Советский миф
Рубрика в газете: Молодые жанры, № 2019 / 4, 01.02.2019, автор: Евгений ШИКОВ
В интернете часто можно видеть картинку-мем. На ней изображён полуразрушенный бассейн в детском лагере (или другое похожее здание), на стене которого частично осталась мозаика, изображающая счастливых детей-космонавтов, тянущих руки к небу. Подпись на этой картинке гласит: «говорят, мы живём на руинах другой, более развитой цивилизации». Картинка, конечно, ироничная, но при этом – близка к реальности. Мы живём на остатках цивилизации, которая была до нас, и чем моложе люди – тем более загадочным, непонятным и пугающим кажется им всё, что связано с советским наследием. Конечно же, как только новое поколение доросло до появления собственных писателей – в литературе буйно расцвёл так называемый «советский миф».
НЕОБЪЯТНАЯ НЕОПРЯТНАЯ РОДИНА
СССР, чтобы о нём ни говорили, всё-таки был крупнейшей империей, оставившей после себя гигантское наследие – как в умах живших в нём людей, так и на карте современной России и стран «советского блока». Именно в реальном мире остались самые зримые «артефакты» советского прошлого. У людей старше сорока они вызывают, в основном, негативные эмоции – кто-то работал на заводе, который сейчас ржавеет в полях, кто-то учился в заброшенной ныне школе, а у кого-то первый поцелуй случился вот в этом полуразрушенном детском лагере. Смотреть на свою разрушенную молодость или детство вообще довольно грустно, поэтому в произведениях «состоявшихся» писателей вроде Лукьяненко тема СССР поднимается осторожно, и чаще всего – через призму ностальгии.
Но вот те люди, которые родились на рубеже тысячелетий, испытывают совершенно отличные эмоции, когда видят советские «заброшки». Действительно, с чего бы им грустить или рефлексировать при взгляде на руины СССР? Современные итальянцы ведь не грустят, когда смотрят на руины, оставшиеся от Римской империи – для них это просто часть культурного наследия, окутанного облаком мифов и легенд. А для молодого человека, недавно ступившего за грань 18-тилетия, что два поколения, что двести – и то, и другое одинаково далеко от его нынешней жизни.
Несмотря на это, если в современной России и есть «древние тайны», то они – именно в этих заброшенных руинах. И речь даже не о детских лагерях или шахтёрских городах-призраках. Вся Россия насквозь пронизана советским прошлым – от заброшенных, ведущих неизвестно куда «узкоколеек», встречающихся в самых глухих местах, до неопознанных военных объектов, предназначение которых теряется в засекреченных документах, которые так и не были рассекречены.
Помимо вышесказанного, очень важную роль играет и отношение нашего населения ко всем этим объектам. Если говорить просто, то оно, скажем так, разное. Причём, эмоциональная амплитуда гуляет от «какую великую страну развалили» до «пятиконечная звезда – та же свастика, только красная». Как известно, чем полярнее мнения – тем значительнее писатели могут на этой теме развернуться. Поэтому «советский миф» в современных произведениях представлен шире некуда.
ТЕОРИЯ СОВЕТСКОГО ЗАГОВОРА
Чтобы увидеть «советский миф» на экранах не обязательно идти в кино, достаточно просто включить телевизор, например телеканал «Рен-ТВ», и погрузиться в этот жанр с головой. Все мало-мальски заметные мифы об СССР, связанные с теориями заговора, уже давно и прочно обосновались на псевдообразовательных передачах. Каждый день интеллигентные ведущие с серьёзным лицом рассказывают, что в СССР проводились допросы инопланетян и поиски Шамбалы, что в застенках сибирских тюрем-бункеров до сих пор сидят древние колдуны и шаманы, а КГБ была создана для того, чтобы заставить Сатану поворачивать реки вспять на благо коммунизма.
Всё это, конечно, безумно смешно смотреть любому человеку с порогом доверия чуть больше, чем у третьеклассника, но тем не менее это замечательный пример феномена «советского мифа». Смысл в том, что после развала СССР в культуре социума образовалась огромная зияющая дыра, будто бы из десны культурного пласта без наркоза выдрали зуб. Раньше там была советская идеология, пропаганда и система ценностей, а в 90-х образовалась пустота, не заполненная ничем. Как теперь относиться к СССР, к своей жизни в прошлом и к останкам империи, которые видно из любого окна – никто не говорил (точнее, говорили много, но хором и абсолютно противоположное). Именно поэтому зияющая пустота стала зарастать сама – в виде фольклора. На этом самом фольклоре и паразитируют всякие «Военные Тайны с Игорем Прокопенко» – будто раз за разом пробуя языком затянувшуюся ранку на месте вырванного зуба, и рассуждая, не пора ли ставить на его место «имплант» в виде новой имперской идеологии.
В современной прозе, конечно же, писатели-фантасты не ограничиваются куцым набором «народно-рэнтэвешного фольклора», и развивают советскую мифологию гораздо более аккуратно, нежели телевизионщики. Главное же их отличие – они избавлены от «навязанного» мнения, что СССР был «хороший» или «плохой» (это обычно зависит от того канала, по которому во время перестройки человек смотрел новости и какие новостные источники читает сейчас), а поэтому и «советский миф» для них – интересен сам по себе, в отрыве от политики и истории. Если гениальный по-молодости Пелевин и позволял себе рассуждать на эту тему (например, в «ОМОН РА»), то делал это «со своей колокольни» выросшего в эпоху советской пропаганды человека. А талантливо имитирующий литературу Сорокин попросту паразитировал на «советском мифе», и ему всегда было важнее, как «завернуть идею позакрученнее», чем то, какую идею взять, и во что её, собственно, заворачивать. А вот более поздний Елизаров, опять же – по-молодости, выпустил отличный роман «Библиотекарь», в котором «советский миф» представлен уже похожим на то, как он выглядит сейчас. В «Библиотекаре» рассказывается об охоте на «книги силы», созданные в СССР никому не известным и давно позабытым писателем-почвенником. После прочтения такой книги (обязательно взахлёб и без перерывов) человек приобретает «суперспособности» – или огромную силу, или правдоподобные галлюцинации, или невосприимчивость к боли. Действие происходит в современной России, где уже давно существуют фракции «охотников за книгами», враждующие друг с другом за обладание полным собранием сочинений. При этом, Елизаров смело заходит на территорию китча (сцена с огромной пенсионеркой, выкашивающей врагов раскрученной над головой стрелой от башенного крана, вызывает одновременно смех и восторг), и в открытую иронизирует над теориями заговора и «особом пути» России.
Где-то рядом с «советским мифом» ходят и другие «маститые», вроде Татьяны Толстой – но уж слишком углубляются в постмодернизм. А вот новое поколение авторов уже может работать с «советским мифом» и без надоевших читателю «постмодернистких костылей».
ПРЕКРАСНЫЙ УЖАСНЫЙ СОВЕТСКИЙ МИФ
Конечно же, как и всё новое в литературе, «советский миф» изначально закрепился в жанре хоррор. Заброшенные пионерские лагеря и ведущие в никуда узкоколейки – отличные элементы для придания таинственности и загадочности. Ну а заброшенные больницы, военные части и даже города-призраки уже сами по себе – готовый сеттинг для хоррора.
Также довольно много авторов вспомнили и про советские лагеря (на этот раз тюремные, а не пионерские). Вспоминают и про уничтоженные в начале истории СССР церкви. Например, в рассказе «Чёрная Церковь» одного из ведущих авторов современного хоррора Максима Кабира, тюремные лагеря и «воинствующий атеизм» сплелись воедино, создав образ «порочной святыни», построенной на болотах беглым убийцей, и которая иногда показывает из топи свою маковку, оглашая окрестности потусторонним звоном, сводящим с ума местных жителей. Максим Кабир (сам из Украины, но пишущий на русском языке) ещё не раз возвращается к «советскому мифу», например, в рассказе «Улица Мёртвой Пионерки». В нём группа мальчишек проникает в заброшенный город, в котором, по преданиям, обитает призрак замученной фашистами пионерки. Мистический ужас, однако, проигрывает ужасу вполне приземлённому – вместо «Мёртвой пионерки» одного из мальчиков похищает педофил, который давно уже промышляет в этих руинах, и благодаря которому здесь так часто и пропадают дети. Сам образ маньяка-педофила списан частично с советского маньяка по прозвищу «заслуженный мучитель», что также отсылает нас к «советскому мифу» о добрых усатых дяденьках, заманивающих ребятишек в «интересные до жути пешие походы». В финале произведения, конечно же, оба «советских мифа» – ожившая полуразвалившаяся статуя Мёртвой Пионерки и советский маньяк сойдутся в схватке, что опять же, хорошо показывает отношение авторов «новой волны» к советскому мифу как таковому. Несмотря на пропаганду, ложь и множество чёрных пятен в истории, в Советском Союзе были и светлые до рези в глазах моменты, заметные тем сильнее, чем сильнее их пытаются сейчас очернить. И «ужасная» Мёртвая Пионерка, несмотря на свою монолитную грубую жестокость и потусторонний холод, оказывается максимально действенна в борьбе с реальным, мерзким и трусливым злом, представленным в лице педофила. Легко проследить мысль автора – да, Мёртвая Пионерка пришла из тьмы и холода, но именно от этого в ней нашлось достаточно сил для борьбы с условными «злыми фашистами», которые были и будут среди нас всегда.
Другие авторы не отстают от Кабира – например, Олег Кожин, Богдан Гонтарь, Юлия Зонис и многие другие, использующие «советский миф» в своих произведениях. Кто-то из них, не мудрствуя лукаво, заселяет брошенные города в Сибири призраками детей, кто-то пытается представить, как герои русских сказок пережили советское время и как выглядят сейчас, а кто-то просто грамотно использует советскую атмосферу для того, чтобы оттенить свои истории. Как бы там ни было, именно такие истории пользуются наибольшей популярностью у подрастающего поколения читателей. Истории, в которых Советский Союз выглядит, как что-то бесконечно далёкое, могучее и таинственное, но при этом – всё ещё незримо находящееся среди нас и в нас самих.
Также стоит упомянуть и смежный жанр, так называемую «сталкеровщину», сюжеты в котором построены по одной простой схеме: группа искателей (сталкеров), обычно состоящая из бывших военных или бандитов, проникает на некую запретную зону (Чернобыль, заброшенный советский бункер, подвалы НКВД, раскопки на местах лагеря ГУЛАГ), где сталкиваются с необъяснимым и затем бодро от этого необъяснимого отстреливаются из неизменных автоматов Калашникова. Жанр этот пользуется большой популярностью у мужской аудитории, но отдельной статьи не заслуживает из-за довольно ограниченного набора сюжетных и стилистических инструментов (особенно раздражает, что у всех героев вместо имён – грубые клички, вроде Рябой, Мотыга или Шматок). Тем не менее, упоминания ради объективности заслуживает и «сталкеровщина».
«Советский миф» появился в русской литературе в нулевых, через десятилетие после развала СССР, а окончательно закрепился – в десятых, спустя двадцать лет после гибели империи. С тех пор жанр сильно изменился – от убогих декораций к страшилкам в стиле «страшно, потому что СэСэСэр» (как, например, в провальном фильме «ССД»), до более глубоких произведений, уже не делящих мир на чёрное и белое и использующих всю богатую палитру советской мифологии. Приближаются двадцатые, а с ними – и тридцатилетие развала Союза. Кто знает, каким будет взгляд на «советский миф» у писателей, которые узнавали о советском наследии по рассказам родителей, которые и сами ничего советского практически не застали? Будет ли их проза светлее, мрачнее или просто необычнее? Сложно судить. Но совершенно точно можно сказать, она будет уже другой, и оттого – более интересной.
Мои двадцатилетние студенты завидуют, что их родители жили в великой стране и гордятся, что сами являются наследниками наших выдающихся достижений.А те “маститые”, что перечислены в статье, в сущности ничего нового о советской поре в своих текстах,таки не сказали. Желчность, черная зависть и неприкрытая злоба по отношению к истории своей Родины – не самые лучшие помощники в творчестве.