Тут всё повенчано
В пользу Веры Инбер
Рубрика в газете: Опасные строки, № 2020 / 41, 05.11.2020, автор: Олег САВИЦКИЙ
Хотелось бы всё же расставить точки над i в вопросе авторства текста песни «В кейптаунском порту…» Мне представляется совершенно очевидным тот факт, что автор – Вера Инбер и никто иной. Для этого смелого утверждения в тексте вполне достаточно прямых указаний. И биография поэтессы здесь совершенно ни при чём. Как говорила, если не ошибаюсь, Анна Ахматова, «биография поэта – его стихи».
Об авторских указаниях, или, по-другому, маркерах. По порядку. Цитирую. «В гостиной у дочери моей Жанны…» Это стихотворение датируется 1920 годом. Отсюда, вероятно, «Жаннета». «Но прежде чем уйти в далёкие пути,/ на берег был отпущен экипаж…» Из других стихотворений: «Какие бы пути куда бы ни вели…», «Много близких есть путей и дальних…» (1916 год). Уже с первого куплета всё становится ясно. Но продолжим.
«Идут сутулятся, вливаясь в улицы…» – это явная отсылка к Маяковскому, поклонницей которого, несомненно, была Вера Инбер. Существующий вариант «по тёмным улицам» намного слабее. «Тут всё повенчано/ С вином и женщиной…» – очень похоже на первоисточник строчки Николая Заболоцкого «С ветром в поле когда-то обвенчана…» (Как можно обвенчаться с ветром, не понимаю. – О.С.).
Хотелось бы ещё отметить такое место. «А ночью в тот же порт/ Ворвался теплоход/ В сиянии своих прожекторов…». Кажется, правильнее – «Сиянием своих прожекторов». Всё-таки пароход – не фрегат, чтобы на всех парусах врываться в порт. Существенно, по-моему, и число четырнадцать, – это дата начала Первой мировой войны. Кстати, в исполнении дуэта Андрея Макаревича и Алексея Козлова звучит: «Война пришла туда,/ Где можно без труда/ Достать себе и женщин и вина…» Хотя, наверно, «беда» всё же лучше.
Ещё одна спорная строчка. «Зайдя в тот ресторан,/ Увидев англичан, Французы были просто взбешены…» Или «стали все разозлены»? При всей неуклюжести последнего варианта я всё же склоняюсь к нему, так как это явный галлицизм ( ils sont fache’ – они стали раздосадованы). А Вера Инбер, без всякого сомнения, глубоко симпатизировала французской культуре. «Уж своею Францию/ Не зову в тоске…» (1922 год, Москва). Сочувствие к французским морякам заметно и в песне. Хотя Аркадий Северный поёт другой вариант, где симпатии, напротив, склоняются на сторону англичан: «Бонжур, красавицы,/ Нам очень нравится,/ Во имя Франции объявим клёв!» Но эта фонограмма интересна, по-моему, в первую очередь, отличным французским прононсом в исполнении неподражаемого Аркадия Северного.
Кроме того, есть основания полагать, что весь текст восходит к позднему стихотворению Сергея Есенина «Батум», написанному им в 1924 году на Кавказе. Там уже присутствуют имя «Жаннет» и «брюки клёш».
Осталось только выяснить, как никому доселе неизвестный школьник оказался автором литературного шедевра. И, думается, поневоле – при всём уважении к будущему военному врачу Павлу Гандлевскому. Предположу, что это «заслуга» Самуила Маршака, курировавшего тогда детское творчество в Ленинграде.
Р.S. К сожалению, вместо французских литер пришлось использовать латинские – не совсем точно.
Особенно убедительны ссылки на варианты, исполняемые А. Макаревичем и А. Северным. Все точки расставлены, автор. А брюки клеш, разумеется, ввел в обиход С. Есенин, кто же еще. Пиши-пиши, точковтиратель.
– Автору надо бы отличать пароход от теплохода.