Всё лечится жизнью…
Пять вопросов сибирскому писателю от алтайской библиотеки имени Шишкова
Рубрика в газете: Интервью, № 2025 / 6, 12.02.2025, автор: Андрей АНТИПИН (Иркутская обл.)
– На книгу «Радуница» у нас в библиотеке очередь и я сейчас в ней стою, чтобы прочитать. Вам приятна популярность, как вы её для себя измеряете? Отслеживаете ли комментарии, рецензии на ваши произведения?
– Я, во-первых, удивлён тем, что за моей книгой якобы выстроилась «очередь». Думаю, никакой очереди на самом деле нет. Есть, вероятно, несколько человек, которые, возможно, заинтересовались моим творчеством – и вряд ли потому, что их в принципе волнует подобного рода литература. Скорее всего, дело в Распутинской премии, которую я в прошлом году получил и благодаря этому чуть-чуть «засветился».
Во-вторых, слово «популярность» ко мне и к моим книгам точно не подходит. Говорю об этом без всякого кокетства. Более того, знаю о себе, что автор я не только не популярный, но и вовсе неизвестный для широкого круга читателей (а впрочем, и для узкого тоже). Таким образом, ничего о популярности сказать не могу, кроме того, что я к ней никогда не стремился. И это тоже правда. Другое дело, что меня удручает моя безвестность – не оттого, что ущемлено моё тщеславие, а потому что безвестность, вообще ненужность сеют опасную стылость в душе, этакую песчаную бурю, в которой погибает всё живое, все твои чаяния и надежды, вся твоя любовь к жизни и литературе. «Мне надо на кого-нибудь молиться» – пел когда-то «посол» интеллигенции Булат Окуджава. Так вот, писателю нужен тот, для кого он пишет и кто ждёт от него новых произведений. Когда этого нет, сочинительство утрачивает смысл. Конечно, существуют писатели, которым всё это до фени – есть у них читатели или нет. Во всяком случае, эти писатели утверждают, что они якобы выше подобных вещей. Но это самолюбивые болваны, и я не хочу транжирить на них слова…
Ну и последнее. Рецензий на мои произведения, равно как и комментариев в связи с моими публикациями, – крайне мало, и я стараюсь ничего не читать – не из чувства этакого снобизма и наплевательства, а просто потому, что избегаю разочарования. Боюсь, что написано будет не так и не о том. Скажем, станут рассуждать о языке моих произведений, о своеобразии стиля, о наследуемой традиции – неважно, ругая или, наоборот, похваливая. А я хотел бы, чтобы говорили не обо мне, не о техническом качестве моей прозы, а о том, ради кого я пишу, кому талант свой посвящаю.
– Как вы считаете, может ли быть интересной молодёжи деревенская тематика? Если опереться на читательский спрос в библиотеке, то люди, увлекающиеся ею, – старшего поколения. То же самое говорят книжные ритейлеры. Если тема, по вашему мнению, актуальна вне аспекта возраста – мы все (продавцы и библиотекари) что-то делаем не так для продвижения этой темы в круг чтения молодой аудитории?
– Я не знаю, кто такие книжные ритейлеры, но говорят они, к сожалению, правильно. Впрочем, читателей старшего поколения отличает не только увлечение книгами «о деревне». Сегодня они в принципе – основные наши собеседники, вне зависимости от тематических и жанровых предпочтений. А вот те, кого мы относим к молодёжи, по-моему, в массе своей тяготения к литературе не проявляют. Ни к какой. Есть, конечно, исключения. Но почему такие исключительные молодые люди выбирают какие-то другие книги – не о деревне, ответить, по-моему, довольно просто. Так всегда было, вспомним кисейных барышень девятнадцатого века. Они зачитывались не отечественной прозой, а французскими переводными романами, над чем остроумно шутил Пушкин. В этом и своя закономерность, и своя порочность. Конечно, молодым людям с их несколько идеалистическим мировоззрением не совсем, наверное, по нраву читать о том, что окружает нас в жизни или существует в близкой перспективе, в прямой доступности, тем более что действительность чаще всего мало радует, особенно на контрасте с пылкими запросами юношества. Лучше обратиться к вымыслу, к бурным придумкам фантастов. Это как бы блуждание в воздушных замках, что в ранней молодости непредосудительно.
Потом, не надо забывать, деревня сама по себе архаична. Бо́льшую часть деревенских жителей составляют старики. Молодёжь в сельской местности не задерживается. То есть, я хочу сказать, что в сознании молодых людей деревня, возможно, идёт в одном ряду с такими понятиями, как больница, старость, кладбище… Я, может быть, сгущаю краски или сужу слишком прямолинейно, но, пожалуй, во всём этом есть свой резон. Стоит ли в таком случае ждать, что деревня станет предметом твоих мыслей, если тебе, скажем, семнадцать лет?
Хотя я сам, будучи родом из деревни, в своём деревенском отрочестве, в своей деревенской юности очень даже охотно читал книги о сельской жизни. Более того, эти книги были самыми любимыми. Я не просто жил в деревне и всё видел своими глазами. Мне ещё хотелось увидеть русскую деревню глазами других людей – глазами наших писателей и героев их произведений. И это было отрадней любого фэнтези. Но я прекрасно понимаю, что и среди моих сверстников я был, может быть, больше исключением, а уж теперь, когда пришли иные времена, мой опыт и вовсе не показателен.
Думаю, повлиять на этот процесс организованно будет очень сложно. Хотя и возможно. Но главным движителем в обращении молодёжи к сельской теме, вообще к Отечеству и ко всему отеческому, станет всё-таки сама жизнь. Так люди с годами всё больше ощущают свою связь с природой, покупают дачные участки либо мечтают о домике в деревне, либо выезжают на выходные – или во время отпуска – куда-нибудь поближе к лесу и воде; как, в конце концов, бывшие сельские жители уже на пенсии возвращаются к земле, так молодые люди, будем надеяться, с годами вернутся к книгам. И среди этих книг, дай Бог, будут и те, что вышли из-под пера Виктора Астафьева и Василия Шукшина, Валентина Распутина и Василия Белова, Евгения Носова и Фёдора Абрамова и многих других авторов, кто писал или пишет о деревне.
– Есть ли шансы у российской деревни на расцвет? Если да – дадите прогноз?
– Прогнозы мои неутешительны. Деревня меняется, но перемены эти не имеют ничего общего с расцветом. Вот и вы, задавая вопрос, самим способом постановки его вольно или невольно подчеркнули, что никакого расцвета нет. Да и откуда ему взяться? Ещё древние говорили: «Не идти вперёд, значит, идти назад». А мы точно не идём вперёд. Боюсь, деревни в том обличие, в каком мы привыкли её видеть, в отдалённом будущем не станет. Притом что видели мы и видим её отнюдь не в лучшие для неё времена. Впрочем, когда они, времена, были лучшими для села? У Некрасова, по-моему, недаром нет знака вопроса в названии знаменитой поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Такого вопроса для Николая Алексеевича не существовало. Не существует его и для нас, мы наперёд знаем ответ: русская деревня всегда была менее всего защищённой от того, что называют социальными катаклизмами. И наши власти, какую бы политическую линию ни гнули, на протяжении веков оставались единодушными хотя бы в одном – в преступном невнимании к русской деревне. Увы, то же и сегодня. Во всяком случае, я не вижу каких-то благотворных подвижек в намерении и в самих действиях государства. Хотя теперь-то ясно, что те же коммунисты были куда рачительней в отношении деревни, не в пример нынешним ворюгам и трепачам… Это слишком больная для меня тема, не хочу продолжать.
– Какие черты, по-вашему, остаются в человеке навсегда, что бы ни происходило вокруг?
– Я об этом немного писал – например, в предисловии к «Радунице». Да и в своей прозе поднимал этот важный для меня вопрос. Скажем, в рассказе «Смола» или в повести «Дядька»… Словом, ищите ответ в моих книгах. А для этого их нужно читать.
– Как вы считаете, современное увлечение юной российской аудитории темой супергероики – это своего рода инфантилизм и эскапизм или просто фактор моды и возраста? Их можно научить читать про «просто людей», заинтересовать этим? Или просто людей не бывает и каждый в чем-то определенно «супер», в зависимости от угла зрения, ситуации и контекста?
– Я ответил на интересующие меня вопросы. Последний из озвученных мне, прямо скажем, не близок. Впрочем, и на него я тоже частично ответил, когда рассуждал о том, почему молодёжь избегает книг на деревенскую тему. Полагаю, причина одна. И всё, как я уже сказал, лечится только жизнью – настоящей, подлинной, в которой всему есть место, в том числе настоящей героике. Во времена СВО как-то странно об этом говорить дополнительно…
Помню, в школе я (наверное, единственный из класса) слушал Высоцкого. Юность моя пришлась на 1990-е. На каких песнях росли тогдашние школьники, вряд ли стоит уточнять. Почти все слушали попсу или какую-нибудь «Красную плесень», а я без конца крутил одну и ту же кассету с военными песнями Высоцкого. Так вот, мою любовь к барду мало кто разделял. Объяснений много, тут не в Высоцком дело. Главное в другом. Мои сверстники сходили в армию, пошли работать, вообще немного пообтесались в жизни – и отношение их к Высоцкому изменилось. Не скажу, что они стали его поклонниками. Но зауважали. Потому что, как я понимаю, наконец-то увидели то, что прежде было от них скрыто за стеной пресловутой моды, которая возводит на пьедестал разных ничтожеств и одновременно покрывает прахом забвения действительные таланты. И вот эта стена рухнула. И они увидели «живую» жизнь, ощутили душевное и сердечное чувство в песнях Владимира Семёновича. А уж кто, как не Высоцкий, любил простых людей – всех этих моряков, скалолазов, спортсменов, фронтовиков! Виктор Шкловский сказал о поэте: «Спел лучшее в худших». Не всегда, конечно, герои Высоцкого были худшими, и тут со Шкловским можно спорить. Но то, что автор героизировал – и по праву! – самых обычных людей, а никаких не фантазийных персонажей, конечно, достойно восхищения. В этом смысле опыт Высоцкого уникален, особенно при «инфантилизме» и «эскапизме» теперешнего молодого поколения, и нам, писателям, можно и нужно брать этот опыт в работу… Это, как вы понимаете, не то чтобы ответ на ваш вопрос. Это так, к слову.
Материал подготовила Екатерина ПУШКАРСКАЯ,
специалист по связям с общественностью
Алтайской краевой научной универсальной библиотеки им. В.Я. Шишкова,
г. Барнаул
Осталось впечатление: светло и чисто. Спасибо и Антипину, и Пушкарской.
Тёмный Антипин, бард твой был русофобом,глумился над простыми, над рабочим с завода, над колхозниками, в целом над русским Ваней, который не может на равных сыграть с Фишером и т.п. Каким местом ты слушал эти песни?..
“…перемены эти не имеют ничего общего с расцветом”. – Золотые слова!
Зря, Андрей Антипин говорит, что его не знают, не читают. Писателям так частенько кажется, если о нем не пишут в каждом номере газеты или он не мелькает на телеке. Знают Вас, Андрей! Многие читатели знают и ценят. Считают одним из лучших в Вашем поколении. Пишите, пишите, радуйте нас. Ваши книги нужны, Ваши мысли интересны, образы Ваших книг светлые!
Пытался, по совету Антипина, “вспомнить кисейных барышень девятнадцатого века”.
Не получилось.
Может, они и не были такими уж кисейными?
Может, вообще всё было тогда не так, как у Пушкина написано?
Может, мы “вспоминаем” не то, что было на самом деле, – а чье-то воспоминание об этом?
Андрей Антипин, пора бы Вам начинать задумываться над говоримым Вами.
Над каждым словом.
А то получится самоуверенная болтовня. Повторение чьих-то “истин”. О деревне, о государстве, о Высоцком… бла-бла-бла…