Василий Шукшин: я ищу правду на Земле
Рубрика в газете: Родственные души, № 2019 / 28, 26.07.2019, автор: Юрий РОСТОВЦЕВ
25 июля 2019 года исполнилось 90 лет со дня рождения В.М. Шукшина, выдающегося русского прозаика, режиссёра, артиста. Только что вышедшая в издательстве «Вече» книга Анатолия Заболоцкого «Шукшин в кадре и за кадром. Записки кинооператора» – хороший повод для раздумий над непростой творческой судьбой Василия Макаровича и его фильмов, ещё одна возможность – с помощью ближайшего его помощника и друга – всмотреться в самобытную личность.
По мнению Анатолия Заболоцкого, в своих ранних фильмах Василий Шукшин прежде всего опирался на Слово и на мастерство актёров, а картинке, – работе оператора, – он уделял меньше внимания… Дескать, оператор свою задачу знает, как-то снимет.
Зато сам Заболоцкий своею «прикладной работой» (так он определяет поприще кинооператора) стремился помочь режиссёру более ясно и рельефно доносить зрителю своё видение окружающей действительности.
***
Начав чтение книги, мы погружаемся в атмосферу жизни, учёбы, мышления студентов ВГИКа середины 1950-х годов. В первой главе мы видим, как непросто освоиться и в институте, и в столичной среде ребятам из провинции. Помогало выживать, глушить тоску по дому в том числе и землячество. Оба, Василий и Анатолий, происходили с Алтая. Эта вроде формальная причина всё-таки сближала студентов, хотя и разных курсов. Василий учился на курс выше. Он сразу оказался в поле зрения Заболоцкого, и Анатолий уже не упускал земляка из виду. Впрочем, виделись они в основном на собраниях. На любом толковище Шукшин брал слово, выступал…
Эта черта его поведения вызывала у Анатолия сначала удивление, а потом и внутренний протест. И в книге, и в своих устных рассказах, которым, к счастью, я частенько бывал очевидцем, Анатолий Дмитриевич подчёркивал эту неприятную черту поведения Шукшина-студента.
Но Василий никак не желал отсиживаться в задних рядах. При любом удобном случае он стремился быть на виду. Сказывалось, видимо, и то, что он принадлежал к той незначительной части студентов, которые были членами партии. Вступил он в КПСС – в годы службы на флоте…
А коробило в выступлениях старшего товарища откровенная казёнщина и ходульные лозунги из партийных директив.
С другой стороны, Анатолий понимал: без шума, грубо говоря, без драки из толпы не вырваться… Впрочем, случались и драки. Однажды разговор между студентами о роли и месте в истории полководца А.В. Суворова привёл к серьёзному конфликту. Один из собеседников (он оказался поляком) вдруг оскорбил память о великом русском герое. Шукшин в стороне не остался, и выяснение отношений между спорящими обернулось стычкой, и едва ли не международным конфликтом. Конечно, все очевидцы спора были на стороне Шукшина. Но что скажут в деканате? К счастью, там нашли мудрое решение и ограничились для несдержанного патриота – партийным взысканием.
Василий удержался в вузе, и, конечно, стал ещё большим всеобщим любимцем. Его хлопали по плечу, а те, кто с ним был знаком, крепко пожимали руку храбреца.
Много позже вспоминая этот и другие инциденты студенческих лет, Макарыч скажет Анатолию: «Всё-таки партийное начальство меня как-то защищало в нескольких тяжелейших ситуациях. Думаю, что и удержался в институте я только потому, что состоял в партии».
Среда в вузе тех лет была разношёрстная. Основная часть студентов – приезжие. Причём настолько чувствовалась разница в подготовленности к учёбе и даже в поведении между провинциалом и столичных жителем, что один из так называемых педагогов называл своих подопечных снисходительно: темнота… Но и в этой кромешной тьме сияли звёзды. Они и стали ориентирами. Например, Андрей Тарковский, сын известного поэта. Конечно, он принадлежал к тому немногочисленному числу юных дарований, кто отлично ориентировался в вузовской жизни, её особенностях.
Между тем Анатолий, как и другие первокурсники, только ещё начинал сбивать с себя «провинциальную штукатурку» (выражение В.П. Астафьева).
В первой главе книги Заболоцкий подробно описывает, как формировалась его студенческая биография. При этом он старается подчеркнуть типическую черту своего поколения: тягу к знаниям. Он стремился стать культурным и знающим, хотел освоить сложную профессию оператора и старался не пропускать занятия. А ведь особенность творческого вуза ещё и в том, что у тебя с первого семестра в числе наставников действующие, снимающие сегодняшнее кино мастера. Преподаватели видели его настойчивость и относились к нему с вниманием и заботой. В первые зимние каникулы он оставался в Москве, чтобы посвятить всё свободное время выполнению творческого задания, которое студенты получили в конце семестра. Сдав свою работу первым, он пережил маленький творческий триумф. Это был шаг на многотрудном пути в профессию, в которой он очень хотел преуспеть. Встречи с профессионалами укрепляли в нём желание стать специалистом и непременно высокого уровня, какими были его тогдашние наставники: А.Головня, А.Москвин, С.Урусевский, М.Магидсон, М.Кириллов… В свободное время он жадно смотрел фильмы, иногда по четыре в день. Посещал все мастер-классы, проходившие в вузе. И всё более укреплялся в мысли о величии киноискусства, радуясь тому, что кино, к которому он уже отчасти принадлежит, самое главное из искусств.
Пришло время, когда ему стало не хватать вузовской библиотеки, и он записался в Историческую… Тайну творчества в те годы старались отыскать на страницах древних фолиантов, а также в трудах западных писателей и философов. У вгиковцев в чести и чтении чаще фигурировали тогдашние европейские витии – Жан-Поль Сартр, Бертран Рассел, Альбер Камю… Правда, киношники к ним добавляли и «сугубо своих»: Ф.Феллини, И.Бергмана, М.Антониони, Ж.Годара…
Расширяли горизонт постоянные посещения Третьяковки и Музея изобразительных искусств. Бродил Анатолий и по книжным… Кое-что удавалось купить. У него у первого из четверых жильцов комнаты в студенческом общежитии начала складываться личная библиотека…
***
После окончания ВГИКа Анатолия распределили в Минск, на «Беларусьфильм». И хотя в ту пору он уже понимал, что настоящее кино делают только в Москве, распределением остался доволен. На республиканской «фабрике грёз» он мог проверить себя в деле, набраться столь необходимого опыта.
Прошло некоторое время, и новичка студии назначили оператором большого художественного фильма «Последний хлеб». Затем пришли и более значительные киноработы. Всего за девять лет в Минске он снял как оператор несколько картин и среди них – «Через кладбище», «Альпийская баллада», которые зрителям запомнились. Его вклад в создание этих фильмов белорусской студии признали удачным и значительным, он получил почётное звание «Заслуженный деятель искусств БССР».
Это стало свидетельством общественного признания его труда.
Однако главная удача минского периода жизни случилась как бы случайно, и не на съёмочной площадке, а в буфете киностудии.
Там он встретил своего земляка и однокашника по вузу Василия Шукшина. Оказывается, тот приехал на пробы как артист…
Анатолий пишет: мы встретились в столовой родственно…
– Ну, земеля, как ты тут прижился? Рассказывай! – так его приветствовал старший собрат. Сели они за столик под фикусом и буквально провались в беседу, во взаимные излияния. В какой-то момент их возвратил к реальности неожиданно присоседившийся также товарищ по ВГИКу – сценарист Геннадий Шпаликов. Разговор ещё более накалился, но и стал более общим. Впрочем, вскоре Шпаликов умчал далее по своим делам, а они продолжили встречную исповедь. В тот день Анатолий на правах хозяина уже не отступал от Шукшина.
Не случайная их встреча – первая после окончания вуза – и последовавший разговор стали решающими событиями в судьбе Заболоцкого. Оба они как бы подводили на глазах друг друга итоги юности; впрочем, осталось время и для того, чтобы как-то – пусть и в размытой картинке – попытаться обозначить перспективу. Пришла пора задуматься: как и чем жить дальше? Радостная и тревожащая встреча, заставила оглянуться и на себя, и на товарища, беспристрастно и трезво.
Василий повзрослел, даже заматерел. Нет прежней мальчишеской задиристости. Это был уже не шумливый, заносчивый студент, а подающий надежды режиссёр и популярный в своём амплуа актёр. Молчаливым, даже отчуждённым показался ему поначалу земляк. Но вот заговорили, и вновь вспыхнул огонь в глазах, Анатолий узнал своего земляка. А какие замыслы! Весь тот день он провёл с человеком, который становился для него всё роднёй и ближе. Из откровенного обмена мнениями выяснилось, что они с полуслова понимают друг друга, а кое в чём и дополняют. Но главное – они единомышленники. В конце встречи, в момент прощания вырвалась у Василия Макаровича реплика:
– Эх, Анатолий, надо думать, хорошо бы вместе дело затеять. Приезжай в Москву, продолжим разговор.
Заболоцкий буквально не верил своим ушам. Василий сказал о том, о чём он сам не решался упомянуть.
Было очевидно и другое: его старший коллега – тоже творчески одинок, он хочет сближения с единоверцем.
Тем не менее, они расстались, и привычная жизнь продолжилась. Заболоцкий закончил снимать фильм «Христос приземлился в Гродно», который, к сожалению, тут же слёг… на полку.
Кто знает, может быть, Шукшин так разговаривал со многими молодыми операторами, актёрами, режиссёрами, но запал этот разговор именно в душу Анатолия Заболоцкого. Для него это стало откровением и причиной новых поисков…
Прошло два длинных года до того момента, когда Анатолий сказал себе: сейчас или никогда… Он окончательно утвердился в мысли о поездке в Москву. Нужно не только выискивать публикации Шукшина, читать его прозу и восхищаться. Надо к нему ехать, стоит попробовать достучаться…
– Я приехал к нему и говорю: «Вася, давай работать вместе». Он отвечает: «Если у тебя есть охота в моих делах участвовать, бери любой мой рассказ, ставь сам, я никаких денег брать не буду, занимайся…». Повторяю ему: «Я овладел профессией, хочу своей профессией помочь твоему делу. Я видел твой фильм, ты хорошо диалоги пишешь, сам играешь. Я помогу тебе лучше выстраивать мизансцены. У меня за плечами девять лет стажа. В активе – несколько художественных фильмов. Могу уверенно сказать о том, что профессией оператора вполне овладел. И понял, что более не хочу работать на случайных картинах.
Хочу помогать тебе, добиваясь того, чтобы твоё дело выглядело убедительней. Конечно, нужен ещё и хороший художник, и композитор…
Он улыбнулся и отвечает:
– Брат, да разве я волен собирать артель? Я себе не хозяин. У меня студийный директор. А ещё надо мной экономист, который смету картины слагает…
Помолчал. Поднял на меня глаза, посмотрел пристально и подытоживает наш диалог:
– А всё-таки давай попробуем. Скоро «Степана Разина» начну и сразу тебя призову. Посиди пока в Минске, подожди, пока я добьюсь запуска картины…
Он пробился, и я приехал к нему. Правда, на студии Горького встретили в штыки наше содружество…
***
История, связанная с замыслом и началом работы над фильмом о Степане Разине, полна трагических реалий и откровенных подлостей со стороны коллег. Заболоцкий, как очевидец и участник событий, даёт картину непонимания, вражды и коварства по отношению к талантливому режиссёру и его замыслу. Читать об этом грустно и поучительно.
Вся история вокруг замысла фильма «Степан Разин» полна недоговоренностей и козней. В книге она рассказана Заболоцким в деталях и подробностях. Многое открывается только теперь, задним числом. Начиная проект, руководство студии Горького знало, что оно не пойдёт на его реализацию. Причина? Дескать, дорого и непонятно. А то, что запустились, так это просто уступили напору Шукшина. Студии хотелось его сохранить как своего работника. Но ни сам Василий Макарович, ни тем более Заболоцкий подвоха в ту пору не замечали. Ведь всё делалось до какого-то момента по правилам. Открыли финансирование. Шукшин стал готовиться к поездкам для сбора дополнительных материалов и на выбор натуры. Съёмочной группе выделили комнату, а на двери повесили табличку киногруппы «Степан Разин». И самое главное – оператор Анатолий Заболоцкий принят на общих условиях. Вскоре Шукшин и Заболоцкий отправились в первую командировку. Побывали в Саратове, Симбирске, Казани… В разгар лета 1970 года вместе улетели в Астрахань, которая их встретила почти невыносимой июльской жарой. А потом открылось новое обстоятельство. В городе есть случаи заражения холерой. По местному радио был объявлен карантин на неопределённое время связи с возможной эпидемией. Машины скорой помощи пугающе воют, на домах появились наклейки с черепом и красной полосой: не входить – холера. Из-за карантина Василий и Анатолий застряли в Астрахани на месяц с лишним. Тут уж они вдоволь наговорились.
Астраханское сидение – удивительный эпизод в творческой биографии Шукшина. Мне кажется, что тут есть основа для сценария со сказочно-фантастической подоплёкой.
В конце концов, им удалось вырваться из холерного плена и они возвратились в столицу… Пришла осень и стало ясно, что разговора о картине на худсовете студии не избежать. Во время обсуждения члены совета высказались против продолжения их работы. Главный аргумент: 10 миллионов уйдут неизвестно на что, на фильм о разбойнике! А бюджет-то общий. Остальные режиссёры останутся без заработка. Фильм отложили на неопределённое время. А чтобы разрешить возникшую у Шукшина проблему, ему предложили запуститься с фильмом «Печки-лавочки». К слову сказать, сценарий Шукшина лежал на студии имени Горького без движения несколько лет.
***
Выбора не было, пришлось соглашаться на эту работу, хотя голова перегружена идеями, связанными с Разиным. Да, не так просто Шукшину перейти от замысла исторического полотна к современному материалу. Хотя, конечно, сценарий писал сам и материал ему близок. Заболоцкий даёт читателям своей книги почувствовать, как художнику трудно рвать живое, неосуществлённое, чтобы скорей начать новый проект.
Говоря о фильме, который все прекрасно знают, стоит остановиться лишь на одной линии – поиске актёра на роль Ивана Расторгуева. Шукшиным она предназначалась Л.Куравлёву. Но так сложилась ситуация, в книге она подробно изложена, что Куравлёв категорически отказался от роли. Кем его заменить? Предлагали разные варианты, но все они оказались неподходящими. Шукшин вдруг осознал, что время раздумывать прошло. Давно пора определять реальные даты съёмок и приступать к работе. А роль главного героя в фильме придётся взять на себя.
Он справился с задачей. Роль получилась целостной, зримой, современной. Ну а Куравлёв избежал повтора и провала. В его исполнении мы встретили бы постаревшего Пашку Колокольцева из фильма «Живёт такой парень».
Интересная особенность этих съёмок. Они проходили на Алтае и уложились в четыре месяца. А вот сдавали и дорабатывали фильм ещё более полугода. Фильм получил третью категорию, и прозвучал только после кончины Шукшина.
***
Со сценарием «Калины красной» Василий Шукшин пришёл на «Мосфильм». После некоторой проволочки работа над картиной была запущена в 1-м объединении у С.Ф. Бондарчука. Основные съёмки проходили под Белозерском. Вместе с Заболоцким читатель погружается в тонкости работы над тем или иным эпизодом фильма. И особенно дороги подробности съёмок одинокой старухи Ефимьи Быстровой, ставшей в фильме матерью Егора Прокудина. Впрочем, дорогих и особенных эпизодов, связанных с работой над «Калиной красной», в книге предостаточно. Подробно описан и день просмотра готового фильма дирекцией «Мосфильма» во главе с гендиректором киностудии Н.Т. Сизовым. Разговор состоялся острый, жаркий. Сильный удар последовал от С.Ф. Бондарчука. По его оценке правда жизни в картине есть, и в избытке. А вот есть ли в фильме правда искусства? В этом надо ещё разобраться.
После такого пассажа возникла зловещая тишина. Сизов нервно курит, Шукшин, получив неожиданный удар, ещё собирается с силами, чтобы дать отпор, опровергнуть слова мэтра. Затянувшуюся паузу прервал зам. главного редактора студии Леонид Нехорошев. Материал фильма задел его душу, и он именно об этом стал говорить, обращаясь к аудитории. За это время смог придти в себя Шукшин. Получив слово, он принялся яростно отстаивать свою позицию, заодно разъясняя образ Егора Прокудина. Подводя итоги обсуждения гендиректор «Мосфильма» Сизов поздравил Шукшина с удачным фильмом.
Да, формула Бондарчука сильно резанула самолюбие Василия Шукшина. Едва не довела до нервного срыва. Зато его резкий и аргументированный ответ, умное обоснование точки зрения и творческой задачи – поставили всё на свои места. Умным, эмоциональным выступлением ему удалось убедить коллег в художественной правоте.
Вскоре фильм почти без цензурных потерь получил акт приёмки, получил право на жизнь.
Много думал я над формулой Сергея Бондарчука о правде жизни и правде искусства, и могу в ответ сказать следующее. Придумать хлёсткую фразу и произнести её, гораздо проще, чем примерить ту же формулу к собственному произведению. На мой взгляд, в фильме Бондарчука «Они сражали за Родину», увы, нет ни правды жизни (а только её блёклое отражение), ни тем более – правды искусства.
…В воспоминаниях Н.М. Зиновьевой есть примечательный эпизод из разговора В.М. Шукшина с сестрой: «…он вымеривал хозяйскую комнату со сжатыми кулаками и говорил: «Я – Стенька Разин!» А я ему: так Стенька Разин – бунтарь. «А я и есть бунтарь, я ищу правду на земле»… Образ Степана Разина, считает исследователь Д.Марьин, является сквозным не только для творчества, но и для жизни В.М. Шукшина. Сказано ловко и хлёстко. Такое утверждение вызывает, на мой взгляд, многие не только вопросы, но и возражения. Не будем забывать, что никто так и не дал убедительного разъяснения замысла.
А сам Василий Шукшин был и остаётся для нас – провидцем и правдоискателем.
Я сейчас напишу совершенно кощунственные и даже циничные слова, но. может, и хорошо, что Василий Макарович не дожил до наших дней. Потому что никто не может дать гарантию, что сегодня его бы не сломали.
Да запросто сломали бы!
Ведь сломали же Курганова!Раньше он не пукал прилюдно, а вот в наши дни только и делает…
Сломали, гады…
Такое вот написал ироничное посвящение дорогому Василию Макаровичу:
“Нравственность есть Правда”
В.М. Шукшину
Сегодня в Сростках дождь, гроза,
А на Пикете людно, шумно,
Пестрят зонты, блестят глаза,
Толкает кто-то речь заумно.
Такая сволочная жизнь,
Такая слава сволочная,
Что нет покоя от разинь,
Как будто в нём душа Чапая.
А мог бы и сыграть Чапая,
Ведь так похож и имя схоже,
Но жизнь лепила шалопая,
В Прокудине себя итожа.
Егор, конечно, часть народа,
Раскаявшийся русский вор.
Но он ни есть его порода.
Прокудины – его позор.
В «Калине красной» – капля Правды
В безбрежном океане лжи;
И всплеск пожизненной бравады
У роковой земной межи.
24.07.2019
Рецептуру. Ну вы и льстец! Ну вы и подлиза! Сравнить меня с САМИМ Василием Макровичем! До этого никто, никогда и ни по какому случаю! Внукам накажу вам каждое утро кланяться! Теперь я вас люблю необычайно. Успехов вам (можно даже творческих)
Внуки-то в чем виноваты? Кланяться. Каждое утро. Утром надо в школу идти. Или из школы, если задержался.