В сторону простоты…
№ 2023 / 51, 29.12.2023, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Как-то всё у нас помпезно стало проводиться. Вернисажи, встречи с интересными людьми так солидно обставлены, столько произносится громких слов, столько находится званий, заслуг и наград у представшего перед зрителем персонажа…
Я, между прочим, хочу рассказать о выставке двух, уже ушедших, провинциальных владимирских художников, семейной паре – Нине Луговской (1918-1993) и Викторе Темплине (1920-1994), но попутно, в связи с возникшей темой, захотелось коснуться «Линии жизни» поэта и эссеиста Дмитрия Воденникова, недавно показанной на канале «Культура». Что их роднит? – спросит удивлённый читатель. Отвечу – простота. Поэт быстро, без всяких церемоний выскочил на сцену и стал говорить со зрителями, как с какими-то близкими и понимающими его в самых тонких и подчас несуразных душевных проявлениях людьми. Не читать свои стихи (их, кстати, было немного и не уверена, что они сами по себе произвели бы на меня такое впечатление). А разговаривать «напрямую» со зрителем. Да, да, понимаю, что были заранее заготовленные вопросы, было нечто отрепетированное. И всё же осталось ощущение живого общения.
Зрители, мне кажется, действительно понимали и принимали нежелание Воденникова говорить о родителях. Обязательный для этого «формата» разговор был шутливо-серьёзно заменён поэтическим «мифом» о родителях королевской крови, что в русской культуре можно встретить, положим, у Кузьмы Петрова-Водкина, пришедшего в искусство из самых низов, но в детстве рассказывавшего другу, что он «подброшен». Или Ореста Кипренского, родившегося в семье крепостных крестьян, но всю жизнь лелеявшего «личный миф» о том, что он неузнанный принц! Так и наш герой выбрал для себя такой «миф», такую необычную «романтическую» традицию, которая выводит его прямиком в пространство поэтической культуры, уводя от каких-то ненужных ему или даже досадных житейских подробностей.
Или, положим, поэт вдруг стал вспоминать простенькое детское стихотворение Агнии Барто о «бычке», идущем по доске – зрители ему радостно помогали. Все знают это стихотворение с детства. И что же вышло? Что стихи-то о нашем уходе, о страхе смерти, где испуг дан вперемешку с поэтическим юмором. И заодно острее ощущается, как много «метафизического» мы осмысляем в раннем детстве, причём самого важного для всех нас – людей. Недаром все включились в припоминание стихов, так же как в разговор поэта об умершей собаке – таксе. Я уже несколько раз о ней слышала, читала о ней его занятнейшие тексты, – и каждый раз поражалась, как сильно действует этот простой рассказ о «прохладной» любви собаки и деятельной, горячей – хозяина, вытягивающего её до её последнего вздоха.
Поэту почему-то очень хотелось быть для зрителей «старым дяденькой», которого называют по имени-отчеству, но сама его живая непосредственность, прямое обращение к зрительским эмоциям, – говорили, что возраст не имеет над ним власти и что живёт он в каком-то своём особом времени. Да и сама простота манеры тут вовсе не та, что «хуже воровства», а напротив, уводит нас в самые глубины жизни и культуры…
Вот и на выставке работ из частных собраний супружеской пары – Нины Луговской и Виктора Темплина в Галерее на Чистых прудах (совместный проект с «Галереей Калиненко»), – как-то сразу можно было включиться в созерцание живой жизни, которая очень по-разному предстаёт на полотнах двух этих своеобычных художников. Никакой позы, никакого барьера между художником и зрителем. Живопись обоих опять-таки «проста», но не простовата и уж точно не примитивна. Наши художники не ставят перед собой амбиционной цели – поразить мир, выдумать нечто небывалое. Нет, в смысле живописи всё вполне традиционно, хотя много чего-то очень личного, затаённого, лирического, – в особенности при сравнении полотен двух авторов.
Тут надо знать, что оба, ещё в ранней юности, до встречи друг с другом, попали в сталинский лагерь, на Колыму, в мир «холодного безмолвия», который многих перемалывал и обесчеловечивал. Они – сохранили душу. И вот потом, через годы, начав профессионально заниматься живописью, они как бы сбросили с души непереносимые полудетские воспоминания и погрузились в лучезарную жизнь природы. Нина, судя по всему, отталкивалась от традиций «солнечного» Анри Матисса и нашей детски-радостной Татьяны Мавриной, а Виктор избрал для себя мощную традицию русского лирического пейзажа. Надо понимать, что так случается не всегда. Положим, ученица Фалька Ева Левина-Розенгольц, выйдя из лагеря в 1956 году, уже в зрелом возрасте, так и не смогла сбросить груза каких-то свербящих душу, непосильных переживаний. Всё её послелагерное творчество – какой-то непрерывный страстный крик – вопрос к природе, деревьям и болотам, к лагерным сотоварищам, к небесам, – о том, что всё это значило и для чего было в её жизни. В её творчестве даже появляется некое символическое «процарапывание» – «скребущие» следы на работах, сделанные чем-то острым, как бы намекающие на это ежеминутное стремление «доцарапаться до корней».
Наши художники поступили иначе, да и были они моложе, были вместе, и живопись пришла к ним, по сути, уже после лагеря, как таинственное лекарство и путь к спасению.
Нина Луговская, чей подростковый дневник поражает смелостью непримиримых суждений по отношению к тиранической власти, после лагеря ушла в красочный мир трав и растений, из которых она сплетает удивительный декоративный ковёр. Исполненное детской радости непрерывное лето, – вот доминанта её творчества. Это лето не нуждается в перспективных построениях, в пространственной глубине, оно порой заполняет всю плоскость картины и вот-вот перельётся в реальность.
А Виктор Темплин выгораживает для себя какой-то безлюдный уголок живой неприхотливой природы – старый дом, лесную опушку, дорогу в поле, где можно погрузиться в тихое лирическое созерцание или «с ветерком» проехаться на велосипеде. Он любит и весну с её текущими вдоль картинной плоскости ручьями, и задумчивую осень, и какие-то грустные, отдалённые от зрителя речные пейзажи.
Всё это – как мне кажется, своеобразная терапия обожжённых сердец, но ведь, если вдуматься, – вся наша культура – подобного рода терапия…
К выставке двух талантливых владимирских художников в галерее подготовлен красочный каталог. Она продлится до 7 января 2024 года.
Очень душевный портрет двух симпатичных художников с нелегкой судьбой. И отчасти поэта. Спасибо Вере Чайковской и организаторам выставки, открывающим для зрителя новые имена.