Судьбы внезапное наитье…

№ 2022 / 1, 14.01.2022, автор: Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

Накануне

 

Проснувшись, за семь верст ходила в школу,

Где дочери дворян и богатеев

Глядели зло. Вся жизнь вела к расколу,

Войну и революцию затеяв.

 

Народ судачил о царе и Боге,

Слова попов и ссыльных были вески…

Сильна любовь к учёбе, и в дороге

Всё длились и поля, и перелески.

 

Шла девочка в тот городок уездный

Наперекор столкнувшимся эпохам,

Чтобы набраться знаний перед бездной,

Потом в избу вернуться тем же пёхом.

 

Звал благовест к вечернему покою,

Припоминая времена иные.

Светились колокольни над Окою,

Луга бурлили рыбой заливные.

 

А ведь в ту пору, как вы знать могли бы,

Не слыхивали здесь о рыболовах.

Теперь их много, но всё меньше рыбы,

Дерзаний и детей русоголовых.

 

 

 

Семейное

 

Из отдалённого села

В писательское общежитье

Её дорога привела –

Судьбы внезапное наитье.

 

На том безумном корабле,

Оставшемся в душе навеки,

Она ютилась в полумгле,

Жила в пустой библиотеке.

 

И с полок пыльные тома

Мольера, Шиллера снимала.

Была голодная зима,

А впереди – всего немало…

 

Учиться, сыновей родить,

Делить блокадный хлеб и горе,

И память долгую хранить

Об этом длинном коридоре.

 

Как слышалось порою там

В предчувствии грядущих зрелищ

То, что бормочет Мандельштам

И напевает Ходасевич!

 

 Юность отца

 

Стреляли в то время в подвале,

Палили, в дома заходя,

Пока на стальной магистрали

Гремел бронепоезд вождя.

 

На рынке показывал культи

И плакал навзрыд инвалид,

Заезжий актёр в Пролеткульте

Вёл танцы и был знаменит.

 

От власти пытливой и чёткой

Бывал за стихи гонорар,

И грезил крупой и селёдкой

Весь крутень томящихся пар.

 

Мария

 

А нелегко всё это –

О чём заговорил

В проулке Назарета

Внезапный Гавриил!

 

Вдруг от Святого Духа

Как будто по пути

Касанье легче пуха

Принять и понести.

 

О, радость благостыни!

Но ведь рожать в хлеву

И ехать по пустыне

В туман и синеву.

 

Собравшись через силу,

Страшась враждебных душ,

Ходить с кувшином к Нилу,

Покуда занят муж.

 

И эту воду вылив

В домашнюю бадью,

Всё слышать шорох крыльев

И участь знать свою.

 

И вспомнить в жгучем свете,

Устав от духоты,

Источник в Назарете

И на холмах цветы.

 

И дом за небосклоном

В далёком далеке, –

С младенцем изумлённым

Позируя Луке.

 

 Тоска по Тамилнаду

 

Прийти ли мне вновь к океану?

Пусть всплесками влажных громад

Лелеет, пока не устану,

Его помышленьем объят.

 

Под гонга тугие удары

В дорожном отрепье цветном

Презреть ли соблазны сансары,

Вернуться ль в отеческий дом?

 

Иль в длинные руки тамилок,

Забывши весь пройденный путь,

Оставшейся жизни обмылок

До новых рождений швырнуть.

 

Пчела

 

Пчела залётная, откуда

Несёт воздушная струя?

От озабоченного гуда

Невольно отстраняюсь я.

 

Мне кажется, далёк твой улей,

Одна ты облетаешь луг.

То зажужжишь, то мчишься пулей,

И это труд, или досуг?

 

Подскажет всё твоя природа.

Так что же ты решишь, ответь:

Пожить для будущего мёда,

Или, ужалив, умереть?

 

*    *    *

 

Сбегавшая в долину с крутоската

Каким-то тёплым оттепельным днём,

Была вода густа и красновата,

Её делили в руслах кетменём.

 

И, предвещая радость урожая,

Весну и обновление суля,

Судьбы грядущей ход опережая,

Вбегала в огороды и поля.

 

Тут оседала в глиняном сосуде,

В туземных вёдрах глиняная взвесь.

И умывались, пили воду люди.

Причастьем этим путь означен весь.

 

И всё мне снятся алые оплывы

Холмов родных, где годы протекли,

И чудится, что люди детства живы,

И бродит в жилах эта кровь Земли.

 

Лиса

 

Внезапно из леса больная лиса

Выходит, как совесть.

И судят, и, плача, звучат голоса –

Здесь это и то есть.

 

Смешались отчаянье, жалость и стыд,

А рыжая гостья

По улице мечется, молча глядит,

Страшится охвостья.

 

Кому-то удастся её пристрелить,

А бешенство это

Всё будет усталую душу палить,

Томить до рассвета.

 

*    *    *

 

Деревья, что шумели перед домом,

Уж так я рад, что уцелели вы!

Хоть вы теперь в пейзаже незнакомом,

Не молкнет шорох лиственной молвы.

 

И всё же, всё же как вас нынче мало!

Не досчитаться тех берез и лип.

Столь многих новостройка изломала,

И лепет ваш напоминает всхлип.

 

И, в мыслях к рощам обращаясь горним,

Где и воскресших мы не возвратим,

О ваших братьях, выломленных с корнем,

Мы вместе молвим и прошелестим.

 

*    *    *

 

И при любви неутолённой

Старик Тургенев сверх того

В актрису некую влюблённый…

И тут не вышло ничего.

 

Ведь стать могла бы антидотом

От злой цыганки, но она

Была верна своим заботам

И старостью устрашена.

 

Вот снимок – облик в гордой позе,

Вот писем лёгкая зола,

И тень «Стихотворений в прозе»

На сцену русскую легла.

 

Чего бы после ни играла,

Слова бросая в полутьму,

Вдруг возникали в недрах зала

«Отцы и дети» и «Муму».

 

*    *    *

 

Правдив, но в правде не совсем уверен,

Отважного героя своего

Отправил в небо Арктики Каверин,

И под крылом не видно ничего.

 

В ночи бессрочной, что чернее сажи,

Бессчетные бараки не видны.

Шаламова там ходят персонажи…

Иль это быль совсем иной страны?

 

Лес, убиваясь, валят через силу,

Иль в голой тундре, где медведь ревёт,

Корпят и роют, иль долбят могилу…

А всё пьянит полярный твой полёт.

 

 Эллинист

                                                          Р.

Учёный немец. На щите Ахилла

Он видел жизнь, что будничной живей,

И стало тело, немощно и хило,

Уцелевая средь больших кровей.

 

Голодная околевала крыса,

Неслись тачанки… Это ничего!

Хмельным и буйным царством Диониса

Россия оставалась для него.

 

Когда шмоналась в Соловках бригада

И потешался вертухай над ним,

Всё думал он, что ни при чём Эллада,

Что это грубый торжествует Рим.

 

Розановское

 

Закончен день и, уложив детей,

В супружеской постели мать уснула.

Ещё отец – занятья нет святей –

Склонился над ночным трудом сутуло.

 

Но в поздний час не стало больше сил.

«Продолжу днём!» – он рассудил устало.

Убрал бумаги, лампу погасил.

Тьма хлынула, и тишина настала.

 

Лишь бабушки, что дремлет и давно,

Витает в ней заботливая дума,

И всё любовью приосенено

В ночной тиши до утреннего шума.

 

*    *    *

 

Российский сказ однообразен,

И всё, что видится в былом:

С княжной в обнимку пьяный Разин

И грозный царь с большим жезлом.

 

Ещё в почёте самозванец,

Который пыжится и врёт,

И не поймёт образованец,

Чем восхищается народ.

 

Любую власть он хает, кроя,

Да и дорога далека,

Поскольку нет ему героя

Милей Ивана-дурака.

 

*    *    *

 

Пока в харчевне жарить будут крысу,

Отведать можешь черепаший суп.

Здесь предпочтенье отдающий рису

Народ отважен, честен, чёрств и скуп.

Все девушки нежны и тонкостанны,

Но голоса и сухи, и гортанны,

Непринужденно брань слетает с губ.

Одна из этих шёлковых красавиц,

Что на тебя так пристально глядят,

В знак верности отрезать может палец,

Иль на прощанье приготовить яд.

 

Усталость

 

Смиряет время твой несносный норов,

Уж ты в собранье дремлешь, приустав.

Усталость копится от долгих разговоров

И переправ.

 

Так уставал на горных переходах,

Круженьем разноцветным изнурён.

Вдруг чернота, благословенный отдых,

Провалы в сон.

 

И вот сейчас, когда сильна усталость,

Усвой, что сон, который предстоит,

Лишь длительней, что жизнь – такая малость

В потоке персеид.

 

*    *    *

 

Лишь для себя, не для кого-то

Писал ты в давние года.

Хотя внимание доброхота

Приятно было и тогда.

 

Теперь ты видишь издалече,

Свои писанья теребя,

Что эти рифмы, эти речи –

Взамен себя, взамен себя.

 

*    *    *

                     Перемелется, мука будет…

                                                              Пословица

Ветер сносит мякину,

Мелет жернов зерно.

Я тебя не покину,

Мы теперь заодно.

 

Наши встречи, разлуки

Утекли в облака.

Были долгими муки,

Но белеет мука.

 

Столько страсти и боли

Мы сквозь годы несли!

Перейдённое поле

Золотится вдали.