ЗА КУЛИСАМИ НАУКИ, или Кто и как организовывал смену правящих элит

Рубрика в газете: Конспирология, № 2019 / 47, 19.12.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

На кого работал Институт мировой экономики
и международных отношений

Мало кто знает, что в 70–80-е годы прошлого столетия некоторые академические институты занимались не только наукой, но и готовили в стране смену правящих элит, а по сути, смену государственного строя. Особая роль в этом отводилась Институту мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО).
Официально это академическое учреждение было создано на волне двадцатого съезда компартии в 1956 году. Но вообще-то у него имелся предшественник. Я имею в виду Институт мирового хозяйства и мировой политики, который организовал ещё в 1927 году выходец из Австро-Венгрии еврейского происхождения Евгений Варга – человек, имевший очень тесные связи в коминтерновских структурах и, похоже, в некоторых наших спецслужбах.
В заслугу этому учёному ставились предсказания наступления и окончания мирового экономического кризиса 1929–1933 годов. Но после войны Варга выявил немало положительных сторон государственного вмешательства в экономику капиталистических стран. Сталин в выводах исследователя усмотрел опасные аллюзии. В условиях начавшейся холодной войны прогнозы Варги, по мнению вождя, могли подорвать веру в социалистическую систему. Поэтому руководимый учёным институт был закрыт. Но самого Варгу власть не тронула. Возможно, от гнева Сталина его спасло заступничество Отто Куусинена, который одно время тайно участвовал в управлении всем мировым коммунистическим движением (кстати, до сих пор непонятно, почему Сталин опасался этого серого кардинала советской внешней политики, хотя почти всех других видных деятелей Коминтерна он или перестрелял, или посадил).
Вновь надобность в серьёзных долгосрочных прогнозах, касавшихся Запада, у Кремля появилась в 1956 году. Власть хотела понять, что ждать прежде всего от Германии, Англии, Франции и Америки.
Новый институт возглавил Анушаван Арзуманян. Но в научном мире это имя тогда мало что говорило. Одно время он занимался в Армении партийной работой, в 37-м году попал под каток репрессий, но спустя два года был оправдан, а потом ушёл на войну, оказавшись вскоре в политотделе 18-й армии. А теперь давайте вспомним, кто тогда возглавлял этот политотдел. Правильно – Леонид Брежнев, будущий глава советского государства. После победы Арзуманян предпочёл не в Ереван вернуться, а устроиться преподавателем политэкономии в Азербайджанский университет. В Баку он женился на старшей сестре жены Анастаса Микояна – Айнуш Туманян. Видимо, это обстоятельство потом и открыло бывшему фронтовику двери в московские коридоры власти. Во всяком случае в 1952 году Арзуманян перебрался в Москву, где поначалу занял скромную должность в Институте экономики. А уже через год его повысили до заместителя директора.
Был ли Арзуманян крупным экономистом? Нет. Хотя в 1958 году его и избрали членом-корреспондентом Академии наук (спустя четыре года он стал уже академиком). Сильной стороной Арзуманяна всегда являлось другое – организаторские качества. Именно поэтому Кремль и доверил ему создание нового института. Науку же должен был двигать призванный из запаса Варга, но в качестве не явного, а теневого лидера. Ну, а организационно укрепить этот тандем власть поручила выходцу из Главного разведуправления Владимиру Аболтину.
Учитывая коминтерновское прошлое и зарубежные связи Варги, а также сотрудничество Аболтина со спецслужбами, можно было предположить, что Академия наук служила в этом проекте всего лишь ширмой. Не случайно в некоторых кругах новый институт воспринимался как тайный филиал ГРУ. Косвенно эту версию подтверждали тянувшиеся с войны связи Арзуманяна с Брежневым. Брежнев ведь тоже не просто так в конце 1952 года попал в Москву, став одним из секретарей ЦК КПСС. Судя по некоторым данным, он входил в партийную разведку Сталина.
Но мне думается, что всё было намного сложнее. В новом институте сплелись интересы самых разных групп. Да, за Арзуманяном, безусловно, стоял непосредственно Брежнев. Он как раз только что был возвращён Хрущёвым из Казахстана в Москву и, вероятно, уже тогда рассматривался некими кругами как возможный претендент на пост нового лидера страны. Не зря ему в то время Кремль поручил курировать вопросы ракетной техники. А с другой стороны, его постоянно привлекали к решению то идеологических проблем, то международных задач. Такое впечатление, что какие-то силы очень хотели обкатать бывшего сталинского выдвиженца на самых разных направлениях. К слову: не так ли в конце 40-х годов Сталин обкатывал Суслова, Пономаренко и Патоличева, явно готовя их к каким-то важным миссиям?
Всё ясно и с Аболтиным. За ним стояло ГРУ. Сложнее оказалось с Варгой. Есть версия, что за этой фигурой таился не любивший высовываться на первых план Отто Куусинен, который никогда не оставлял планов навязывания миру своих систем ценностей.
Не собирался оставлять новый институт без своего внимания и контроля и партийный аппарат. Не случайно туда в качестве редактора научного журнала был направлен Яков Хавинсон. При этом никого не должна была смутить предыдущая должность назначенца – помощника председателя Совета Министров СССР Георгия Маленкова, который после 1955 года стал резко оттесняться Хрущёвым на третьи роли. Хавинсон уже тогда являлся человеком не столько Маленкова, сколько заведующего недавно созданного международного отдела ЦК Бориса Пономарёва – того самого, который много лет был задействован в разветвлённой коминтерновской паутине.
Тут что ещё интересно?! В разные годы Хавинсон работал в структурах Культпропа ЦК у Алексея Стецкого, а потом вроде бы обслуживал нового партийного идеолога Александра Щербакова. Но смотрите, Стецкого убрали в роковом 37-м году, а Щербакову помогли уйти из жизни прямо в День Победы. А Хавинсон всех пережил. Только ли потому, что имел отменное здоровье и не вступал ни в какие антисталинские группы? А может, потому, что главным его заданием было надзирать и вовремя давать информацию то на Стецкого, то на Щербакова, а затем на Маленкова?
Вернусь к роли Арзуманяна. По сути, он в институте стал «крышей» для определённых структур. Когда у института возникали серьёзные проблемы, он имел возможность сразу выйти даже не на своего родственника Микояна, а непосредственно на Брежнева и почти всё сходу решить. Повторю: научную кухню в этом институте до самой смерти в 1964 году творил прежде всего Варга.
Но летом 1965 года Арзуманян умер. Многие были убеждены, что новым директором станет его заместитель Аболтин. Другое дело, что в отличие от предшественника он не имел прямых выходов на первых лиц в советском руководстве. Судя по всему, все его связи ограничивались лишь командованием ГРУ. А это сильно уменьшало возможности института. В таком случае это научное учреждение вполне мог бы заменить институт экономики.

Кто стоял за академиком Иноземцевым

Поиски нового кандидата на пост директора ИМЭМО продолжились более года. Наконец выбор был сделан в пользу историка советской внешней политики Николая Иноземцева, который имел большой опыт научных исследований (в 1960 году им была защищена докторская диссертация о внешней политике США в эпоху империализма), международной деятельности (вспомним его длительные командировки за рубеж, в частности, в Китай) и руководящей работы в центральной печати (с 1961 по 1965 год он являлся заместителем главного редактора газеты «Правда» по вопросам международной жизни). Плюсом было и то, что в 1964 году учёного избрали членом-корреспондентом.
До сих пор точно неизвестно, кто конкретно двигал Иноземцева. Одни говорили, что за ним стоял Борис Пономарёв. Но для назначения директором важного стратегического института поддержки одного Пономарёва было явно недостаточно. Другие уверяли, что свою руку приложил помощник Брежнева по международным делам Александров-Агентов. Но вспомним: против утверждения Иноземцева до последнего яростно возражал заведующий отделом науки ЦК Трапезников. Почему же Брежнев не послушал Трапезникова? Неужели мнение Александрова-Агентова для него оказалось важнее?
Судя по всему, для Брежнева, когда принималось решение о новом руководстве ИМЭМО, решающую роль сыграли советы не Александрова-Агентова или Трапезникова, а иные моменты. В отличие от Трапезникова, он рассматривал ИМЭМО не как обычный академический институт и даже не как центр прогнозирования событий на Западе, а как один из важнейших инструментов никакими документами не регламентируемой партийной разведки. Значит, самые весомые советы ему могли дать в первую очередь неформальные руководители этой разведки. А кто к ним относился? По одной из версий, многие нити вели к первому заместителю министра иностранных дел СССР Василию Кузнецову. Не исключено, что именно он продавил назначение Иноземцева.
Хотя лично я бы не сбрасывал со счетов Михаила Суслова. Это только на первый взгляд кажется, что Суслов и Иноземцев сильно отличались друг от друга и взглядами, и характерами. Нельзя утверждать, что один был неисправимым ортодоксом, а другой всегда тяготел к радикалам. Они оба не вписывались в прокрустово ложе.
Вспомним, как протекал служебный путь Иноземцева. Его карьерное выдвижение началось в 1952 году в журнале «Коммунист». Но кто тогда в партии надзирал за этим главным теоретическим органом? Разве не Суслов? Имелся бы у Суслова какой-либо компромат на Иноземцева, позволил бы он ему в 1957 году перейти в ИМЭМО? Вряд ли. И кто мог в 1961 году настоять на уходе Иноземцева в «Правду»? Теоретически, кроме Хрущёва, ещё два человека: Суслов и Леонид Ильичёв. Но трудно представить, чтобы Ильичёв из-за Иноземцева вступил бы с Сусловым в спор.
Вопросы в другом: зачем Суслову понадобился Иноземцев и почему Суслов не афишировал своей поддержки Иноземцеву?
Я думаю, Суслову было очень важно, грубо говоря, внедрить в окружение Брежнева своих людей. А выбор у него оказался невелик. Иноземцев чем-то смог устроить либералов. Это оказалось главным фактором. И затем уже во многом именно через Иноземцева Суслов мог получить информацию о планах другого партийного крыла. Другое дело, что я не уверен в том, что либералы из окружения Брежнева во всём Иноземцеву доверяли. Они ценили его за цепкий ум, но вряд ли полностью ему верили.
Интересно, что ни охранители, ни прогрессисты подробных воспоминаний об Иноземцеве не оставили. Никто из них не дал Иноземцеву и развёрнутых оценок. Все характеристики очень скупы.

«Интеллектуал, – говорил о нём в одном из своих интервью дипломат Вячеслав Матузов, который всегда был ближе к консерваторам и не разделял многие взгляды либералов. – Очень сильный. С колоссальным жизненным опытом <…> Сдержанный, ни одного лишнего слова и даже движения бровями».

Сразу после назначения Иноземцева в ИМЭМО на руководящих постах объявились журналист и востоковед Евгений Примаков и дипломат Николай Сидоров, который раньше работал в нашем посольстве в Берлине. Как выяснилось, и тот, и другой были тесно связаны со спецслужбами и со всё той же партийной разведкой. Но до сих пор точно неизвестно, это был выбор самого Иноземцева или других сил?
Что Иноземцев сделал в Институте как экономист? Почти ничего. Славу экономиста ему придумали. Он скорее был историком советской внешней политики.
За экономику же у Иноземцева в институте поначалу отвечал Станислав Меньшиков, который ещё в молодости хорошо изучил, как действовали американские монополии на мировых рынках. Позже он досконально вник в связи американских банков с промышленностью.
В отличие от Иноземцева, Меньшиков большое внимание уделял новым направлениям в экономических науках. Это он предложил более активно использовать в научных исследованиях эконометрические модели.
Другой плюс Меньшикова заключался в том, что он имел опыт личного общения с ведущими политиками и экономистами Запада. Мало кто знал, что одно время этот учёный часто общался с влиятельным американским политиком Генри Киссинджером.
В конце 60-х годов Иноземцев, как говорили, почувствовал в Меньшикове сильного конкурента и выдавил его из ИМЭМО. Но, как потом выяснилось, дело было не в конкуренции. За Меньшиковым стоял новый шеф Комитета госбезопасности Андропов. А Иноземцев не хотел, чтобы каждый его шаг находился под чьим-либо контролем.
Позже Меньшиков переехал в Новосибирск. В ИМЭМО это объясняли тем, что учёный якобы захотел по квоте Сибирского отделения Академии наук получить звание члена-корреспондента. Но слухи не соответствовали действительности.
В Новосибирске у Меньшикова появились возможности обрабатывать свои исследования на мощных компьютерах, когда Иноземцев многие передовые технологии у себя в институте внедрять не торопился.
Потом Меньшиков получил приглашение в Центр планирования, прогнозирования и политики в целях развития при Секретариате ООН, где он научился выстраивать прогнозные модели мировой экономики. Впоследствии Андропов сделал ему протекцию и устроил его консультантом в Международный отдел ЦК КПСС.
А чем занимался Иноземцев? Он в основном заседал в рабочих группах, которые готовили документы непосредственно для Брежнева. Правда, других партаппаратчиков это сильно раздражало. Они тоже хотели чем-нибудь услужить генсеку, но их наработки не то что не принимались, порой даже не рассматривались. Соратник Горбачёва – Вадим Медведев, в середине 70-х годов занимавший пост заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, рассказывал, как старшие товарищи все наброски его коллег к докладу на 25-м съезде партии отдали на доработку в группу Иноземцева.

«Всё это, – вспоминал Медведев, – тщательно перемалывалось и переваривалось в предсъездовской кухне и приспосабливалось к вкусу Брежнева главными спичмейкерами – Иноземцевым, Арбатовым, Александровым, Бовиным» (В.Медведев. Прозрение, миф или предательство? М., 1998. С. 52).

На первых порах официально советническую деятельность Иноземцева курировал руководитель личного секретариата Брежнева – Георгий Цуканов, который выступал за либеральный курс в экономике. Этот тандем пытался укрепить генсека в необходимости повышения роли научно-технического прогресса. С одобрения Брежнева Иноземцев стал готовить материалы к специальному пленуму ЦК по науке. Однако потом пленум был отложен. Только ли из-за плохого здоровья генсека? Или кто-то воспользовался ухудшением физического состояния Брежнева, чтобы сорвать намечавшуюся серьёзную реформу в науке и экономике? И кому это было выгодно? Суслову? Не думаю. Скорей уж резко усилившемуся заведующему общим отделом ЦК Константину Черненко.
В середине 70-х годов Черненко сумел существенно ослабить позиции Цуканова. Этим немедленно воспользовались ортодоксы из отделов науки и пропаганды ЦК. Они тут же попытались отодвинуть в сторону Иноземцева, а группу неформальных советников усилить лектором Вадимом Печеневым. Однако Иноземцев сумел своё положение сохранить. Кто ему помог? Помощник Брежнева Александров-Агентов? Нет. Андропов? Тоже нет. Судя по всему, по своим каналам вмешался Суслов.
Почему ИМЭМО во второй половине 70-х годов стал очень востребован? Да потому, что уже тогда началась подковёрная борьба за место деградирующего Брежнева. А институту мировой экономики и международных отношений и конкретно Иноземцеву отводилась немалая роль в формировании элит, которым предстояло в 80-е или 90-е годы перехватить власть и, видимо, переделить собственность. Используя разные научные инструменты – обзоры, аналитику, прогнозы и прочее, Иноземцев мог бы во многом укрепить клан Брежнева, а мог бы поспособствовать утверждению в Кремле иных групп – Андропова, Черненко или ещё кого-нибудь.

Подковёрная борьба после смерти Суслова

Подкосили позиции Иноземцева не болезни Брежнева, а случившаяся в январе 1982 года смерть Суслова. Почти сразу после похорон второго в партии человека в ИМЭМО пришла комиссия по проверке финансово-хозяйственной деятельности института. Она обнаружила какие-то нарушения при списании старой мебели. Заместитель Иноземцева по хозчасти Владилен Пухов был вызван в Комитет партийного контроля при ЦК. Хотя обычно подобного рода делами занимались сотрудники районных отделений ОБХСС.
В Комитете партконтроля Пухова сразу препроводили к члену Политбюро ЦК Арвиду Пельше. Старый партийный вельможа без лишних предисловий сказал, что его интересует одно: кто и сколько в институте воровал. Пельше не скрывал, что хотел услышать обвинения в адрес непосредственно Иноземцева.
Но что – Пельше разве не знал, что Иноземцев ходил в неофициальных советниках у самого Брежнева?! Было бы понятнее, если бы он с таким усердием допрашивал хозяина Кубани Медунова. Вывод один: значит, Брежнев весной 1982 года сильными мира сего в расчёт уже не брался. Кремлёвские кланы уже вовсю искали подряхлевшему генсеку замену. А Иноземцев им в этом мешал.
Пухов нужных показаний не дал, поэтому вскоре был арестован органами ОБХСС. Но это ничего не дало. Тогда в дело вступил уже руководимый Андроповым комитет госбезопасности. Чекисты взяли двух молодых сотрудников ИМЭМО: Андрея Фадина и Павла Кудюкина. Оба исследователя были не из простых семей. У Фадина дед был деятелем Коминтерна, много лет занимался Китаем. Отец же Кудюкина в своё время работал в международном отделе ЦК у Пономарёва и курировал скандинавское направление.
Чем же провинились молодые учёные? Им приписали создание подпольного кружка молодых социалистов. Но в ИМЭМО случались более страшные ЧП. К примеру, в 1972 году из заграничной командировки не вернулся руководитель группы по восточной политике германского империализма Михаил Восленский. Ну и что?! Никто из-за этого в институте тогда не пострадал. Никаких репрессий в ИМЭМО не проводилось и после того, как этот невозвращенец издал на Западе свою монографию «Номенклатура». Демократические агитки Фадина и Кудюкина за новый социализм по сравнению с трудами Восленского выглядели детскими шалостями.
Положить конец атакам на ИМЭМО мог бы запросто всесильный шеф КГБ Андропов. Но главный чекист страны отказался публично защищать институт. А ведь раньше он регулярно рассыпался Иноземцеву в благодарностях. Что же случилось?
Как говорили, Андропов в ожидании перехода на место второго секретаря ЦК не хотел никому давать повода для упрёков в поддержке идейной крамолы. Якобы именно поэтому, чтобы отвести от себя угрозу, он в апреле 1982 года на заседании Политбюро, которое проходило под председательством Черненко, не только дистанцировался от ИМЭМО, но и резко осудил появившиеся в среде молодых учёных этого института антисоветские настроения.
Но, судя по всему, Андроповым двигало не одно чувство осторожности. Он видел, что Брежнев уже упускал вожжи власти, и хотел их первым перехватить, но не был уверен в том, что Иноземцев после смерти Суслова будет работать исключительно в его интересах. Возможно, Андропов получил информацию, что ИМЭМО уже повело игру в интересах какой-то группы, на которую ей указал Брежнев, а эта группа главу чекистов решительно не устраивала.
После доклада на Политбюро Кремль создал свою комиссию по ИМЭМО. Возглавить эту комиссию было поручено первому секретарю Московского горкома партии Виктору Гришину. Но реально всё расследование замкнул на себя секретарь ЦК КПСС по вопросам пропаганды Михаил Зимянин.
Как утверждали современники тех событий, Гришин в дела комиссии почти не вмешивался. Видимо, его вполне устраивал тот курс, которому следовал Иноземцев. А вот Зимянин из кожи вон лез, лишь бы прижать Иноземцева к стенке. Почему? Неужели им двигала лишь давняя месть? Неужто Зимянин полтора десятилетия только и ждал, когда подвернётся случай насолить своему бывшему заместителю по газете «Правда» за отказы исполнять некоторые его неразумные поручения?
Конечно, мотивы мести совсем исключать нельзя. Но, думается, не они были для Зимянина главными.
Зимянин очень трезво оценивал сложившееся положение. Он видел, что в Кремле грядёт схватка за власть. Лично ему кресло генсека ни при каком раскладе не светило. А зачем тогда Зимянину надо было убирать Иноземцева? Где были гарантии, что преемник Иноземцева станет не врагом, а союзником Зимянина? Значит, Зимянин, атакуя Иноземцева, действовал в чьих-то интересах, интересах той группы, которая в случае прихода к власти могла гарантировать ему сохранение, а то и укрепление прежних позиций. Но что это за группа была? Кто её возглавлял? Уж не Черненко ли?
Почему тут всплыла фамилия Черненко? А давайте посмотрим, чьими руками происходило удушение ИМЭМО. Больше всех неистовствовал некий Михаил Волков – заведующий сектором экономических наук из отдела ЦК, которым руководил Трапезников. Но что о нём известно? Он был женат на родной сестре жены Черненко. Вот вам и прямая связь гонений ИМЭМО с Черненко.
Летом 1982 года у Иноземцева не выдержало сердце. Он умер.

«Внезапно умер Иноземцев, – записал в свой дневник заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Анатолий Черняев. – 12 августа. Через день после того, как он заходил ко мне в ЦК. Ему надо было тогда позвонить по ВЧ в Грузию, предупредить, что 20-го он приедет с женой в Пицунду. Поговорили. Я попытался уговорить его пощадить Холодковского, которого он наметил к увольнению в связи с «политическим делом» в его институте (арест двух сотрудников за антисоветскую деятельность). Безуспешно. Об этом он говорил надменно, будто со стороны. Видно было, что он уже пришёл в себя (как и от какой-то нечестной хозяйственной аферы, в которой он сам и его зам по хозяйственной части были замешаны – слухи по Москве, приходил оправдываться к Б.Н’у [секретарю ЦК КПСС Б.Н. Пономарёву. – В.О.], выплатил из своего кармана за какое-то институтское имущество для своей дачи, на которой он и умер). Словом, это был тот же «Колька», милый и навязчиво откровенный со «своими» и грубый, жёсткий, вульгарный с подчинёнными.
Ругал последними словами (как и за день до этого Ю.Арбатов) материалы для встречи на высшем уровне СЭВ, крыл Гарбузова, Байбакова и т.п. матом. Ушёл от меня к Шапошникову согласовать предстоящую поездку в Японию, потом вернулся и таки дозвонился до Грузии, тон его сообщения о своём приезде туда был – не просьба, а указание.
И вот, пожалуйста… Узнал я о его смерти при странных обстоятельствах в Паланге. Вечером 14-го, когда был в гостях у Парастаева. Он, как бы между прочим, между тостами, спрашивает:
– Анатолий Сергеевич, а вы не знаете, от чего умер Николай Николаевич?
– Какой Николай Николаевич?
В Москве, конечно, ползли слухи о самоубийстве. Однако, это был инфаркт. Видно, сказались вышеупомянутые происшествия, хотя его простили».

Но после смерти Иноземцева дело по ИМЭМО не остановилось. Новый руководитель КГБ Виталий Федорчук доложил в ЦК, что стоило бы продолжить следствие. Это уже не на шутку напугало других советников Кремля. Возможно, они побоялись, что чекисты раскроют их тайные сценарии по переходу страны к другому строю.
Воспользовавшись случаем, Арбатов и Бовин 20 октября 1982 года подняли вопрос об ИМЭМО перед тяжелобольным Брежневым. Едва шевелившийся генсек дал команду соединить его с Гришиным. Хозяин Москвы тут же пообещал генсеку прекратить гонения на институт. А через три недели умер уже Брежнев.

Состоявшиеся в обход
Андропова назначение Яковлева

Незадолго до смерти генсека Андропов, исполнявший обязанности главного идеолога партии, предложил направить в ИМЭМО Станислава Меньшикова. За этим экономистом-международником были не только богатейший опыт участия в международных делах и работа в структурах ООН. Он знал механизмы выдвижения новых элит.
Меньшиков наверняка помог бы Андропову привести в перспективе к власти умеренных реформаторов, которые бы со временем осуществили в пользу новых групп влияния и передел собственности. Но это не устраивало ни взращённую Брежневым старую гвардию, ни пролезших в Политбюро молодых волков типа Горбачёва. Другими словами, ориентированный на Черненко партаппарат сначала заморозил, а потом торпедировал назначение Меньшикова.
Пока Андропов болел, Горбачёв стал исподтишка продвигать в ИМЭМО кандидатуру вернувшегося из Канады Александра Яковлева. Но без санкции Черненко он тогда мало что мог сделать.
Маленькое отступление. У нас мало кто знал, что, когда после похорон Суслова Яковлев запросился в Москву, либералы не верили, что этот человек получит какое-либо высокое назначение. Многие считал, что карьера Яковлева подошла к закату.

«Стоны о возвращении домой, – записал после общения с Яковлевым в Канаде один из главных либеральных сотрудников ЦК КПСС Анатолий Черняев. – Человек, который, к моему удивлению, считает, что он ещё много мог бы сделать, дай ему соответственное поле деятельности».

В другой дневниковой записи Черняев рассказал, как Яковлев крыл советские порядки.

«Словом, – резюмировал Черняев, – обычное состояние интеллигента плюс глядя со стороны, плюс личная обида, плюс незаурядность личности, которого лишили возможности работать по способности».

Но в новое выдвижение Яковлева Черняев не верил и ошибся. Яковлева, как оказалось, не забыли. И уже весной 1982 года Секретарь ЦК Борис Пономарёв, встречаясь с новым партийным идеологом Андроповым, прозондировал вопрос о желательности замены руководителя Гостелерадио Лапина на Яковлева. Правда, Андропов ответил туманно. Это чуть позже перед Яковлевым в Москве распахнулись многие двери, будто до этого и не было никакой многолетней опалы. Только это были заслуги не либерала Пономарёва и даже не Андропова, а скорее ортодокса Черненко.
Почему Черненко летом 1983 года поддержал Яковлева, а не выдвинул кого-нибудь другого из своего аппарата? Я думаю, Черненко чересчур доверился своей памяти. Он ведь запомнил Яковлева как русофила с антисемитскими замашками, пострадавшего в конце 1972 года не столько из-за опубликованной в «Литгазете» статьи «Против антиисторизма», а из-за причастности к команде главного конкурента Брежнева – Александра Шелепина. По-видимому, ему казалось, что Яковлев новые элиты начнёт формировать из молодых интеллектуалов в основном почвеннического направления. Но Черненко не учёл, что люди с возрастом способны эволюционировать. Вот и Яковлев, проведя десять лет в Канаде, оказался под влиянием иных настроений и совершил существенный дрейф от русофильства в сторону либерализма. Неудивительно, что, получив новое назначение, он стал работать не на окружение Черненко, а в первую очередь на нового будущего лидера – на Горбачёва.
При Яковлеве ИМЭМО превратился, по сути, в штаб по подготовке глобальной смены в нашей стране правящей элиты. Судите сами. В конце 1983 года ИМЭМО по заданию Кремля подготовил несколько набросков к новой программе КПСС. Получив черновой вариант на отзыв, остававшийся консультантом Международного отдела ЦК Меньшиков увидел в нём курс на капитализацию страны. Стремясь предотвратить переход от социализма к капитализму, он дал свою статью в журнале «Коммунист». Так Яковлев устроил по этому поводу целую истерику. Он не хотел, чтобы общество раньше времени узнало об истинных планах тех сил, которые стояли за ним.
Намеченная группой Яковлева операция по утверждению в стране новых политических и экономических порядков стартовала уже весной 1985 года. Ну а потом директор ИМЭМО перешёл к Горбачёву в ЦК, а новым директором института стал Евгений Примаков.
Судя по всему, Яковлев рассчитывал, что Примаков будет полностью следовать его установкам. Однако Примаков проявил себя как опытнейший царедворец. Публично почти ни в чём Яковлеву и Горбачёву не возражая, он тем не менее отчасти повёл свою собственную игру, рассчитывая, что силам, которые он представлял, удастся повести страну по несколько иному сценарию, чем это делал Горбачёв.

Непрояснённая роль зятя секретаря ЦК –
Алексея Подберёзкина

К слову. В советских элитах было немало людей, кто во многом связывал с Примаковым своё научное, а то и политическое будущее. Возьмём Алексея Подберёзкина. В чём заключалась его сила в середине 80-х годов? Ну кому он был интересен как сотрудник Комитета молодёжных организаций или как историк, изучавший особенности военно-политических стратегических сил в современной Америке?! Вес Подберёзкину придавало то, что он являлся зятем Константина Русакова, который много лет курировал в ЦК КПСС связи с социалистическими странами и контролировал немало тайных операций. Так вот, именно Русаков на пике своего могущества, в 85-м году, устроил своего зятя в ИМЭМО. Случайность это или нет? Конечно, нет. И выбрал Русаков для своего зятя именно ИМЭМО во многом только потому, что полагал, что этот институт обеспечит его родственнику неплохое даже не столько научное, а прежде всего политическое будущее.
Но Русаков не учёл, что ИМЭМО был не единственным учреждением, которое разрабатывало планы возможных перестроек в стране. У института были конкуренты. И в конце 80-х годов его начали обходить другие группы, а Русаков на тот момент уже утратил и прежнее влияние, и многие старые связи. Максимум, что тогда удалось, – создать для Подберёзкина некую корпорацию под странной вывеской: Российско-Американский Университет. Одни говорили, что Подберёзкин тем самым создал новые легальный канал связи для взаимодействия разных наших и западных структур. Другие утверждали, что именно РАУ будет в перспективе формировать новые элиты. Но Подберёзкину не хватило политического чутья (или нужных знаний). Он то пошёл в команду абсолютно бесперспективного вице-президента Александра Руцкого, то стал делать какую-то новую партию под Михаила Горбачёва, хотя всё это серьёзного смысла не имело. При этом нигде никак не просматривалось его содействие планам Примакова. Бывший шеф, похоже, в политические проекты своего бывшего сотрудника не посвещал. Ну а со временем Подберёзкин окончательно вышел в тираж, и все его быстро забыли.
Означало ли это, что Подберёзкин в 1985 году просчитался, когда пришёл в институт Примакова, а сам Примаков к тому времени превратился в аутсайдера?! Думаю, всё сложнее.

Кто переиграл Евгения Примакова

В конце горбачёвской перестройки некие силы действительно Примакова переиграли. Или Примаков осознанно ушёл в тень, позволив выдвинуться на первый план другим группам. Возможно, он помнил уроки всех масштабных потрясений, когда любая революция очень скоро пожирала любимых детей, то бишь творцов. А Примаков явно не хотел войти в историю побеждённым. Ему хватило мудрости на какое-то время затаиться и уступить место в локальных битвах с тем, чтобы впоследствии с триумфом вернуться и завоевать лавры победителя на марафонских дистанциях. Выжидая, он продолжил выстраивание стратегических и тактических союзов. А Подберёзкин слишком быстро выдохся. Он оказался слабым учеником Примакова.
Правда, есть и другая версия. Якобы перед корпорацией РАУ в 1991 году стояла задача создать управляемую оппозицию. Не случайно там одно время ошивались Геннадий Зюганов, Дмитрий Рогозин и будущие вожди партии «Родина». Подберёзкин всё это должен был контролировать и направлять в нужное русло. А стоял за этим планом якобы Примаков.
Вообще у нас только сейчас открывается масштабность фигуры Примакова.
Уже в 2019 году бывший советский дипломат Вячеслав Матузов, много лет занимавшийся Ливаном, утверждал:

«…центральной фигурой, которая осуществляла переход от «перестройки» к перестрелке и нынешней ситуации, был Евгений Максимович. Полагаю, что Борис Ельцин и Горбачёв были людьми второстепенного плана. Это была внешняя картина. А реальный механизм, который контролировал весь процесс – до перестройки, перестройку и после перестройки, когда формировались всякие авторитетные институты, был завязан на Примакова и других наследников плана Андропова».

В утверждении Матузова просматривается определённая логика. Смотрите: в 1989 году Примаков с поста директора ИМЭМО ушёл на руководящую должность в новый тогда советский парламент и сразу стал кандидатом в члены Политбюро ЦК. По сути, он должен был действовать в тандеме с первым советским президентом Горбачёвым. Но Горбачёв очень скоро запятнал себя сложной игрой с путчистами. Любая новая власть в той ситуации предпочла бы с таким опытным игроком из дискредитировавшей себя команды Горбачёва больше никаких дел не иметь. А Ельцин, всегда демонстрировавший холод по отношению к Примакову, вдруг сделал его главой внешней разведки. Почему? Кто на него надавил?
А как понимать ситуацию 96-го года? Почему вместо суетливого Козырева Ельцин новым министром иностранных дел назначил во многом чуждого ему Примакова? Вряд ли это было случайностью. А как происходило продвижение Примакова после августовского дефолта 98-го года в премьер-министры?
Видимо, Матузов был не далёк от истины, когда утверждал, что именно Примаков одно время дёргал у нас за определённые ниточки.
Мне кажется, роль академика Примакова до сих пор толком не изучена. Я не думаю, что его во всём устраивал Горбачёв. Но и Ельцин – это был не его выбор.

Конкуренты Примакова

Судя по всему, в конце горбачёвской перестройки Примакова и стоявшие за ним силы и группы кто-то опередил. Кто именно? Я не исключаю, что на опережение сработал другой особый институт – институт системного анализа.
Он появился летом 1976 года и изначально находился в двойном подчинении: с одной стороны, им управляла Академия наук, а с другой – Госкомитет СССР по науке и технике.
Официально цель этого учреждения заключалась в комплексном изучении научно-технических и социально-экономических проблем. Как говорили, для сотрудников данного института не существовало запретных тем. В некоторых кремлёвских кабинетах учреждение так и называли: фабрика мысли. Но в отличие от других академических институтов оно было тесно связано с различными зарубежными и прежде всего австрийскими организациями. Это давало повод в некоторых кругах воспринимать институт системного анализа как совместный проект нашей и западных разведок.
Интересна фигура первого руководителя института – Джермена Гвишиани. Что о нём известно? Его отец много лет был ближайшим сподвижником Лаврентия Берия, имел чин генерала, в войну участвовал в организации депортации чеченского и ингушского народов, а в конце 40-х годов оказался замешан в раскрутке ленинградского дела. Сам он ещё студентом МГИМО женился на дочери одного из руководителей советского правительства Алексея Косыгина, а потом много лет детально изучал особенности американской теории организации управления, занимая крупные посты в Госкомитете по науке и технике.
Мало кто знал, что одно время под началом Гвишиани работал полковник ГРУ Олег Пеньковский. Но когда полковника взяли за шпионаж, почти всё руководство разведки, как и многие бывшие рекомендатели этого чиновника, были уволены. А Гвишиани никто не тронул. Почему? Ведь его тесть – Косыгин – на тот момент ещё не был премьер-министром. Может, правы те ветераны спецслужб, которые в последние годы в своих интервью стали утверждать, что Пеньковский был не предателем, а важнейшим участником одной из самых засекреченных операций советской разведки по дезинформации Запада в части наших стратегических вооружений? Если это так, то получается, что Гвишиани или организовывал вброс американцам через Пеньковского очень важной дезы, или помогал обеспечивать соответствующее прикрытие секретнейшей операции ГРУ.
В Госкомитете по науке и технике прямым начальником Гвишиани с 1965 по 1980 год был академик Владимир Кириллин, который, с одной стороны, пользовался полным доверием Косыгина, а с другой – был вхож к главному партийному идеологу и неформальному руководителю партийной разведки Суслову. Но в 1980 году Кириллин, недовольный тем, что кремлёвские старцы стали регулярно игнорировать почти все его прогнозы, да ещё на место Косыгина продвинули такую весьма слабую фигуру, как Тихонов, подал в отставку, а Гвишиани даже после смерти тестя все свои позиции сохранил. Не странно ли это? Кто же продолжал обеспечивать Гвишиани тылы?
Интересные материалы после развала СССР накопал в архивах один из ельцинских министров Михаил Полторанин. Как он утверждал, Гвишиани с середины 70-х годов не вылезал из Италии и Австрии, где обсуждал с теневыми зарубежными игроками возможность отпада от СССР целого ряда союзных республик и прежде всего Средней Азии. Якобы это отвечало и интересам Андропова. Но Полторанин не привёл архивные шифры попавшихся ему документов. Поэтому проверить достоверность обнародованных им материалов пока не представляется возможным.
Судя по всему, перед Гвишиани с середины 70-х годов стояло несколько задач. Первое. Он должен был организовать некую службу прогнозов и, в частности, понять, как будет происходить развитие страны и мира в краткосрочной и длительной перспективах. От него ждали подробные сценарии на ближайшие десять, двадцать, а то и тридцать лет. Это второе. Третье, что ему вменялось: изучить возможности применения новых моделей управления, причём не только управления обществом, но и управления ходом событий. А с этим была связана и четвёртая задача: начать масштабную подготовку новых управленческих команд.
Я не исключаю, что уже тогда рассматривались различные варианты более тесной интеграции нашей страны с Западном. А это потребовало новых форм взаимодействия и с иностранными спецслужбами. Это тоже должен был в какой-то мере обеспечить институт системного анализа.
Как видим, ИМЭМО и фабрика мысли Гвишиани в чём-то пересекались. К слову: мало кто знал, что первая жена директора ИМЭМО перестроечного времени Примакова была родной сестрой многолетнего директора института системного анализа Гвишиани.
По сути, два института во многом были конкурентами. Кстати, сама по себе конкуренция всегда была полезным явлением. Но что настораживало в данном случае. Нигде не афишировалось, кто реально направлял работу конкурирующих институтов и в чьих интересах развивалась эта конкуренция.

Тайные кукловоды

Не надо говорить, будто за всем стояли Кремль, и Политбюро и вообще всё это делалось ради партии и народа. Это – детский сад.
Оба института действовали в интересах прежде всего конкретных кланов и готовили политическое и экономическое будущее не столько для всей страны, а для конкретных кланов. Другое дело, что до сих пор не все кланы выявлены, а в тех группах, что уже раскрыты, далеко не все связи пока прослежены.
Возьмём ИМЭМО. В чьих интересах он действовал? Брежнева? Суслова? Андропова? Черненко? Или Горбачёва? Тут вопросов до сих пор больше, чем ответов.
Я уже говорил: Иноземцев планировал один сценарий, Яковлев готовил другой план, Примаков имел свои соображения, но победил-то Ельцин, что вряд ли входило в намерения прорабов перестройки.
Такое впечатление, что первоначально контуры перестройки рисовались прежде всего в ИМЭМО, но потом инициативу перехватили другие игроки и бал попытались править люди из Института системного анализа.
Я уже достаточно много сказал о Гвишиани. Но я не верю, что в созданной им фабрике мысли всё замыкалось только на нём. Кто всё-таки стоял за Гвишиани? ГРУ? КГБ? Или другая, до сих пор остающаяся в тени сила?
Теперь вспомним, кто в 80-е годы работал в институте Гвишиани. Егор Гайдар, Сергей Шаталин, Пётр Авен, Андрей Нечаев, Евгений Ясин, Борис Березовский, Юлий Дубов, Александр Шохин, Сергей Глазьев, Лопухин, Николай Сванидзе… Вам о чём-то говорит этот список? Не эти ли люди, прикрывшись вывеской Ельцина, руководили страной после развала Советского Союза?
При этом я бы не стал всех работавших в 80-е годы в Институте системного анализа мазать одной краской. У Гвишиани работали разные люди. Я сталкивался с некоторыми из них весной 1990 года. Это были люди, которые думали о новом мощном рывке в оборонных отраслях, но они никак не могли найти понимание в верхах. Эти люди очень нуждались в политической поддержке. Но их и близко не подпускали к окружению Горбачёва. Тогда они решили действовать через секретаря ЦК КПСС по оборонке Олега Бакланова. От кого-то им стало известно, что я участвовал в записи большого интервью Бакланова. Вот эта запись и понадобилась людям из Института системного анализа. Но не для того, чтобы выведать какие-то секреты, тем более, что Бакланов ничего особого в своём интервью не сказал. Они хотели по голосу, по манере ведения беседы составить психологический портрет секретаря ЦК, чтобы потом понять, как лучше было на Бакланова воздействовать. Правда, Бакланов этим ребятам так и не помог. Он сам нуждался в политической помощи и в поддержке журналистского корпуса.
Инородным телом в команде Гайдара – Авена – Ясина оказался и Сергей Глазьев, хотя он в 1992 году был выдвинут в правительство Ельцина. Многие после расстрела Белого Дома полагали, что Глазьев, когда увидел содеянное Ельциным, ужаснулся и только после этого отмежевался от Ельцина. А я думаю, что всё было намного сложнее. Сдаётся мне, что Глазьев изначально многое понимал, но до поры до времени вынужден был не афишировать свои убеждения. Я не исключаю, что одно время его миссия сводилась к тому, чтобы изнутри противостоять планам по варварскому демонтажу системы. Он, видимо, должен был не просто предотвратить грабёж страны, но и предложить разумный вариант будущих реформ. Ради этого его кто-то пропихнул в правительство Гайдара. Но Глазьев, похоже, оказался бессилен.
В 1992 году победа оказалась в руках Гайдара, Нечаева, Ясина и других птенцов из гнезда Гвишиани. Но не надо думать, что это Ельцин сам всех их нашёл и вытащил на первые роли. Скорее имел место другой вариант, когда питомцы Гвишиани из всего бывшего Политбюро выбрали именно Ельцина и за короткий срок новыми для нашей страны способами его раскрутили и привели к власти, чтобы потом им какое-то время попросту манипулировать и осуществлять нужный курс.
А вот дальше началась новая подковёрная схватка. Похоже, ставленники Института системного анализа оказались сильны лишь на коротких дистанциях. Они быстро выдохлись. Но кто их сменил? Судя по всему, в середине 90-х годов в наступление перешли группы, которые раньше скрывались под вывеской ИМЭМО. Какие-то ниточки управления вернулись к Примакову. И не он ли в итоге помог организовать передачу власти от Ельцина Путину?!
Впрочем, никто в накладе не остался. Каждый что-то да получил. Не пропали потом ни Гайдар, ни Глазьев, ни даже Подберёзкин. А кто-то и вовсе со временем пошёл только в гору, как выходец из странного Российско-американского университета Дмитрий Рогозин, который много лет рядился в тогу патриота.
Другое дело, что всей правды мы, видимо, никогда не узнаем.

Один комментарий на «“ЗА КУЛИСАМИ НАУКИ, или Кто и как организовывал смену правящих элит”»

1. Упомянутый в статье А.Н. Подберёзкин в 1991-м стал Президентом Российско-Американского университета, преобразованного вскоре в таинственную РАУ-Корпорацию. В анналах о ней сохранилось немногое: (1) дата регистрации 20.12.1991; (2) адрес 115054, Москва, Бахрушина, 32/2 стр.2; (3) данные об учредителях отсутствуют в ЕГРЮЛ; (4) руководитель юридического лица Подберезкин А.И.; (5) организация ликвидирована (неизвестно когда и по какой причине).

   Короля формирует его свита. Присмотримся повнимательнее к ближайшим помощникам Подберезкина в ту пору:

   (1) Дмитрий Олегович Рогозин, генеральский сынок, к 29-и годам благополучно избежавший явки на призывной пункт, именно его Подберезкин по согласованию с посконными кураторами назначил вице-президентом РАУ по связям с общественностью (с прикрепленным служебным автотранспортом и двумя водителями). В том же 1992-м году Рогозин по совместительству был включен (прикреплен) в политсовет Российского народного собрания (в этом мегаобъединении планировали саккамулировать или, по крайней мере, аннигилировать неудобные для правящего демблока национал-большевистские фратрии, вроде «Трудовой России» В. Ампилова, и национал-патриотические группировки вроде Российского общенародного союза (РОС) (С.Н. Бабурин). Д.О. Рогозин светился и на московском телеканале, сидел рядом с лидером движения Русский национальный собор и поддакивал ему, когда тот кричал в камеру «Мы готовы взять власть!!!»;

   (2) Василий Фартышев и Александр Фоменко — занимали одновременно должность начальника полиграфического центра РАУ и беспрерывно из-за этого ссорились. Фартышев – комсомольский функционер, Фоменко – патриотический журналист (тоже не служивший и бахвалившийся капитанским званием, в довершении ко всему вхожий в круг тогдашнего посла государства Израиль в СССР). Фоменко, к тому времени продавший РАУ СМИ, организованное под эгидой Народного движения «Союз», был, вдобавок, косвенно причастен к гибели журналиста-патриота Олега Шестакова (1968, г. Киржач – 1991, октябрь, г. Москва, за репортажи о Цхинвале включенного Звиадом Гамсахурдия в список врагов грузинского народа под номер 5 и найденного мёртвым с уколом от сильнодействующего яда на правой руке в снимаемой им комнате через несколько часов после пьянки с Паскевичем, Фоменко и Грицевым в редакции газеты «Патриот»). Приговор Гамсахурдии привела в исполнение грузинская криминальная группировка, руководимая вором в законе Р. …-я).

   Судьбы обоих руководителей «полиграфического объединения РАУ-корпорации» разные: Фартышев достиг пенсионного возраста и выпал из московского политического бомонда, лишь изредка публикуется теперь в «Литературной России»; Фоменко в середине 90-х подвизался при Центре славянской письменности и культуры покойного Вяч. Клыкова, но был удален оттуда (вскоре деятельность Центра фактически был свернута, а великий скульптор скоропостижно скончался). Затем, рекрутированный перспективным Рогозиным, Фоменко примкнул к партии «Родина», был избран депутатом Госдумы (фракции «Родина»). Любопытная деталь: последняя должность, упоминаемая перед депутатством в официальной анкете Фоменко «перед избранием в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации четвертого созыва – вице-президент ОАО “Опытно-конструкторское бюро имени А.С.Яковлева», см.:

   http://www.orodine.ru/bio/fomenko.html

   Но Фоменко был оформлен в ОКБ им. Яковлева фиктивно (хотя все подтверждающие документы может представить) и никогда там не появлялся, а на самом деле возглавлял перед выборами избирательный штаб одного из крупных функционеров партии «Единая Россия», где, собственно, и получал солидную зарплату в СКВ. Последующий развал партии «Родина», к которому опустившийся «журналист-патриот» приложил немало усилий, выпихнул его на обочину политического процесса: некоторое время он околачивался в качесвте «руководителя лаборатории» в РГТЭУ (ректором тогда был бывший лидер распущенного РОС С.Н. Бабурин). Теперь, оставшись не у дел, А.В. Фоменко зондирует контакты с формирующимися в преддверии выборов политическими союзами национал-патриотической направленности на предмет вхождения в предвыборный список кандидатов в депутаты, предлагая в качестве отступного «деньги и связи» (о и впрямь на короткой ноге с некоторыми членами политсовета партии «Единая Россия»…).

   Пик известности самого Подберезкина пришелся на середину 1990-х, когда он возглавил движение «Духовное наследие», затем, когда дела у РАУ пошли вразнос, его кое-как протащили во фракцию КПРФ в Госдуме. Сейчас, изгнанный отовсюду за некомпетентность и ненадежность, комсмольский политтехнолог и неудавшийся зять доживает свой век 300-долларовым «экспертом».

   Д. Меркул

   опричное братство Иосифа Волоцкого

   loring@msk.internet2.ru

   http://www.internet2.ru

   Упомянутый в статье А.Н. Подберёзкин в 1991-м стал Президентом Российско-Американского университета, преобразованного вскоре в таинственную РАУ-Корпорацию. В анналах о ней сохранилось немногое: (1) дата регистрации 20.12.1991; (2) адрес 115054, Москва, Бахрушина, 32/2 стр.2; (3) данные об учредителях отсутствуют в ЕГРЮЛ; (4) руководитель юридического лица Подберезкин А.И.; (5) организация ликвидирована (неизвестно когда и по какой причине).

   Короля формирует его свита. Присмотримся повнимательнее к ближайшим помощникам Подберезкина в ту пору:

   (1) Дмитрий Олегович Рогозин, генеральский сынок, к 29-и годам благополучно избежавший явки на призывной пункт, именно его Подберезкин по согласованию с посконными кураторами назначил вице-президентом РАУ по связям с общественностью (с прикрепленным служебным автотранспортом и двумя водителями). В том же 1992-м году Рогозин по совместительству был включен (прикреплен) в политсовет Российского народного собрания (в этом мегаобъединении планировали саккамулировать или, по крайней мере, аннигилировать неудобные для правящего демблока национал-большевистские фратрии, вроде «Трудовой России» В. Ампилова, и национал-патриотические группировки вроде Российского общенародного союза (РОС) (С.Н. Бабурин). Д.О. Рогозин светился и на московском телеканале, сидел рядом с лидером движения Русский национальный собор и поддакивал ему, когда тот кричал в камеру «Мы готовы взять власть!!!»;

   (2) Василий Фартышев и Александр Фоменко — занимали одновременно должность начальника полиграфического центра РАУ и беспрерывно из-за этого ссорились. Фартышев – комсомольский функционер, Фоменко – патриотический журналист (тоже не служивший и бахвалившийся капитанским званием, в довершении ко всему вхожий в круг тогдашнего посла государства Израиль в СССР). Фоменко, к тому времени продавший РАУ СМИ, организованное под эгидой Народного движения «Союз», был, вдобавок, косвенно причастен к гибели журналиста-патриота Олега Шестакова (1968, г. Киржач – 1991, октябрь, г. Москва, за репортажи о Цхинвале включенного Звиадом Гамсахурдия в список врагов грузинского народа под номер 5 и найденного мёртвым с уколом от сильнодействующего яда на правой руке в снимаемой им комнате через несколько часов после пьянки с Паскевичем, Фоменко и Грицевым в редакции газеты «Патриот»). Приговор Гамсахурдии привела в исполнение грузинская криминальная группировка, руководимая вором в законе Р. …-я).

   Судьбы обоих руководителей «полиграфического объединения РАУ-корпорации» разные: Фартышев достиг пенсионного возраста и выпал из московского политического бомонда, лишь изредка публикуется теперь в «Литературной России»; Фоменко в середине 90-х подвизался при Центре славянской письменности и культуры покойного Вяч. Клыкова, но был удален оттуда (вскоре деятельность Центра фактически был свернута, а великий скульптор скоропостижно скончался). Затем, рекрутированный перспективным Рогозиным, Фоменко примкнул к партии «Родина», был избран депутатом Госдумы (фракции «Родина»). Любопытная деталь: последняя должность, упоминаемая перед депутатством в официальной анкете Фоменко «перед избранием в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации четвертого созыва – вице-президент ОАО “Опытно-конструкторское бюро имени А.С.Яковлева», см.:

   http://www.orodine.ru/bio/fomenko.html

   Но Фоменко был оформлен в ОКБ им. Яковлева фиктивно (хотя все подтверждающие документы может представить) и никогда там не появлялся, а на самом деле возглавлял перед выборами избирательный штаб одного из крупных функционеров партии «Единая Россия», где, собственно, и получал солидную зарплату в СКВ. Последующий развал партии «Родина», к которому опустившийся «журналист-патриот» приложил немало усилий, выпихнул его на обочину политического процесса: некоторое время он околачивался в качесвте «руководителя лаборатории» в РГТЭУ (ректором тогда был бывший лидер распущенного РОС С.Н. Бабурин). Теперь, оставшись не у дел, А.В. Фоменко зондирует контакты с формирующимися в преддверии выборов политическими союзами национал-патриотической направленности на предмет вхождения в предвыборный список кандидатов в депутаты, предлагая в качестве отступного «деньги и связи» (о и впрямь на короткой ноге с некоторыми членами политсовета партии «Единая Россия»…).

   Пик известности самого Подберезкина пришелся на середину 1990-х, когда он возглавил движение «Духовное наследие», затем, когда дела у РАУ пошли вразнос, его кое-как протащили во фракцию КПРФ в Госдуме. Сейчас, изгнанный отовсюду за некомпетентность и ненадежность, комсмольский политтехнолог и неудавшийся зять доживает свой век 300-долларовым «экспертом».

   Ответить