Я ТАМ БЫЛ – 2

№ 2022 / 48, 16.12.2022, автор: Антон ХРУЛЁВ (г. Пенза)

Скажем так: войны во все времена похожи. Для победы важны мужество солдат, осознание ими правоты дела, верность долгу и офицерская честь…

«В наше время это редкие качества, – сказал мне один человек. – Никто не хочет слушать другого. Одни считают себя небожителями, другие прячут головы в песок или с ужасом бегут от малейшей опасности. На протяжении трёх десятков лет народ вскармливали в злости и ненависти друг к другу. Вбивали в умы, что презрение к человеку – это правильно, а отнимать что-либо у слабого – хорошо!»

Я не стал с ним спорить. Не стал, потому что сам не раз сталкивался с бездушием, безразличием, равнодушием и хамством. Видел, сколько добрых дел люди делают лишь для того, чтобы их поступок оценили окружающие. И это не зависело от социального статуса или положения в обществе.

Например, прежде чем вызвать полицию или скорую помощь, свидетели событий сначала снимают происходящее на телефон и сразу же выкладывают в социальные сети. Для чего? Чтобы «хайпануть» или «поймать хайп», как они говорят. А для тех, кто бросается на помощь пострадавшим, на защиту правого дела, находят уничижительные слова, хулят и поносят их.

Может быть, мы слишком многого хотим от общества, которое сложилось в годы насаждённого извне потребительства, индивидуализма, приоритета личного над общим? От людей, переживших развал Советского Союза, разрушение экономики, испытавших «прелести» 90-х, «реформы» в образовании, медицине и других сферах.

Выход один: если мы хотим сохраниться как русский мир, то каждый должен в первую очередь победить в себе эгоиста, мы должны быть едины, как наши предки в сорок первом. Справимся ли? Сможем ли?

А время… О нашем времени потомки будут судить по нашим делам.

 

 

ПО МИЛОСТИ БОЖЬЕЙ

 

С раннего утра в радиоэфире звучало: «Страна, страна, над нами птичка». Это означало, что враг начал вести за нами видеонаблюдение. После этих слов незамедлительно надо было уходить в укрытие.

Когда опасность миновала, возле хаты, где кантовалось отделение  Профессора, подошёл Злой. Он шёл из штаба, где каждое утро собирались командиры у Чародея – на совещание. Ещё в дверях он широко заулыбался и сказал:

– Здорово были. Можно к вам?

– Конечно, – отозвался Сэнсэй, – заходи. Чего угодно, чаю или кофию?

Злой отрицательно помотал головой:

– Чуть свет кофе напился. Я к Профессору зашёл, хочу с ним о Боге потолковать.

– Что ж ко мне-то? Шёл бы к отцу Савве.

– Ну, Профессор, сейчас мы узнаем, в церкви ли он. Я за тобой зашёл, потому что дело есть.  Айда со мной.

Путь к хате, где жил Злой, пролегал мимо церквушки. Шли молча. Над Чертовкой время от времени поднималась дорожная пыль – рыча, проезжали к передовой танки, БТРы, другие боевые машины. Словно тени, шмыгали вдоль палисадников оставшиеся жители деревни.

Бойцы подошли к храмовой калитке, перекрестились и поднялись на невысокое деревянное крылечко. Под берцами скрипнула доска. Дверь в храм была приоткрыта. Там кто-то возился, доносилось бормотание. Неожиданно на них вышел батюшка – в пыли, чумазый, но радостный, словно дитя. Профессор, не растерявшись, сказал:

– Батюшка, благословите на добрые дела?

– Как тебя зовут, сын мой?

– Алексей.

– Господи, благослови, раба твоего Алексия, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, – произнёс священник, перекрестив Профессора.

В деревне, недалеко от храма, разорвалось несколько снарядов.

– А почто мы в дверях-то стоим?! Проходите внутрь. Храм немного пострадал, задело маленько, но ничего, с Божьей помощью восстановим. Главное, чтобы вы их отогнали скорее подальше, а то совсем жития враг не даёт, – говорил отец Савва, идя впереди бойцов и по пути поправляя или гася поникшие свечи. Заутреня в церкви Рождества Пресвятой Богородицы закончилась недавно, и немногочисленные прихожане разошлись по домам.

– Обязательно отгоним, отче, и погоним их до самого главного логова, – сказал Профессор, а Злой молча, как бы подтверждая его слова, кивнул головой.

– Батюшка, скажите, пожалуйста, а когда будет возможность исповедаться и причаститься Святых Христовых таинств? Есть много желающих из нашего отряда, – вновь задал вопрос Профессор.

– Когда-когда… Да в это воскресенье. Я только рад буду, – ответил иеромонах, с детской улыбкой устремляя взгляд на иконы.

Их разговор был недолгим. Злой нервно смотрел на часы, так как ему нужно было подготовить ряд важных документов для Чародея – для этого он и зашёл за Профессором. Он так и не решился задать волнующие его вопросы отцу Савве, потому что все его мысли были не о Боге, а о земном.

«И зачем он тогда рвался к батюшке, неизвестно», – подумал Профессор.

С бумагами провозились до сумерек. Потом Злой понёс их в штаб, а Профессор, уже затемно вернувшись в свою хату, рассказывал Сэнсэю и другим товарищам:

– Право, парни, когда он меня благословил, было чувство, что с плеч упал тяжёлый груз. Радость воцарилась в душе, спокойствие. Глаза у отца Саввы светло-голубые, добрые, он говорит с тобой, а кажется, словно по-отцовски обнимает. А улыбка у него, как у ребенка. Сказал, что мы можем на исповедь и причастие прийти в воскресенье.

Но этому не суждено было сбыться.

Воскресным утром в хату без стука вбежал Злой и, едва отдышавшись, провизжал:

– Профессор, Алтай, срочно две группы на выход. Приказ Чародея. Сро-о-о-чно!

Ребята всегда были готовы, и поэтому истеричный визг Злого никого не удивил. Вышли. Построились. Злой сообщил приказ: нужно занять высоту на окраине деревни и не давать диверсионно-разведывательным группам пройти через этот квадрат. Выдвинулись. За окраинными огородами не успели даже начать окапываться, как по ним начали работать вражеские миномёты. Одна из мин разорвалась рядом с бойцами. Алтай увидел, как бездыханное тело Спрута сползает вдоль ствола одиноко стоящей яблони, возле которой тот окапывался. Раздался крик Шопота: «У нас трехсотый!». На дне недокопанной траншеи корчился от боли Архип. Шопот с Папусом бросились к нему. Осколок попал Архипу в бедро. Порванная штанина быстро набухала кровью. Чтобы остановить кровь наложили жгут. Пока шла перевязка, Архип скрипел зубами и матерился. После обезболивающего он затих.

Выдвинувшийся вперёд снайпер Трос передал по рации, что снял двух вражеских корректировщиков. Обстрел закончился. Окопались.

На окопы подразделения выкатился вражеский танк. Хан схватил ручной противотанковый гранатомёт, прицелился и – первый выстрел.

– Попал! – закричал Хан. Дайте еще стрелу.

Второй выстрел.

– Подбил!  – это было последнее слово Хана.

Ответным огнём выбравшегося из горящей машины танкиста он был убит. Алтай резанул по врагу очередью из автомата. Наповал.

Какого… наша артиллерия молчит, – возмутился Алтай. – Без огневой поддержки мы ничего не сможем сделать.

На лугу неподалёку от окопов стояла подбитая БМП, над ней, словно коршун, кружил дрон. Отделение хоть и успело окопаться, но не заметить бойцов сверху было невозможно. Вскоре польская мина взорвалась метрах в десяти от бруствера, за которым укрылся Профессор. Вторая – шлепнулась метрах в трех. Она не взорвалась. «Слава Богу!» – Профессор перекрестился.

Особенность польских мин в том, что они летят беззвучно, лишь за мгновение до взрыва издают свист.

Начался массированный обстрел позиций. Профессору пришло в голову, что нужно срочно укрыться в ближней балке, на дне которой была густая поросль ивняка. Он поделился этой мыслью с Алтаем.

— Дело говоришь, уходим.

Несколько метров по лугу пробежали под огнем противника. Скатились в кусты.

Дрон перестал кружится над опустевшими окопами и ушел за высотку. Обстрел моментально прекратился.

Тут обнаружилось, что Папуса зацепил осколок.

По общей волне Профессор связался с санчастью.

— Игла! Игла! Это четырнадцатый. У нас один двухсотый и два трехсотых.

— Двигайтесь к крайнему дому. Пришлем перевозку.

По очереди, перебежками несли Спрута. Архип, повиснув на плечах Шопота и Профессора, старался прыгать на одной ноге. Папус дошел сам.

На окраине деревни перевели дух. Шопот пытался закурить, но ничего не получалось, так как била нервная дрожь, руки не слушались. Профессор не отводил взгляда с неба. Его губы непроизвольно шептали: «Слава Тебе, Господи, Слава Тебе».

Подошла перевозка. Погрузили Спрута и Архипа, Папус запрыгнул сам. Остальные гуськом потянулись вдоль домов в расположение своей части.

Утром следующего дня Профессор с Сэнсэем отправились к отцу Савве, чтобы помолиться о погибшем товарище и о здравии тех, кто был ранен и остался жив.

Отца Савву они встретили в трудах.

– Батюшка, благословите, – сказал Профессор.

– Бог благословит, – произнёс тот. Здравствуй, Алексей, здравствуй, дорогой! Можешь ничего не рассказывать. Я всё знаю. Пошли-ка в храм, там поговорим.

Отец Савва совершил заупокойную литию, помолились о здравии уцелевших. Поговорили о жизни, о том, что происходит, о войне. Оставалось дивиться, как отец Савва находил ответы на все вопросы, мучавшие солдат. «Всё происходит по милости и воле Божьей. И даётся нам по грехам нашим», – несколько раз повторил он.

«Вот и мне Господь уготовил такой путь, чтобы я помогал русскому воинству в его правом деле. Даже на войне можно обретать Божью благодать через Святые Таинства Церкви. И кто знает, что нас ждёт впереди», – закончил он речь. И, перекрестив уже поднявшихся, чтобы уходить, собеседников, сказал им вослед: «На всё воля и милость Божья».

---

Начало фронтовых записок Антона Хрулёва читайте в прошлом номере.