«Во дни сомнений»…
№ 2022 / 38, 07.10.2022, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Бывают же такие неожиданности! В результате стихийно возникшего художественного проекта, я увидела вместе три живописных полотна. И оказалось, что они удивительным образом друг друга дополняют, как-то поднимая тонус и высвечивая жизненные перспективы. Ивану Тургеневу «во дни сомнений» помогал русский язык – «правдивый и свободный». Но, оказывается, есть и другие возможности, положим, хорошая отечественная живопись.
Хочется рассказать об этих трех картинах, написанных современными живописцами. Они (живописцы) продолжают ту линию отечественного искусства, которую можно обозначить как «поэтический реализм», восходящий еще к корифеям российского искусства 20-го века, таким как Петров-Водкин, Роберт Фальк, Александр Дейнека, Георгий Нисский и множество других. Официально их причисляли все больше к «формалистам», но на самом деле они и были истинными выразителями своего времени. Название «соцреализм» сейчас часто «приклеивается» к их эпигонам, подменившим подлинные ценности и высокий дух первопроходцев своей имитацией и профанацией.
Но о картинах. Все три, как я уже писала, раскрывают какие-то разные грани русского или, лучше сказать, российского миросозерцания, замечательно друг друга дополняют.
Вот, к примеру, картина Ивана Лубенникова «Конец сентября» (х.м., 2016-2019). Видим, как долго она писалась. Вероятно, художник был чем-то не удовлетворен и дописывал ее через несколько лет. В результате поставил на ней свою монограмму – характерную подпись, где «И» вписывается в «Л». Мне чудится в ней своеобразное завещание, – ведь через недолгое время, в 2021 году и тоже осенью, художник умер.
Как обычно у Лубенникова, картина немного лубочная, с яркими, сочными красками, весьма условно решенным пространством и «наивно-детским» рисунком. Причем она сочетает в себе элементы портрета, пейзажа и натюрморта – трех излюбленных художником жанров. Мы видим с левого края профиль молодой женщины, явно деревенской, о чем говорит и платочек на голове, и ее «фольклорный» наряд, и загорелое лицо. Рядом с ней на условно обозначенном подоконнике оказывается огромная, отливающая синим, стеклянная банка соленых овощей – зеленых и красных помидоров. Кто не видел, кто не едал этих заготовленных на зиму «деликатесов» в России? Кстати, в позднем рассказе «Павла», посвященном судьбе бабушки, Лубенников как раз и пишет, что она по привычке «купеческого» детства, всегда делала такие заготовки. С другого бока жмутся друг к другу деревянные коричневатые деревенские домики вроде бы простой конструкции, но ребенок так прихотливо их в пространстве не разместит, да и не нарисует!
Перед нами на ослепительно белом фоне, уходящем вдаль и прорезанном белой лентой реки и тонкой коричнево-зеленоватой полоской скошенных полей, словно бы развернулась «деревенская идиллия» с собранным урожаем и долгожданным отдыхом. Но Лубенников не был бы Лубенниковым, если бы на этом все завершилось. Символическим клином, словно из самой стеклянной банки с овощами, вылетают черные силуэты птиц, летящих в дальние края. Статичность и законченность деревенской жизни переплетаются с ее динамикой и взором художника вдаль, а то и за горизонт. Он размышляет и о собственной жизни, о собственном «урожае» и о том неведомом, что ждет его «за горизонтом». Но все это не с глубокомысленным придыханием, а легко, артистично, с любовью к сложившемуся укладу народной жизни, хотя, конечно, и не без грусти.
А вот и вторая работа «Рекламный щит» Семена Агроскина (2016, х.м.), входящая в цикл «Плохая видимость». Тут перед нами совсем другие проблемы и другое ощущение жизни. Я не даром называла имя Георгия Нисского. Художник подхватывает ноту восхищения техникой – мостами и паровозами, особенно свойственную Нисскому. Но там, сквозь лирическое обожание «техники» мальчика с узловой станции, проглядывала подлинная мощь и красота этих внедрившихся в жизнь «советского человека» «железок». У Агроскина они одряхлели. Видимые сквозь туманную морось контуры величественного моста кажутся устаревшими по дизайну, как и огромный рекламный щит поблизости, несколько даже смешной, неуклюжий, со стершимся на нем номером телефона. Все это уже идет под маркой: «прошлый век», что для техники, увы, не похвала. Но почему-то так красиво смотрится и мост, тонущий в сероватом тумане, и высокий коричневатый щит, косо прорезающий пространство, что картина заставляет словно заново пережить ушедшее время. В эту «плохую видимость», с ее живописными и смысловыми нюансами, хочется без конца вглядываться.
Итак, есть умиротворяющая природа с чудесами и красотой ее круговорота, есть грандиозные технические постройки прошлого, хотя уже и немного смешные и ветшающие. А где же будущее?
Картина Льва Табенкина, как мне кажется, обращена именно в будущее, хотя она и написана раньше двух других, в «перестроечном» 1995 году. Но ведь и тогда была беспокойная «эпоха перемен». Художник во весь большой холст изобразил птицу. И не просто птицу, а птицу взлетающую, в таком сложном развороте она показана, головка со смешным клювом вытянута, крыло закручено и приподнято. И еще важный момент – это не хищная птица, не орел, которого художник любит изображать. По всему ее виду, по головке, глазу, клюву, по распахнутому крылу, – это птица очень добрая и несущая мир. И не даром сквозь темные, густо наложенные краски фона (зрителям ясно , как трудно преодолеть такое сопротивление пространства!) проступают особым образом выделенные, золотистые оттенки ее оперения, которые словно светятся в темноте. Вот каким рисуется будущее! Но сумеем ли мы преодолеть сопротивление пространства, как сумела эта птица?
Три картины больших российских художников легли, как карты при гадании, прочертив разнообразные пути…
С удовольствием прочитал три этюда о трех картинах очень разных мастеров нашего современного искусства. Каждое произведение прочитывается Верой Чайковской как отпечаток души его автора. Лаконично, но ярко и убедительно раскрывается взгляд на реальность каждого из художников – Ивана Лубенникова, Семена Агроскина, Льва Табенкина. Замечательно, когда проницательный критик помогает нам – зрителям – погрузиться вслед за ним в образный мир талантливых живописцев.