Закрытая информация о деле дочери Сталина

Рубрика в газете: Тайны кремля, № 2021 / 11, 25.03.2021, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Вечером 6 марта 1967 года в Дели в нашей дипломатической миссии произошло ЧП. Из нашего посольства в американское перебежала дочь Сталина – Светлана Аллилуева. Шокированные сотрудники ЦРУ через несколько часов тайно посадили её в улетавший в Рим самолёт, а потом переправили беглянку в Швейцарию.


Два слова о беглянке. Она была литературоведом. Почти сразу после смерти отца ею была защищена кандидатская диссертация «Развитие передовых традиций русского реализма в советском романе». Правда, событием в науке эта работа не стала.

«Когда я сейчас её перечитываю, – писала Аллилуева в 1956 году Илье Эренбургу, – мне смешно, но процесс работы, пристальный анализ были для меня колоссальной школой, вернее, первыми её ступенями, потому что диссертация была окончена, а думать над этой самой темой я продолжаю всё время. И вот что мне страшно, вот что со мной произошло. Что такое реализм, реалистическая литература, её методы, принципы, традиции, что такое наш сегодняшний реализм – всему этому меня учили в школе (я окончила десятилетку в 1943 году), учили в Университете, и в аспирантуре по всем известным традиционным нашим сводам и канонам. Не скажу, что они казались мне несправедливыми; нет. Но они были узки, они были испорчены и обескровлены дешёвой популяризацией и, наконец, они были совершенно оторваны от развития современного искусства и литературы, от века, от чувств эпохи, от современного человека».

К слову, в том же 56-м году Аллилуева устроилась в ИМЛИ. Там она вместе с Андреем Синявским взялась за составление литературной хроники 20-х и 30-х годов. Но начальство половину отобранных ею материалов выбросило. Не одобрило руководство и интерес молодых сотрудников к Пастернаку.
В отчаянии Аллилуева бросилась к Эренбургу.

«Молодой талантливый литературовед А.Д. Синявский, – сообщила она 7 августа 1957 года художнику, – написал небольшую монографию о Пастернаке для 3-­хтомной «Истории советской литературы», готовящейся в нашем институте. Эта великолепная работа написана именно с таких широких позиций гуманистического и жизнеутверждающего слова, как только и можно писать о Пастернаке. Её очень хвалили, но, увы, в 3-­хтомник она, очевидно, не войдёт, потому что работа отходит от прямых норм и узкой классификации, в которые никак не втиснешь Пастернака. И вот таким образом из «Истории советской литературы» этот поэт – крупнейший художник – «выпадает», ибо с этих узких позиций поставить его рядом с Горьким никак нельзя».

Позже у Аллилуевой случился бурный роман с поэтом Давидом Самойловым.

«Сегодня неожиданно пришла Светл<ана>, – записал поэт 17 ноября 1960 года в дневник, – и… бросила мне перчатку. Утром в очередной раз я по телефону пытался избежать разговора с ней. Разговаривать мне так же трудно, как преодолеть болезнь или написать поэму. Она, как обычно, совершила поступок принцессы – явилась ко мне и бросила на стол перчатки, томик Случевского и старый георгиевский крест – жалкие сувениры моего увлечения. Лишь впоследствии можно оценить трогательную нелепость её поступков, продиктованных силой чувства, буйным отцовским темпераментом и одиночеством. В самый момент испытываешь сложное чувство жалости, восхищения и негодования. Она – рабыня чувства, а в рабе всегда заложен тиран. Целиком покоряясь стихии, она и тебя старается сделать игрушкой той же стихии. Никогда в жизни я не был так непосредственно потрясён и захвачен чужой трагедией. И никогда у меня не было такого страстного желания бежать от человека, из круга его неразрешимой и душной трагедии».

В конце декабря 1960 года Самойлов познакомил Аллилуеву с Владимиром Солоухиным. Потрясённая его «Владимирскими просёлками», она отправила взволновавшему её писателю пространное письмо.

«Я, – призналась Аллилуева писателю, – хорошо знаю литературную и окололитературную нашу среду, где у меня много друзей и просто знакомых. Знаю быт этой среды, её взгляды, очень эфемерные и расплывчатые на вид, но на самом деле весьма чётко определённые и разграниченные. Так сложилась моя жизнь, что среда так называемой художественной интеллигенции – это моя среда, она мне близка и понятна. И так же как близка – так же далека; насколько понятна – настолько же отвращает от себя; насколько точно я знаю её полюса и идеалы – настолько же вижу, как мало у меня с нею общего. Всё равно уж – я люблю её и круг людей, понимающих цену с трудом найденному и добытому слову, знающих что такое «над вымыслом слезами обольюсь», – это, конечно, близкий мне круг. Но вот беда: что­то меня всё стало в этом кругу раздражать. Мои друзья смеются: «Ты под старость лет впадаешь в квасной патриотизм». А я не могу слышать, что люди читают только «Иностранную литературу», восхищаются каждым словом Хемингуэя и не знают Тендрякова, бегают смотреть дрянные австрийские фильмы и не посмотрят, как мы экранизировали «Кроткую», «Воскресенье», не следят за редкими и малыми, но всё­-таки временами происходящими успехами своего кинематографа; да, я знаю, почему мои друзья надо мной смеются; я и сама была закоренелым «западником» в юности, это была дань, отданная всеми нами. Кто не увлекался в 17 лет Хемингуэем? Я помню, как ещё в 1942 году мы передавали из рук в руки отпечатанный на машинке перевод «По ком звонил колокол». Да что говорить, я и сейчас люблю итальянское кино и фильмы Рене Клера больше своих, отечественных; я люблю Ремарка за его глубочайший гуманизм и не знаю лучшей книги о любви, чем «Три товарища». Но, может быть, с возрастом, во мне проснулось и что-то иное: в ярости отбросила я хорошую книгу Ю.Смуула «Ледовая книга» из­за двух страничек, на которых разведён дифирамб американскому фильму «Война и мир», с его немыслимым Пьером, Каратаевым, Андреем Болконским… Вдруг я услышала голоса своих знатных снобов из Дома кино, Толстого давно не читавших, или позабывших, или не читавших вовсе… И я почувствовала, что у меня есть свои святыни в русской культуре, в русском слове, что я не позволю никому надругаться над Толстым, пусть даже этот человек несколькими страницами раньше хорошо пишет об Антарктике и об Австралии. Я спорила об экранизации И.Пырьевым «Белых ночей», пусть там не всё по Достоевскому, но там великолепная молодая актриса, играющая русскую девушку тех времён. Она прекрасна, игра её неподдельна, внешность, манера, язык, – всё абсолютно по Достоевскому, во всём талант, на всём печать русской культуры. Как мы забыли свою собственную литературу и культуру, – особенно в кинематографе!»

Позже в жизнь Аллилуевой вошёл индийский коммунист Броджеш Сингх. Но он в конце 1966 года умер. Дочь Сталина захотела присутствовать при погружении праха своего индийского супруга в воды Ганга. А потом убежала в американское посольство.
Слухи о том, что Аллилуева осталась на Западе, взбудоражили в Москве всю партийную, научную и творческую элиту. «Новомирский» критик Лев Левицкий 14 марта 1967 года записал в свой дневник:

«Самое сенсационное известие, о котором говорит вся Москва, – это история дочки Сталина Светланы. Отправившись с прахом своего последнего мужа (он был каким-­то деятелем индийской компартии) в Индию, она решила не возвращаться в Советский Союз. Она уже просила политическое убежище в Америке, но Джонсон ей отказал – он из кожи вон лезет, чтобы не раздражать нас. Пока Светлана в Швейцарии. Промелькнул слух, пущенный, видимо, ведомством, что Сталин во время войны сделал вклад в швейцарский банк – на случай, если будет совсем плохо. И деньги эти перейдут к ней. Я не верю в это. Не в духе Сталина были такие номера. Говорят, Светлана несколько раз обращалась с просьбой пустить её за границу. В первый раз, когда муж ещё был жив. Второй раз сразу после того, как он умер. И третий раз после кремации. Озлоблена она страшно. Боря, случайно встретившийся с ней на приёме у Лесючевского несколько лет назад, рассказал мне, что она жаловалась ему. В зависимости от перемен отношения к Сталину ей то давали рукописи на рецензирование, то лишали этой работы, в которой она так нуждалась. Вряд ли она придерживается сталинистских взглядов. Но отец есть отец. И когда люди, пресмыкавшиеся перед ним, после его смерти начали его оплёвывать и валить на него одного то, что они делали вместе с ним, это не могло не возмущать её. С другой стороны, она знает лучше кого бы то ни было другого, что Сталин приложил руку к смерти её матери, хотя она и сама застрелилась. Сталин развёл Светлану с первым мужем, которого она, по всей видимости, любила. Заставил выйти замуж за сына Жданова, к которому она не питала особой нежности. Иначе она не развелась бы с ним сразу же после смерти отца. Говорят, она собирается писать книгу. Если это так, всплывёт много подробностей. Кто-­то высказал предположение, что наши её уберут. Я так не думаю. Времена нынче не те. Да и Светлана – не наивный ребёнок. Она понимает, что её может ждать, и примет меры, чтобы уберечься от случайностей. Сидит она себе в Швейцарии и усмехается. Полгода назад никто не вспоминал о её существовании. А сегодня на всех языках повторяется её имя. Наши (впервые на моей памяти) сделали разумный жест, напечатав во всех газетах нейтральное и спокойное сообщение ТАСС: «О Светлане Аллилуевой. В иностранной печати появилось сообщение о том, что С.Аллилуева (дочь И.В. Сталина) находится в настоящее время за границей. В связи с запросами журналистов по этому вопросу ТАСС может подтвердить, что С.Аллилуевой в конце 1966 года была выдана виза на выезд из Советского Союза в Индию для захоронения останков её мужа, гражданина Индии, умершего в Советском Союзе. Как долго пробудет С.Аллилуева за рубежом – это её личное дело». Где это они ума набрались? Ни одного слова осуждения. Никаких ругательств».

В Швейцарии Аллилуева пробыла два месяца. Затем она переехала в Америку и выпустила там написанную ещё в России книгу «Двадцать писем другу», которую потом полностью зачитали по многим зарубежным радиоголосам. Эта книга вызвала неоднозначную реакцию. Александр Твардовский, прослушав две передачи, 19 сентября 1967 года отметил в своей рабочей тетради:

«Содержание малое, детское, но в этом же и какой-­то невероятный, немыслимый ужас этого кремлёвского детства и взаимоотношений с отцом, по-­видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже в крови до плеч. Ещё ни слова не только о стране, о деревне, но даже о 37 г., который не мог так начисто пройти мимо слуха и сознания такой развитой девочки. О самоубийстве матери узнала из английской газеты спустя время могла и о другом узнать оттуда. М.б., что-­нибудь более взрослое будет ещё впереди. Письма явно написаны ещё здесь, и, может быть, своё решение она приняла гл<авным> обр<азом> из­-за потребности опубликования этих писем. С<ац> сказал, что он и Мих. А. [Лифшиц] знали кое­-что из этих писем через Ирину Анатольевну [дочь Луначарского]».

Кремль, естественно, был возмущён поведением Аллилуевой. 3 августа 1967 года Политбюро ЦК КПСС приняло решение «Об информации для компартий в связи с делом Аллилуевой». Наши послы во Франции, Италии, Великобритании и других странах получили соответствующие указания. В них говорилось:

«Встретьтесь с членом руководства друзей, ведающим вопросами идеологической работы, и, сославшись на поручение инстанции, передайте следующее.
«В доверительном порядке хотели бы информировать Вас по вопросам, связанным с так называемым делом С.Аллилуевой.
Вам, разумеется, известно об усилившейся антисоветской пропаганде в США и других странах в канун 50-­летия Октябрьской революции. Не последнее место в этой кампании отводится Аллилуевой и её мемуарам. Шумиха, поднятая вокруг этого дела, явно рассчитана на то, чтобы ослабить впечатление, которое вызывают у рабочего класса, всей международной общественности достижения Советского Союза за 50 лет, и как­-то дискредитировать юбилейные празднества. Об этом говорит, в частности, тот факт, что опубликование книги Аллилуевой намечено на 16 октября с.г., хотя возможности американских издательств по части быстрого выпуска книг хорошо известны.
Выступление Аллилуевой на пресс­-конференции в Нью-­Йорке 26 апреля с.г., её т.н. «письмо к Пастернаку» и интервью американским корреспондентам показали, что Аллилуева является слепым орудием в руках пропагандистского аппарата США, который, используя аполитичность, а также эгоизм и психическую неуравновешенность этой женщины, рекламируют её как человека, порвавшего с коммунизмом по идейным мотивам. Для подкрепления этого тезиса пускаются в ход высказывания Аллилуевой о «вере в бога», «любви к людям», «отсутствии свободы личности в СССР» и т.п.
Рукопись Аллилуевой, копией которой мы располагаем, была написана ею в 1963 году. Она представляет собой её воспоминания о своём детстве, родных и близких, о днях, проведённых со Сталиным, о своих интимных похождениях. Аллилуева никогда не стояла близко к руководству нашей партии, в том числе к своему отцу И.В. Сталину, в последние 20 лет его жизни она, как сама признаётся в воспоминаниях, весьма редко встречалась с ним, ей неизвестны какие­-либо партийные или государственные секреты. В части, касающейся Сталина, книга не содержит принципиально новых данных. В то же время рукопись Аллилуевой раскрывает лицо её самой, как человека эгоистичного, не знавшего ни жизни своего народа, ни работы отца, ни деятельности партии.
Лишившись в шесть лет матери, она была предоставлена няням, вела изолированный образ жизни. Отец, будучи занятым человеком, не мог уделять достаточного внимания воспитанию дочери и из неё вырос эгоист и сумасбродный человек, жестокий по натуре, устраивавший истерику по любому поводу и приходивший в бешенство в случае критики по её адресу от кого-­либо из окружавших её людей. Проявившаяся в раннем возрасте психическая неуравновешенность вместе с эгоизмом – стремлением осуществлять свои желания любыми средствами – привели позднее к явно патологическим наклонностям, прежде всего сексуального порядка. О моральном облике Аллилуевой говорит тот факт, что к 40 годам жизни она только официально сменила пять мужей (последний брак её с индусом Бриджешем Сингхом, 59-­летним человеком, не был официально зарегистрирован в Советском Союзе ввиду того, что он состоял в браке на своей родине).
Надо сказать, что Сталин не раз осуждал аморальное поведение своей дочери, пытался направить её на верный путь.
Столкнувшись после смерти отца с необходимостью вести трудовую жизнь, Аллилуева оказалась неспособной к этому. Она переменила несколько мест работы, так как нигде не могла сработаться с коллективом. Последнее её занятие – переводчик художественной литературы с английского языка – позволяло ей работать вне трудового коллектива и его воздействия.
Нам были известны факты аморального поведения Аллилуевой. Партийные организации тех учреждений, где она работала, а также ряд членов ЦК не раз обращали её внимание на неправильный образ жизни.
После смерти её последнего мужа Аллилуева обратилась за визой на выезд в Индию, чтобы увезти туда урну с прахом. Компетентные власти не видели особых препятствий для такой поездки, считая это личным делом Аллилуевой. Учитывая возможный интерес к Аллилуевой со стороны определённых кругов на Западе, она была предупреждена об этом. Аллилуева заверила, что сознаёт свою ответственность и будет соблюдать осторожность.
Как позднее выяснилось, Аллилуева вела себя двурушнически, скрывала своё истинное лицо. Подлинной целью её выезда из СССР было желание вывезти рукопись книги, и, оставшись на жительство в Индии или другой стране, заработать на опубликовании этой книги деньги и, хотя и весьма сомнительную, «популярность». О двурушничестве Аллилуевой свидетельствует следующий факт. На одном из партийных собраний в Институте мировой литературы им. Горького она выступала с резкой критикой Синявского и Даниэля, опубликовавших за границей свои клеветнические книжки. Теперь она говорит другое об этих двух отщепенцах. Тут, конечно, сыграли свою роль «опекуны» Аллилуевой, которые теперь помогают ей сочинять публичные выступления и «редактируют» её мемуары, но, несомненно, проявилось и двуличие самой Аллилуевой.
По имеющимся данным, выезду Аллилуевой из Индии в Швейцарию, а затем в США предшествовала работа с ней сотрудников американского посольства в Дели, в числе которых есть сотрудники ЦРУ, а также некоторых проамерикански настроенных государственных деятелей Индии, один из которых пошёл на прямой подлог, сообщив Аллилуевой, будто её просьба разрешить дальнейшее пребывание в Индии не нашла поддержки у Советского правительства, хотя такая просьба нам не передавалась.
Мы принимаем меры к тому, чтобы парализовать планы пропагандистского аппарата США по использованию книги Аллилуевой. Имеется в виду осуществить некоторые мероприятия, которые могли бы уменьшить сенсационность и пропагандистский эффект от предстоящего издания книги Аллилуевой. Принимаются меры к тому, чтобы довести до общественности сведения о политическом и моральном облике Аллилуевой, предавшей Родину, бросившей своих детей.
При объяснении данного случая нам представляется важным показать, что Аллилуева, воспитанная в искусственных условиях, оторванная от народа одиночка не представляет и не имеет никакого права представлять советскую интеллигенцию, честно и самоотверженно строящую со всем народом коммунизм. Всё, что она пишет о советских порядках, о нашей интеллигенции и молодёжи, – результат легкомысленного, поверхностного суждения, а то и просто клевета, продиктованная желанием Аллилуевой выслужиться перед своими хозяевами. Поэтому и «дело» Аллилуевой мы рассматриваем как затею правящих кругов США, которые не останавливаются перед тем, чтобы использовать в политических целях фактически больного человека, морально опустошённого и потерявшего гражданскую честь.
По вполне понятным причинам, мы не намерены предавать гласности все факты, касающиеся Аллилуевой, чтобы невольно не сыграть на руку организаторам пропагандистской шумихи вокруг её имени.
Но, само собой разумеется, товарищи из братских партий, если у них возникают затруднения в связи с этим делом, свободны распоряжаться сообщёнными здесь фактами и оценками.
ЦК КПСС»
Исполнение телеграфируйте».
(РГАНИ, ф. 3, оп. 72, д. 111, лл. 64–67).

Однако всю правду об Аллилуевой хотели знать не только братские партии из зарубежных стран. Наши соотечественники тоже интересовались судьбой дочери Сталина и её книгой.
Секретарь ЦК Пётр Демичев дал отделу пропаганды ЦК указание внести предложения по информированию местных партийных органов о случившемся. 5 августа 1967 года заведующий этим отделом Владимир Степаков сообщил в ЦК:

«В соответствии с поручением Отдел пропаганды ЦК КПСС считал бы целесообразным осуществить следующие мероприятия для предупреждения возможных вредных последствий в связи с «делом» Аллилуевой:
1. Разослать информацию по данному вопросу в ЦК компартий союзных республик, крайкомы, обкомы, горкомы и райкомы КПСС (проект постановления ЦК КПСС и текст информации прилагается).
2. В течение августа, сентября, октября текущего года опубликовать в советской печати ряд статей в целях предупреждения возможной нежелательной реакции со стороны некоторых кругов советской интеллигенции, молодёжи и других слоёв населения (темы выступлений прилагаются)» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 243, л. 28).

Вся информационная справка о деле Аллилуевой состояла из трёх страниц. Я нашёл её в РГАНИ в фонде «Секретариат ЦК КПСС» (ф. 4, оп. 20, д. 243, лл. 29–31). Но она, за исключением первого предложения и последнего абзаца, слово в слово повторяла текст принятого 3 августа 1967 года постановления Политбюро ЦК КПСС «Об информации для компартий в связи с делом Аллилуевой».
В подготовленном Степаковым проекте постановления Секретариата ЦК КПСС отмечалось:

«1. Принять предложение Отдела пропаганды ЦК КПСС о направлении в ЦК КП союзных республик, крайкомы, обкомы, горкомы и райкомы КПСС информационной записки о так называемом «деле» Аллилуевой.
2. Ознакомить с содержанием информационной записки всех руководящих партийных работников вплоть до членов бюро райкомов партии» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 243, л. 27).

Судя по всему, специально собирать из-за Аллилуевой секретариат ЦК никто не собирался. Видимо, предполагалось пустить подготовленный Степаковым проект по кругу. Но подписать бумагу успели лишь два человека: Суслов и ещё кто-то, чью подпись я не разобрал. Потом, надо думать, кто-то по каким-то причинам воспротивился, а в конце текста неутверждённого постановления появилась следующая помета:

«Вопрос с рассмотрения снят на заседании Секретариата ЦК КПСС 22.VIII.1967 г. тов. Дмитрюк (отдел пропаганды ЦК) на заседании присутствовал. А.Алтаева. 23.VIII.1967 г. (см. протокол с<екретариа>та № 31)».

Видимо, кто-то повыше Суслова (а им мог быть только Брежнев) решил, что не стоило региональным парткомам сообщать какие-либо подробности о «деле» Аллилуевой.

 

4 комментария на «“Закрытая информация о деле дочери Сталина”»

  1. Информация, особенно архивная, очень интересна от Вячеслава В. Огрызко.
    1. Руководство КПСС зря взволновалось тогда, это было не главное в умах.
    2. Могу сказать, что в то время (это и моё тогда и сейчас время) вся беготня Св. Аллилуевой в Индию, потом в Швейцарию, потом в США, нас миллионных технических специалистов в то время мало интересовала. Говорили мы , инженеры: “Дама с жиру бесится”, как это по народному было и будет всегда о подобных личностях.
    3. “Страшно далеки они от народа”, – верно, хотя и говорил по другому поводу т. Ленин, сам не зная глубоко мировоззрение русского народа.

  2. Заинтересовался судьбами и биографиями потомков Сталина. У Светланы Иосифовны было трое детей. Оказаль, что есть и внуки и правнуки. Среди внуков есть интересные люди. Не пожалел о затраченном времени.

  3. 1. Светлана Аллилуева – очень противоречивая личность, судя по приведённой информации, она металась между интеллигентностью западников (которые с гонором образованности) и правдой славянофилов, которые в своей стране и видели надуманные трудности.
    2. С.А. жила в сословной среде , которая сама не знает и не понимает жизни ни крестьян (в виде колхозников выращивающих сельхозпродукты), ни рабочих (вкалывающих на производстве и создающих товары для общества), ни технической интеллигенции, которая создаёт конструкции и проекты под изменяющиеся текущие условия жизни
    3. С.А. протестовала не против советской системы (управления и экономики), а против карьеристов и шаблона в политике и пропаганде целей.
    4. Жить для своих детей она не захотела, в силу Эгоизма? или? Понесло её по свету самолюбие?
    В порядке обсуждения.

  4. Всегда сочувствовал Светлане Иосифовне. Она с малых лет находилась под особым наблюдением и знала об этом. Не принадлежала себеС детства была лишена настоящей жизни в семье. Не знала, что это такое. Отсюда и все ее недостатки, поступки и душевное одиночество. Не думаю,что можно сейчас судить о ней. Тогда было другое время, другие обстоятельства.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.