Старая бутылочка хорошего вина из подвала

№ 2024 / 40, 18.10.2024, автор: Александр БАЛТИН

Саша Кругосветов – писатель самобытный, не для всех, читать густую, перенасыщенную информацией, деталями, фактами прозу не просто. Но и в разнообразии жанров: он и детский писатель («Туманные истории»), исторический, авантюрный, эротический («Вечный эскорт»), фантаст, – как будто формируется его особый, интеллектуальный стиль, борхесовский что ли. И вот новая книга, где собраны и уже известные рассказы, новеллы, полюбившиеся читателю…

 

 

Слово умножается фантазией: изобретатель Лев Лапкин, оставаясь таковым, алхимически преображается в писателя Сашу Кругосветова, творящего своё время, свои миры…

…петли времени всегда интересны: путешествие по пространствам его, будто лентой Мёбиуса скользишь, сулит невероятное.

Невозможное в жизни – возможно в слове: звякнет «Месть ножей»…

Горная брутальность, соединённая с путешествием во времени, разойдётся текстом жарким и сильным, сквозным единством прошитым, и рассказ, открывая собой сборник «Драконово семя», сразу настроит на лад необычности…

Ведь онтология обыденности так скудна: коли не исследовать её, украшая словом, вовсе бездарно проваливается в пустоту.

А здесь – горный колорит, сильно сотканный словом пейзаж, горные нравы, перемещение во времени, и – метафизическая, поэтически-грустная формула грусти бытия:

 

«Что говорила в этот день долина вечных гор? О чём она шептала, о чём плакала? Разве мы можем понять слова нашей матери, родной земли, такие же невыразимо тоскливые и непостижимые, как простодушные музыкальные лабиринты трехструнного пондара?».

 

Гордо звенели ножи – те, что окажутся в гипотетическом музее хроно-исследования; пряными ароматами веет рассказ, густо наполненный множественностью подробностей: каждая достойна внимательного рассмотрения, чтобы, соединившись в словесную плоть, оставили в сумме винное послевкусие.

Сколь мужественно врывался в реальность Шарип, столь ничтожно-страдающим предстанет Меклин: персонаж рассказа «Зашитые»: в который словно вонзятся отзвеневшие горные клинки.

Трагедия – зубная… А как ты хотел, читатель? Тебя ли не бросало в дрожь при слове «стоматология», ты ли не замирал, обнаруживая нежным языком нежданную полость в зубе?

И вот, зная о необходимости лечения, Метлин-персонаж приурочивает его к осени: всё увядает ведь в этот период, пусть уж и зубы уходят… тогда же…

Ирония – с сатирическим уклоном, также легко вспыхивает под пером Кругосветова, как плотно слоятся реалистические периоды повествования…

Меклин: ведь и сострадание вызывает, и насмешку, он же изъят из предела повседневности, где все вынуждены дрожать, бояться чего-то, где брутальность и мужество – область фильмов соответствующего жанра, или какой-то совершенно другой жизни…

Впрочем, и здесь, разумеется, дело не в зубах – а в фантасмагорическом эксперименте, которому будет подвергнут Меклин…

Каком? Пусть останется загадкой: чтобы дальше развернулся 7128 год от сотворения мира…

Феномен фантастики пропитывает своеобразной субстанцией рассказ «Мальбрук в поход собрался. Апории Буццати»…

Принц, сын короля, наследник огромного государства, постигавший таинственные числа Фибоначчи столь многое определяющие в мире, эвклидову геометрию и ньютонову физику, отправится в поход, поддразниваемый братьями песенкой про Мальбрука…

Мальбрук в поход собрался. Семнадцатый век, в недрах которого происходит дело, куда опаснее для путешествий, нежели нынешнее время: ни комфорта, ни удобств; отряд пылит, реки напряжённо пульсируют, суля смерть, горы встают, равнодушные к человеческим потребностям…

К жажде жить. Будет узнано в дороге о смерти отца, возникнет тайна границ королевства, и в принципе персонаж…ассоциируется со странником в астральных полях Ойкумены: странником – ни много, ни мало – ищущим истину.

Обретаема ли? Писатель ищет её – истину жизни – своими персонажами, разворачивая повествование не спешно, вкусно, с многочисленными подробностями, придающими колорит каждому рассказу.

Рассказ – он же сказка – она же – метафизическая притча, так строится золотящийся мир таинственных метаморфоз, разворачиваемый Сашей Кругосветовым.

Драконов не существует – ну надо же!

«Драконово семя» конкретно: и сложившие его произведения словно составляют части глобального исследования человечества, производимого в словесной лаборатории Кругосветова.

 …людям не стоит доверять: исследования подсказывают: повествование, наименованное «Когда никто в тебя не верит», предваряется так:

 

«В этом рассказе все можно было бы считать абсолютной правдой, когда б не уверенность автора, что очевидцы наверняка что-нибудь да соврали».

 

Что ж? Во лжи очевидцев есть своя прелесть.

Бруклин, где растёт Майкл, сгущён правдой низовой, сорняковой, в лучше случае – чертополоховой жизни. Отвязные и жестокие, громкие и предельно похотливые люди: будто и не люди: перхотной очёс человечества, не подразумевающий душ; никакая тонкость не мыслится реальной.

Криминальная сеть затянет: грабеж становится естественным; но и здесь, извращённо совершенствуясь, Майкл поднимается по ступеням криминалитета.

Всюду есть лестницы. Попробует драки – дело пойдёт…

Через суммы событий пройдя, окажется в лаве бокса, и вот уже – тренируется драться по правилам.

Вы не догадались? В центре рассказа Майк Тайсон, огонь бокса, неистовость преодоления; путь будет освещён – прожекторами славы, игра, окажется, стоит свеч… Но как тяжела она.

Трёхчастный рассказ «Когда никто в тебя не верит» раскроет меру преодоления: себя и обстоятельств, чужого неверия в тебя, и правды победы…

 

 

Героем Игната, заурядного обитателя заурядного района, становится Билли Миллиган, страдавший синдромом множественной личности; «Драконово семя», рассказ, давший название сборнику, развернётся совершенно реалистически.

Собственно – на двух линиях разговор и поведётся: разговор об Игнате, его жизни, его поисках мистической силой, соприкосновение с различными учениями – один: это жизненная заурядность, другой – бушевание разнородного во внутреннем существе Игната.

Другие персонажи, появляющиеся в рассказе, словно отражаются в Игнате, и любовь, доставшаяся ему, сильно скажется на душе, формируя и меняя её…

Кругосветов пишет многослойно: за внешним проступает более глубокое, за каким откроется глубинное – корень человека.

Кругосветов совмещает разнородные пласты бытия, но ощущения раздробленности не будет, напротив – замечательная цельность присуща его прозе.

Книга его – хоть на чуть, а изменит сознание прочитавшего: уточнит поиски себя; увеличив мысленные обороты, вернее позволит расшифровать собственное «я»…

И просто предложит вино эстетического удовольствия.

Вот, собственно, и жанровое определение прозы Кругосветова: старая бутылочка хорошего вина из подвала…