Цементируя свободу

№ 2010 / 4, 23.02.2015

В Лип­ках мне бы­вать не при­хо­ди­лось. Ни в ге­о­гра­фи­че­с­кой точ­ке, ни в то­по­ни­ми­че­с­ки зна­чи­мой – ина­че, в ста­ту­се «мо­ло­до­го пи­са­те­ля», ка­ким очень мно­гим из нас ос­та­вать­ся ед­ва ли не до пен­си­он­но­го воз­ра­с­та.

К вопросу о Фонде Филатова

В Липках мне бывать не приходилось. Ни в географической точке, ни в топонимически значимой – иначе, в статусе «молодого писателя», каким очень многим из нас оставаться едва ли не до пенсионного возраста. В общем, до самозабвения – или до забвения полного и окончательного.

Малоизвестный писатель – почти синоним писателя молодого. Парадокс не такой уж и грустный, скорее наоборот – для большей части пишущего племени это повод утешиться.

А теперь – по существу. Статья доктора наук Капитолины Кокшенёвой «Липа в Липках», появившаяся на страницах «ЛР» в конце прошлого года, не оставила меня равнодушным. С пронзительной проницательностью, которая, вообще-то говоря, и отличает критику Кокшенёвой, в ней были вскрыты и обозначены особенности новейших трендов и политологем литературного процесса в его паралиберальном измерении.

«…Я вижу рождение особенного идеологического процесса – формирование нового антитоталитарного фронта, ещё одного ликвидаторского проекта, но теперь уже в области тонких материй. Теперь проявлением нежизненности (стагнации, мертвечины, мешающим модернизации страны) объявляется не «тоталитарное государство» и «тоталитарный режим» с «тоталитарной идеологией», но сам русский тип культуры. Новая тоталитарность ищется в фундаментальных, базовых ценностных системах: таких как христианское миропонимание, как народосохраняющая обязанность государства, как человекосберегающая форма культуры. То есть их стратегическая задача мне видится так: объявить эти фундаментальные ценности проявлением гуманитарного (не изжитого) тоталитаризма».

Именно эта обнаружившаяся тенденция и заставила критика выделить типическое и настораживающее в липкинской ситуации: «Главный пафос такой – у нас нет больше тоталитарного строя, но тоталитарность в людях осталась и никуда не делась».

Нет смысла вдаваться в подробности ситуации, побудившей автора статьи апеллировать к читателю с констатацией, что в Липках (инкубаторе, а лучше сказать, очаге попечительства и духовного моделирования юных – и чуть старше – литераторов) руководители почти единодушно любят 90-е – годы драйва и энергии, азарта в разрушении тоталитарного государства. И очень не любят, когда кто-то ищет корни идеологии насилия именно в той эпохе. В лихих 90-х, годах страшного унижения русских людей.

Стоит ли удивляться тому, что ответом на эмоциональное выступление Капитолины Кокшенёвой, сказавшей правду – как она ей видится, стало ещё более эмоциональное и даже параноидальное поведение отдельных господ? Того же писателя А.Дмитриева. Конечно же, не стоит. Даже с учётом правильности максимы – кто утратил способность удивляться, тот безнадёжный старик.

Просто мы с этими господами по-разному понимаем мир – в силу самых разных причин, давно описанных. У нас разные интересы – и эти интересы пребывают в состоянии острейшей коллизии. Когда Мариэтта Чудакова, исторгая из груди пафос свободолюбия, говорит на радио «Свобода» (воскресенье, 17 января с.г.): «Каждый день второго президентства Ельцина цементировал нашу свободу», – я снимаю шляпу перед окаменевшей свободой липкинской «опекунши».

Однако простим ей этот нонсенс (цементировать свободу – что называется, проговорка по Фрейду) и согласимся с этим тезисом. Ведь каждый день этого чудовища во власти и в самом деле утверждал их свободу.

Думаю, такое понимание вещей «цементируется» и в сознании Сергея Филатова, что нынче возглавляет Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ. (Также простим, что слегка из-за такта – и интеллектуальных…) У «первого поэта президента» Филатова, убеждён, свои причины говорить, что Ельцин и 90-е утверждали свободы. Но и свои причины биться с дремучестью русского народа, затевая дискурсы и проекты, обвиняющие уже не социальный строй, но укоряющие само народонаселение на предмет его тоталитарности.

В середине 90-х ваш покорный слуга оставил мегаполис, чтобы найти применение своему скромному кредо антикапиталиста и антиглобалиста в сибирской глубинке. (А ещё и мечтая жениться на сибирячке, – по нынешним временам вполне здравая мысль, между прочим.) Терять, в банальном понимании вещей, было что: ведь моими коллегами в отделе Главной редакции аудиовизуальных программ Агентства печати «Новости» когда-то были небезызвестная Арина Шарапова, тогда ещё юная, но, как и ныне, всем щедро улыбавшаяся, и будущий борец с пороками Аркадий Мамонтов. А равно и прочие бывшие коллеги вполне обретали себя в московском формате…

Я же со своими новыми коллегами и единомышленниками в формате НПСР и прочих пытался противопоставить мамоне, транснационализации и сетевому освоению матушки Руси интересы простых моих сограждан. Видимо, поскольку рос в деревне и пытался в меру понимания вещей открыть простолюдянам глаза на происходящее.

В те времена идеологическая кухня на самом верху ещё не выучилась скоростной выпечке по макдональдсовскому принципу, но уже изобретала самые затейливые рецепты «идейного общепита». В середине 90-х там был выпечен проект под названием Конгресс интеллигенции России, который сразу же оседлал самый бестолковый бывший руководитель президентской администрации Сергей Филатов.

Уже в конце января 98-го года этот Филатов прибыл в Барнаул для проведения съезда Конгресса интеллигенции Алтайского края. Компанию неудачливому администратору из Москвы тогда составил физик-лирик Велихов. Потом алтайские газеты писали: никто не ожидал, что съезд пойдёт по незапланированному сценарию. Это не так, сценарий, по которому он пошёл, был вполне предсказуем. Интеллигенция региона, в котором реформы под откос пустили сельское хозяйство и промышленность, просто восстала на вдохновителей реформ и примирителей ограбленных с грабителями.

После вялых преамбул на трибуну стала подниматься «красная профессура». Красной её назвали по «красному поясу», в который входил Алтайский край. На самом деле профессора были разные – и убеждённые социалисты, и национал-патриоты, и т.п. Их гневные филиппики летели с трибуны в первый ряд – как молнии в место выхода магнитных руд. Нужно отдать при этом должное, все они имели моральное право на очень сильный тон, но никто из них не позволил себе оскорбительных высказываний. Они «переходили на личности» Велихова и Филатова только в смысле вполне предметной или эмоциональной критики.

Кто-то скажет, что всё это происходило не без вмешательства местной власти. Частично это было так, эта отповедь была инициирована частично с местного политического олимпа, за этим стоял и глава администрации края Александр Суриков. (А с трибуны тогдашнего Совета Федерации он воевал и с непрозрачностью Центробанка, уводившего в песок заёмные транши миллиардами долларов.) Ну так и замечательно, в те времена регионы могли противопоставить свою волю неправедному центру – сравните с тем, что нынче…

Так вот, в самой середине мероприятия, игнорируя очередное выступление с трибуны, Филатов и Велихов оскорблённо встали и покинули собрание. Комментариев хватило газетам до весны…

Зеркальная ситуация возникла и в Липках спустя двенадцать лет. С той лишь разницей, что Капитолину Кокшенёву в заведении Сергея Филатова осыпали не контркритикой, не идейными упрёками, а натуральными оскорблениями.

В идейных заморочках и версификациях радетелей за антифашизацию души молодого писателя всё понятно. Задача ставится простая: разложение национального государства к выгоде глобализма (лет двадцать назад именовавшегося менее благозвучным словом «мондьялизм») и транснациональных корпораций, а равно и к собственной. А в хвосте этого процесса обретается и немало людей, прибившихся к нему, процессу, по недомыслию, ввиду ограниченности жизненного опыта, а то и по элементарной бесталанности.

Геннадий СТАРОСТЕНКО