Театр начинается с Родины

№ 2023 / 25, 29.06.2023, автор: Илья КОЛОДЯЖНЫЙ (с. Макашевка, Воронежская обл.)

С некоторым запозданием дошла до меня, находящегося в сельской местности, печальная весть о кончине петербургского театроведа и публициста Марка Николаевича Любомудрова (26.02.1932 – 20.06.2023). Несмотря на столь почтенный возраст (91 год), для всех, кто знал Марка Николаевича последние годы, его уход всё же явился полной неожиданностью. Его неиссякаемой бодрости духа и жизнелюбию могли бы позавидовать молодые. Казалось, ему сносу нет, и он легко перешагнёт столетний рубеж, как и его старший друг, знаменитый хирург Фёдор Григорьевич Углов. Марк Николаевич сам признавался, что ему досталась хорошая генетика (его отец прожил 93 года), и при этом старался всегда поддерживать себя в хорошей физической форме и избегать вредных привычек, в том числе гастрономических. Помню висящий у него на кухне плакат с назидательной надписью из Библии: «Пища не приближает нас к Богу». Впрочем, принимая у себя гостей, никогда не отказывался поднять бокал вина за здоровье присутствующих и победу «русского дела».

Жизнелюбие и интерес к жизни распространялись у Марка Николаевича и на новые встречи и знакомства. Мне приятно вспомнить, как он всегда охотно откликался на мои предложения познакомиться с тем или иным человеком. Так, к примеру, произошла встреча в любомудровской квартире с историком литературы, исследователем творческого наследия В. Розанова и Н. Страхова Валерием Александровичем Фатеевым. А незадолго до своего 90-летия он, как мне показалось, с большим удовольствием познакомился с моими друзьями Вадимом Грачёвым и Алексеем Михайловым, которые были младше его на полвека. Этот интерес и открытость к диалогу с новыми поколениями, по-видимому, определили его последнее место работы: с 1997 года до самой кончины он преподавал гуманитарные дисциплины на юрфаке С.-Петербургского университета водных коммуникаций. Судя по его отзывам, эта работа нравилась ему, прежде всего за возможность живого общения с молодёжью; кроме того, он там обрёл друзей и единомышленников в лице Олега Каратаева и Сергея Лебедева.

Удивляла в нём и сохранившаяся до конца жизни живость и ясность мысли. В 2018 году я сделал с Марком Николаевичем многочасовую беседу (ему уже шёл 87-й год) для своего ютуб-канала «ЖЗЛ Россия», во время которой он поразил меня точностью и ясностью речи (буквально, говорил как по писаному), меткостью высказываний и наблюдений. Например, вспоминая об истории создания биографий Н. Симонова и Ю. Завадского в серии «ЖЗЛ», он с юмором рассказывал о своём общении с их жёнами и завершил свой рассказ такой фразой: «Известно, что природа отдыхает на детях великих людей, но иногда она отдыхает, как видите, и на их жёнах». А когда зашла речь о С. Кургиняне, он с ходу отчеканил, как припечатал: «небесталанный политический шарлатан, с ловкостью фокусника манипулирующий категориями и мнениями». И я полностью согласен с отзывом одного из зрителей этого интервью, который написал следующее: «Какое наслаждение слушать содержательную русскую речь замечательного театроведа, это драгоценность. Даже воздух будто свежее стал».

Моё знакомство с Марком Николаевичем началось с того, что я попросил его (кажется, это было в 2010 году) написать воспоминания для моего сборника «100 рассказов о великом русском», посвящённого Вадиму Кожинову. Марк Николаевич с энтузиазмом отнёсся к моей просьбе и написал обстоятельно-пунктуальную историю знакомства и встреч с Вадимом Валериановичем, основанную на собственных дневниковых записях. Помню, что в этих воспоминаниях присутствовал эпизод, где в откровенных выражениях описывались романтические отношения Кожинова с первой женой Андрея Битова – Ингой Петкевич, который я при издании сборника вынужден был опустить, так как тогда были живы и жена Кожинова, и Петкевич, и сам Битов. Не найдя этого эпизода в книге, Марк Николаевич с обезоруживающим простодушием недоумевал, куда же делся этот важный, по его мнению, факт из личной жизни Кожинова. Пришлось сослаться на редакторский произвол, хотя мой редактор, добрейшая Татьяна Маршкова, не сократила в сборнике, насколько я помню, ни одной строчки.

Кстати, о пунктуальности Марка Николаевича. Он всю жизнь вёл не только дневник (большую часть которого, по его словам, ему так и не удалось опубликовать), но и фотолетопись. Все свои поездки и встречи он фиксировал на плёнку. В его фотоархиве есть бесценные кадры. Например, только благодаря его съёмке остались фотосвидетельства церемонии прощания с Вадимом Кожиновым в Институте мировой культуры.

Надо признаться, что далеко не всё во взглядах Любомудрова на русскую историю и национальное самосознание мне было близко,  что, к сожалению, мешало – по крайней мере, в первые годы знакомства – по достоинству оценить его личность. В начале нашего общения Марк Николаевич сумел довольно успешно создать о себе образ, который он настойчиво поддерживал во мне (этот образ наиболее полно представлен в его автобиографическом очерке «Мой рафтинг», впервые опубликованном в журнале «Вопросы национализма»), этакого непримиримого борца с засильем «малого народа» (выражение его друга И. Шафаревича) в русской культуре. И даже других участников «русского национально-освободительного движения» (в частной беседе он подчёркнуто заменял слово «патриотический» на «национальный», а «патриота» на «националиста») он оценивал преимущественно по их вкладу в этой борьбе. Например, директора Пушкинского Дома Николая Скатова и худрука Ленинградского театра драмы имени А. С. Пушкина Игоря Горбачёва, с которыми его связывали долгие дружеские отношения, он тем не менее упрекал в недостаточной решимости в отношении «еврейского вопроса». С другой стороны, он очень высоко ставил Сергея Семанова (его друг со студенческой скамьи), Игоря Шафаревича и Михаила Назарова (после смерти Семанова и Шафаревича он оставался последним ближайшим единомышленником Марка Николаевича и находился с ним в переписке) за то, что они, по его мнению, сделали больше всех в деле «освобождения» русского народа от чужеродного влияния.

Поначалу я не раз спорил с Марком Николаевичем против этого, на мой взгляд, упрощённого взгляда на проблему современного положения русского народа, благоденствию и процветанию которого мешает, по его мнению, только пресловутое чужеродное воздействие, как и против заострённого, болезненно-ущемлённого национального чувства, которое только на руку нашим врагам, мечтающим столкнуть русских с другими народами России. Смущало меня и однобокое, в либеральном духе истолкование личности Сталина и Ивана Грозного (в этом вопросе Марк Николаевич был либерал-монархистом).

Однако довольно скоро я убедился, что личность Марка Николаевича далеко не исчерпывается этими взглядами, больше походившими на идеологический «пунктик», которым он любил бравировать и который, однако, изрядно попортил ему кровь (из-за своих взглядов он несколько раз был вынужден менять работу, а некоторые статьи и дневниковые записи, по его же признанию, отказывались печатать даже его друзья-редакторы). Его человеческие качества –  порядочность, благородство и широта души, и профессиональные качества – исследовательская честность и объективность, побуждали выходить за рамки идеологической схемы.

Приведу один пример. В 1989 году Любомудров составил и издал 50-тысячным тиражом сборник публицистики «За алтари и очаги», куда вошло более сорока статей, принадлежавших перу ведущих публицистов патриотического направления. На мой взгляд, по глубине и широте охвата проблем, это был лучший сборник среди множества выходивших тогда подобных изданий. Так вот, в этот сборник Марк Николаевич поместил несколько статей, написанных нелюбезными ему евреями, а также статьи, в которых выражалась точка зрения диаметрально противоположная его взглядам. Например, статья Вадима Кожинова «И назовёт меня всяк сущий в ней язык…», где давалось, так сказать, филологическое обоснование евразийства, идеологию которого Любомудров считал ложной.

Вообще, как мне показалось, Марк Николаевич остро ощущал малочисленность и разобщённость патриотического движения, и был готов пожертвовать личными идеологическими пристрастиями ради общего благородного дела, которое объединяло бы как можно больше русских мыслящих людей (в этой связи очень символично, на мой взгляд, название его воспоминаний о Кожинове – «Во главе патриотического братства»). Помню, с каким увлечением и теплотой он вспоминал об участниках своего сборника «За алтари и очаги», называя их гвардейцами русской мысли.

Чтобы составить более полное представление о личности Марка Николаевича, следует сказать несколько слов о такой малоизвестной стороне его жизни, как увлечение музыкой. Он не раз признавался, что музыка является для него самым великим искусством. С детства он играл на скрипке, окончил музыкальную школу, и одно время даже мечтал стать музыкантом. По его воспоминаниям, в студенческие годы он играл в любительском джаз-оркестре на танцевальных вечерах, а также подрабатывал в кинотеатрах, играя в составе небольшого оркестра. Когда ему было уже за 80, по просьбе друзей он выступил с небольшим концертом в университете, в котором преподавал последние годы жизни. Любовь к музыке передалась у него от отца, который всю жизнь любительски играл на скрипке и альте. Марк Николаевич часто играл с отцом дуэтом, а иногда и семейным квартетом.

Это увлечение музыкой, несомненно, развило у Марка Николаевича сильное эстетическое чувство, которое ему очень помогло в его театроведческой и театрально-критической деятельности. Им выпущены замечательные биографии Ф. Волкова, Н. Симонова и Ю. Завадского, но, пожалуй, главный его труд, написанный в блестящей полемической форме, это небольшая книга «Противостояние. Театр, век ХХ: традиции – авангард» (1991), единственная в своём роде, заставившая посмотреть на театральный процесс XX века с новой неожиданной стороны.

Убеждённый последователь театральной реалистической школы Станиславского, Марк Николаевич очень переживал глубокий упадок русского театра, с горечью говорил о внутренней пустоте современных постановок, которые не то что смотреть, но даже пересказывать стыдно. Констатируя, что многие спектакли грешат презрительным отношением к родной стране, Марк Николаевич любил при этом повторять (перефразируя Станиславского): «Театр начинается с Родины». Но и в этой ситуации он не складывал оружия: писал острые критические рецензии на спектакли В. Фокина в Александринке и А. Могучего в БДТ. Таким Марк Николаевич и останется в моей памяти: бескомпромиссным и неутомимым стражником русской культуры.