СОДЕРЖАНИЕ – ПО УМОЛЧАНИЮ, ФОРМА – В ПРИОРИТЕТЕ
Рубрика в газете: Пульс времени, № 2018 / 28, 27.07.2018, автор: Татьяна АСХЕЛЬ
– Посмотри, какой мазок – какая в нём сила экспрессии, а какое направление! – восторгался друг-художник, когда мы путешествовали по Франции и заходили в различные галереи. Если честно, я совершенно не разбираюсь в изобразительном искусстве и всегда оценивала картины по принципу «нравится – не нравится», основанному скорее на сюжетном драматизме, нежели на технике исполнения, поэтому столь искренний, захватывающий и в чём-то даже заразительный восторг моего друга формой – какими-то там направлениями и толщиной мазков, изгибами линий и прочим – неизменно меня изумлял и неизбежно заставлял попробовать взглянуть на живопись иначе, то есть – глазами художника – попробовать уйти от восприятия «я, конечно, вижу, что везде разные линии и приёмы, но ещё же издали картина моментально либо нравится, либо нет, а сами штрихи и направления особых эмоций не вызывают». Было очень интересно понять, как одно движение кистью может вызывать такую реакцию. Когда-то это удавалось, когда-то нет – в общем, мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему одна картина – на мой взгляд, экспрессивная и эмоциональная – в мире профессионалов считается обычной, а другая – которая ничем не затронула моё восприятие – если и не шедевром, то очень талантливой работой.
Этот опыт я часто вспоминаю, когда сталкиваюсь с разным восприятием поэзии, особенно современной. В последние годы поэзия перестала быть уделом студентов Литинститута и сочувствующих и прочно вошла в мейнстрим: сначала в сетевой, а потом и в общекультурный. Поэтов много, поэты разные, и широко популярны зачастую не самые лучшие, а самые понятные. В моём видении нынешнего поэтического развития существует два мировоззренческих направления: социальное и индивидуалистическое.
Социальное и индивидуальное
Социальное – не в смысле акцентирования на одноименных темах, а в смысле следования общественному запросу: это – тексты, написанные доступным, нередко бытовым языком (к слову, порой хорошо написанные) на понятные большинству темы. Главная идея такого подхода – сопричастность, ощущение общности, позитивизм. По моим наблюдениям, эти же люди, как правило, считают количество авторов и интерес к поэзии показателем расцвета культуры. Они растут вширь. Многие из них становятся явлениями, создавая из своей личности брэнд. Например, Вера Полозкова, Стефания Данилова, Ах Астахова, Ес Соя.
Авторы, выбравшие этот путь, выполняют очень важную гуманитарную функцию – консолидируют общество, дают людям необходимую психологическую поддержку, многие из поэтов этой формации отлично чувствуют себя на сцене, занимаются синтетическим искусством, проводят результативные мастер-классы по пиару и самопиару. Но, лично мое мнение: поэзия там далеко не основа творчества и далеко не его суть, а вспомогательная единица, и с литературной точки зрения мне эти авторы по большому счету не интересны, а с терапевтической и социальной – вполне. К негативным последствиям такого подхода я отношу вторичность текстов, многие из которых похожи на умелый пересказ друг друга или общеизвестных вещей. Кого-то из авторов этой группы могу узнать сразу, но большинство путаю между собой.
Авторы индивидуалистского мировоззрения уделяют больше внимания форме, они – те самые художники, для которых первостепенно важен мазок, текстура краски, ширина и жесткость кисти, нажим или легкость прикосновения. Вообще в поэзии, как и в любом искусстве, форма в какой-то степени приоритетней содержания. В том смысле, что содержание должно быть по умолчанию: если его нет, то в искусстве делать нечего, хоть с формой, хоть без формы, а также в том смысле, что содержание – составная часть формы, дух поэтического текста, живущий в самой его структуре. Именно поэтому в том же Литинституте огромный упор делается на развитие кругозора – как вширь, так и вглубь, – это вкупе с жизненным опытом формирует авторские идеи, то самое «что», которое хочется сказать. И когда есть «что», то первостепенным вопросом становится «как», ибо, по большому счету, обо всем уже написано и смысл лишь в том, чтобы сказать о том же самом по-новому, отсюда – упор на работу с языком и создание индивидуального стиля повествования (а не имиджа), потому что вся поэзия – это о том, как сказать наиболее близко к чувству, поэзия – она про «как», ибо «что» – это уже про личность. Понятно, что таких авторов меньше, а найти их среднестатистическому читателю сложнее – если не знать, где искать.
5 ярких поэтов индивидуалистического направления
Самый известный представитель индивидуалистического направления, на мой взгляд – Дмитрий Воденников, который, к сожалению, давно не пишет стихов. К сожалению – потому, что хочется еще, так как уже им написанное – точно и тонко, цинично нежно – тем цинизмом, который есть прямота и порой постыдная честность, и той нежностью, которая – любовь: «А бежать было некуда: был я один на свете, круглый как бог и безжалостный как земля», «растрепавшейся буквой на кончике языка, чтобы то, что ты хочешь сказать, ни один повторить не хотел», «а я сидел и рвал — с тоской и c корнем из наших писем наши имена <…> Я всех швырял — перед грозой, в июле, без права переписки так сказать: папу, мачеху, маму, Андрюшу, Полину и Юлю (почему-то мне именно Юлю особенно страшно швырять)» – и это помимо макросмыслов, для понимания которых нужны не выдернутые из контекста строки, а стихотворения целиком. Показать их все мне, к сожалению, не позволит формат статьи, но одно я все же процитирую:
когда сижу за работой
у компьютера,
а собака лежит на коленях —
иногда не глядя поднимаю её под передние лапы, прижимаю к себе,
говорю ей: Дура ты, дура.
а сейчас, не отрывая глаз от экрана, — машинально снова поднял её,
прижал,
говорю ей: Дура ты, дура, —
потом посмотрел:
а на уровне лица её хвост и попа (видимо, лежала наоборот),
и ведь даже не пикнет.
Висит вниз головой.
вот так и нас бог поднимет
непонятно за что
Если поднимать на свет божий, то есть на белизну этого листа более молодое поколение авторов – нынешних тридцатилетних, – то я могу назвать Бориса Кутенкова, Николая Васильева и Евгения Морозова.
Поэзия Бориса Кутенкова для меня – кружево, но не женское, мягкое, обволакивающее, а кольчужное, сплетённое из совсем другого материала – раскалённое, порою даже молитвенное кружево.
Его поэтика многосмысленна, это – танец вокруг, с каждым кругом приближающийся к самой главной сути – до того момента, пока не сливается с ней. Не буду цитировать строками, приведу стихотворение полностью.
волчья шуба живёт оторвавшись от стай
лёгкий пепел бросает в ночной самматайм
скоро лето и тополь с балкона
кто-то утренний шлёпает по мостовой
в эту брешь ни о ком в этот сон меховой
регги-блюзом своим вне закона
– я прошёл сто дорог очумелые крылья в росе
запихай меня шапкой и сделай таким же как все
меж ночных позывных обломалось больное крыло
а другое окрепло и сном поросло
стало истиной отче сияющим смертным ничем
дай мне руку на лёгком плече
волчья шуба швыряет окурок в пространство зари
– говори, – говорит, – говори
– я смотрел как запутался свет выживая по лжи
календарный свой подвиг вершил выживая по лжи
был твой руси твой хинди твой верный вассал
ты сказал раз утеряна речь это печка пляши
ты сказал раз утеряна вера всё печка пляши
я плясал и плясал и плясал
не смыкая очей в их мартеновской пляске печей
плясовых не смыкая вибраций ночной и ничей
дай мне руку на лёгком плече
волчья шуба рассеянно смотрит в ночи
– помолчи, – говорит, – помолчи
я давно непричастная снам непричастная тайн
что мне белый твой пепел и гулкий ночной самматайм
что твой голос больной проходящий насквозь как юла
я бессмертьем была отмороженным волком была
не загрызла чужих и своих не спасла
колкий ветер в сосне
заполярный была енисей
потому что я белая шуба по крови своей
и неравная шуба убила меня наповал
в час когда ты от печки плясал
мне на плечи кидается день кладовщицкой чумы
уворованный час быстробликого дара взаймы
сто лакун благодарной бормочущей тьмы
память выстрела там-тарарам
не стоять не смотреть
не со мной не со мной не со мной
как приходит твой бред плечевой позывной
по ушам не моим по ненужным словам
в гости к нам
в гости к нам
в гости к нам
Николай Васильев тоже любит сложные, метафоричные построения, но его тексты трудно назвать кружевными, скорее это – прямолинейность неизбежности со всей ее обескураживающей простотой (хочешь – смотри, не хочешь – закрой глаза, но от судьбы не уйдёшь), нередко – парадоксальностью, а также светом, который, даже если не виден, то осязаем – пусть и интуитивно – через любой мрак.
продавщица похожа на то, чему имени нет,
вероятно казашка, узбечка она и киргизка –
звери робкие девичьи рот и глаза, и привет,
остаётся тебе мне сказать, что безумие близко
отпускает картошку и куру, придите ещё –
оробевшему от запроклятого явной приметы
(если что-то во мне уцелело, на гамбургский счёт –
ровно то, что осталось твоим в продавщице вот этой)
я уж год здесь, о Боже, в столице непростоты
судьбоносной, работа мне кров, остальное довесок
или движущий крен, и разрыва черты
вспоминает истерика, шёл бы я сумрачным лесом
обращённая в гнев, словно шкура своя дорога
вдруг любовь, сплюнет смерть вешним дождиком хмуро и честно –
отвернувшись мешать, и устал-ураган
древом жизни прибитых, мудак, поднимает на место
Женя Морозов для меня поэт-тайна: с его стихами либо случается любовь сразу, либо ты видишь и понимаешь, что текст хороший, но вибрируете вы с ним на каких-то столь разных частотах, что прочувствовать текст до конца не получается, и приходится ждать и возвращаться позже. А возвращаться к его текстам хочется, ибо после каждого прочтения стихотворения воспринимаются по-новому: как отражение в воде, где сначала рябь, потом штиль, а потом вдруг вообще оказывается, что сезон сменился и всё – иначе, и ты вглядываешься, вглядываешься, вглядываешься в эти просторы, пока не начинаешь видеть не только отраженное, но и – сквозь него – глубину.
Это было б, наверно, под камень и вспых
будто взял и нашёл после резкой потери,
что-то вроде укуса в запальчивый дых
из, грозою нагретого, праздника-зверя.
Это жало в арбузную мякоть себя самого,
но не чувствуешь боли и жести,
но, напротив, крадёшь и желаешь его,
даже если траве не расти, даже если…
В опрокинутой чаше звезда-маховик,
расплескалось питьё средь планет незапетых,
и подвис ты в убранстве – навзрыд и привык –
в нищей бездне, как в теле, и тратишь всё это…
Это семя из всполоха, песня-резня,
эта завязь-листва, добрый выпавший пепел,
это честно и значит: для ночи – ни дня
уж не будет в довольствии, так, чтоб не трепет.
Прикоснувшись, ожёгшись, что ласки не снесть,
пожинаешь, как вот она – странность и внешность –
неподкупная, дикая, млечная жесть,
на прострел и на радость тяжёлая нежность.
И насквозь обойдённый подстуженным сном,
каждоднями рутинными или своими,
каждый роздых – о трепетном и об одном –
не молчишь, повторяя какое-то имя.
Как смогло оно так о себе заповесть,
предназначить, как выпрямит дальше кривая –
ты не знаешь, но в этом, конечно же, весь,
в том, кого вспоминаешь, едва называя…
А закончить повествование мне хочется упоминанием Алёны Белавежской. Она – поэт ещё более молодого поколения: ей немного за двадцать, но уже сейчас в её текстах весьма привольно чувствуют себя философичная глубина и любовь к парадоксам.
Почему эта дата круглая, а не овальная
Почему я не сплю, если этот район спальный
Почему это в ящик играют, но не поют
Почему алфавит не кончается буквой ю
Почему ты до смерти любишь, а сам живой
Почему, когда плачешь, то говорят «Невой»
Почему я не плачу Волгой или Окой
Почему ты не Машей машешь мне, а рукой
Почему что тебе лекарство – другому яд
Почему ты сказал «никто не пришёл» а я
Почему ты сказал «но ты» и не видишь нот
Почему так смешно, смешно, так до слёз смешно
Хороший разговор в примерах о ЧТО и КАК в современной поэзии. Меня, правда еще интересует ПОЧЕМУ и ДОКОЛЕ, и много всего еще. Но это меня интересует, мне и ответы искать. А еще приятно, что и Кутенков, и Морозов и Васильев бывали на нашем фестивале Поэзии Поволжья в Тольятти (где и сделано фото Морозова и Васильева), а на книгу Евгения Морозова “Классический желтый песок” я еще и рецензию писал (как оказалось, первую в его жизни).
Потому что поэты хотят быть рокзвездами. Это не плохо, но это не только и не столько про поэзию. Это бизнес. С одной стороны, сложно делать что-то хорошо и в количестве, если деньги ты зарабатываешь не этим и вынужден отвлекаться на проживание, с другой – как только ты ориентируешься на бизнес, то “спрос рождает предложения”. В первую очередь массам нужны эмоции, яркость, чувство сопричастности и вдохновение, во вторую – уникальность текста. Личность и личная харизма выходят на первый план и на таких людей будут ходить даже при средненьком материале. Доколе? Мне кажется, это всегда было и всегда будет. Хотя лично мне хочется современных Летова и Дягилевой, например, где и рок звезда, и личность, и тексты, но я таких пока не вижу. Таковы мои ответы, а какие Ваши?
P.S. Вообще мне очень нравится западный подход, где автор пишет, а агент продает, ищет целевые аудитории и т.д. Потому что, имхо, психологически это две взаимоисключающие структуры, которые крайне редко сочетаются в одном человеке: обычно крен либо туда, либо туда. Еще и в этом я вижу тот факт, что самые известные редко самые мастеровитые и часто самые умеющие в продажи и пиар, т.к. в наших широтах автор вынужден быть еще и продажником, что, имхо, в корне неверно.
К сожалению, в статье разговор идет вовсе не о поэзии и не о поэтах, а о явлении, толкущемся где-то около и мимикрирующем под поэтическое. Разве что Воденников – в силу былых заслуг, и Кутенков – в силу недостаточной испорченности могут тут рассматриваться слегка всерьез