Лениным изобразил Зиновьева, которого Кремль реабилитировать не собирался. Но у власти был и другой мотив ополчиться на Казакевича. Ему не могли простить участие в создании альманаха «Литературная Москва», который, по сути, отвергал партийный курс в литературе. Но это – другая история. И я об этом ещё расскажу.
Как бы то не было,а “Звезда” захватила некогда меня-белобрысого мальчугана из закрытого/масса предприятий ВПК/Омска,жившего на “Сахалине”-восточной рабочей окраине города.Эта книга была в маминой-педагогической-библиотеке и читал я её с восторгом-как же-разведчики!
Избранные!Да и название оказалось знаковым…
Анатолий Хомяков
В.Огрызко всегда обескураживает неизбитостью темы и самостоятельностью взгляда. К сожалению, в нынешних обстоятельствах “ЛР” просто не позволят расширить свое медийное пространство. Очень жаль. Но все меняется))
Неисчерпаемая мамина библиотека А. Хомякова. За что ни возьмешься, там уже было.