НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ ВСЕГДА НАЦИОНАЛЕН

№ 2006 / 50, 23.02.2015

Читатели, интересующиеся православием, знают писателя Дмитрия Орехова давно. Он автор таких книг, как «Русские святые ХХ столетия», «Подвиг царской семьи», «Святые источники России»… Вышедший не так давно в издательстве «Амфора» роман Орехова «Будда из Бенареса» наделал в литературном и религиозном мире немало шума. Многие критики прочат молодому писателю из Санкт-Петербурга большое будущее.

– Дмитрий, ваш писательский интерес сосредоточен на истории. Почему?
– Я считаю себя новичком в литературе, и когда меня спрашивают, кто я, обычно отвечаю, что журналист, который последние четыре года пишет прозу. Я долго работал журналистом, писал публицистику о том, что было мне интересно. Писал о религиозном опыте, связанном с моим знакомством с православием. Я много ездил по монастырям России, и все мои первые книги были написаны в жанре публицистики об истории церкви, о современных явлениях в православии. Постепенно понял, практически обо всём том, о чём хотел написать – об иконах, о святых местах, о святых двадцатого столетия, о явлении чудес, мироточении, о царской семье, – я написал. При этом понимал, что не являюсь каким-то миссионером, оратором, а скорее, я некий палец, указывающий на луну. То есть, в этих публицистических книгах было мало моей личности, вообще не было призывов к мирянам: давайте помолимся, давайте поклонимся… Такие призывы в литературе меня вообще коробят. Мои книги были спокойными журналистскими рассказами о том, что было мне интересно. Своими учителями здесь я считаю Сергея Нилуса и Евгения Поселянина, писавших ещё до революции.
И вот когда в публицистике мной было написано то, что мне хотелось, я решил заняться прозой. Думаю, что это выход и на нового читателя. Начал с рассказов, один из которых был историческим, остальные – о современности. Рассказы эти писал в городе Борисоглебске, в Воронежской области, где тогда жил. Очень скучал по Петербургу, и эта тоска вылилась в рассказ «Чужеземец» об Афанасии Никитине – о человеке, который мечтает вернуться домой, но у него никак это не получается… Приехав в Петербург, показал рассказы друзьям, многие из которых журналисты, и вскоре мне позвонили из журнала «Костёр» и сказали, что хотят напечатать рассказ «Чужеземец». Я, конечно, был этому рад, тем более что «Костёр» основали классики детской литературы, писатели, которых я очень люблю, – Маршак и Леонид Пантелеев. Затем в том же журнале появился цикл исторических рассказов «Сказки мудрого попугая», и таким образом, благодаря публикации в «Костре», я попал, не собираясь становиться таковым, в детские писатели.
Возвращаясь к вопросу о том, почему интересует история… Мне кажется, что каждый из нас пишет те книги, какие сам хотел бы прочитать. У меня в детстве самым любимым писателем после Пушкина был Алексей Константинович Толстой. На его балладах, стихотворениях, на его «Князе Серебряном» я вырос, и творчество Алексея Толстого во многом повлияло на моё увлечение историей… В страшные девяностые годы – а я считаю, что это было страшное время, время уничтожения народа, страны, – когда в литературе как раз активно поднимались чёрные темы, я, может быть, не писал рассказов о современном мне времени именно потому, что не видел никакого просвета в жизни, а раскапывать вместе с другими писателями грязь не хотелось. Не хотелось заражать людей отчаянием, которое мной владело. Обратившись к истории, мне хотелось найти что-то позитивное там, показать прошлое великой страны, в которой я жил и которая рушилась. И моя книга «Серебряный колокол» получилась сборником манифестов, прокладывающих тропинки между прошлым и будущим России, в которое я верил в безнадёжные девяностые. Когда писал эту книгу, пытался самому себе доказать, что Россия не может умереть, что большевики и демократы приходят и уходят, а страна остаётся.
– Есть ли принципиальная разница между серьёзной литературой и проектом?
– Думаю, что каждый писатель вынужден считаться с тем, что его книга, во-первых, должна быть продаваемой. Она должна заинтересовать издателя. Всё это объективная реальность нашего времени. Если ты совсем не учитываешь определённые вещи, то рискуешь вообще не печататься. С одной стороны, это плохо, потому что появляются плохие проекты вроде Дэна Брауна, Коэльо, «Гарри Поттера». Это ноль с точки зрения литературы, ноль с точки зрения смысла. Но есть книги, которые являются частью вполне серьёзных, хороших проектов. В чем положительная сторона… Понимаете, цензура существовала всегда. Раньше была государственная, идеологическая цензура, сегодня – рыночная, коммерческая. И чтобы книга была товаром, который купят, современный писатель должен учитывать, что у человека стало очень мало времени, чтобы читать, у него нет времени на огромные описательные периоды, и если человек быстро не поймет, о чём эта книга, то он её отбросит. Писатели вынуждены писать лаконичнее, скорее, в той традиции, которая была всегда сильна в русской литературе, начиная с Пушкина, и ярчайшим выразителем которой стал Чехов. Достаточно одной детали, чтобы описать ночь. И успешные писатели это понимают. А они, как правило, превращаются в проекты. При этом, что интересно, такие превращения в общем-то не отражаются на идее, смысле их вещей. Идея же может быть любой, самой разной. Главное, чтобы книги читались людьми.
– Насколько писателю нужно интересоваться и заниматься политикой?
– Тут важна мера. Опять-таки, в наше время писателю, чтобы его книги дошли до людей, нужно хоть изредка проявляться как личности. Вряд ли он может быть успешен, если будет абсолютно в стороне от общественной и политической жизни. Но возможны и часты перегибы, когда из-за занятий политикой писатель перестаёт писать или пишет явно слабее. Творчество вообще требует большого самоотречения, поэтому трудно совмещать такие области как политика и литература. В то же время умеренное участие в политической жизни писатель должен проявлять.
Мне кажется, что настоящий писатель всегда национален в том смысле, что он является выразителем каких-то глубоких идей своего народа, иначе он, несмотря на то что может быть талантливым, имеющим успех, в истории страны не останется. Поэтому очень часто писатели не могут оставаться в стороне от процессов, происходящих в своей стране.
– Дмитрий, как вы оцениваете ситуацию двух Союзов писателей? Какой Союз вам ближе?
– У Алексея Константиновича Толстого есть такое стихотворение – «Двух станов не боец, но только гость случайный». Это он так сказал о себе, и я тоже думаю, что я двух станов не боец, но только гость случайный. По духу мне ближе Союз писателей России, а сам я состою в Союзе писателей Санкт-Петербурга, и у меня там тоже много друзей. Мне кажется, что ситуация существования нескольких Союзов достаточно искусственная. Уверен – главным критерием писателя является не его идеологическая позиция, а добротность того, что он пишет. И сама принадлежность к той или иной литературной организации не может быть оценкой его как писателя. Но то, что у нас несколько Союзов, хоть и абсурдно, но вполне объяснимо. Мы пережили время, когда всё дробилось, разделялось – дробилось общество, сама страна. В том числе дробился и единый писательский Союз. По-моему, мы этот период миновали, и сейчас постепенно происходит процесс объединения. Я на это очень надеюсь. Мелкие разногласия должны быть преодолены, любовь к русской литературе, своему народу в итоге объединят идеологически разных писателей.
– Как так получилось, что в этом году на Форум молодых писателей России в подмосковных Липках вы приехали за свой счёт? С чем это связано?
– Я посылал на конкурс рукопись, и получил из Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, который организует Форум, ответ, что мой роман был прочитан и получил высший балл, дающий возможность участвовать в работе Форума. Но поскольку высшие оценки получили многие другие молодые авторы, а я в Липках уже бывал, то было решено пригласить того, кто на Форум ещё не приезжал. Я, конечно, на такое решение организаторов не обиделся, тем более что считаю себя вполне зарабатывающим человеком, и мне не хотелось отнимать возможность у пацана из провинции поехать на столь значимое и полезное мероприятие.
– А зачем вы поехали на Форум? Чем он для вас важен?
– Во-первых, я хотел участвовать в семинаре Леонида Ивановича Бородина, одного из моих любимейших писателей. Его книги я читаю, когда у меня бывают тяжелые периоды, и они воодушевляют меня, заражают надеждой. И кроме того, я ценю Бородина как человека. На прошлых Форумах я участвовал в семинарах детских писателей, по сути, таковым себя не чувствуя. Мне нравится писать, в том числе и для детей, но я никогда не считал, что буду на этом сфокусирован… Участие в семинаре Леонида Ивановича Бородина, это явилось одной из причин, а другой – желание увидеть ребят, с которыми познакомился на прошлых форумах, потому что только в Липках можно встретиться людям, живущим в самых разных городах, пообщаться, что-то понять для себя важное, узнать новое, советы получить в результате этих встреч. Именно советы единомышленников ценишь больше всего. Вот для этих встреч я и поехал в Липки.
– Часто можно услышать утверждение, что детской литературы не существует, а есть книги, которые интересно и полезно читать в том числе и детям. Каково ваше мнение?
– Что-то в этом есть… К некоторым произведениям действительно неприемлемо деление на «детское» и «недетское». Это – литература, которая полезна в том числе и детям, и вполне может быть ими понята. Потом, когда человек вырастает, он понимает это произведение ещё глубже. Например, я затрудняюсь отнести «Чёрную курицу» Погорельского к детской литературе, но в то же время это произведение, с которого началась детская литература в России. А нарочитое писание для детей, чем сегодня занимаются очень многие детские писатели, мне очень не нравится. Они пытаются подстроиться под современного ребёнка. Если писатель, приходя выступать в детский сад или в школу, пытается подстроиться под уровень детей, которые обмениваются грубыми и сальными шутками, подслушанными на улице или даже у своих родителей дома, то, с моей точки зрения, такой писатель обречён на поражение. И это одна из бед современной детской литературы, одна из причин, почему она малоуспешна, почему так мало на слуху современных детских писателей. На самом деле ребёнок сам устаёт от атмосферы праздника, постоянных шуток, развлечений, а ему продолжают навязывать: ты ребёнок, тебе это прикольно, давай, шути, кайфуй. И весь год проходит у ребёнка в атмосфере праздника, в череде подарков. Особенно в наше время коммерции, ребёнок – важный элемент бизнеса, и желание постоянно угодить ребёнку, удовлетворить все его запросы особенно пагубно. Именно потому, что ребёнку самому это надоедает. И я давно заметил, что когда выступает группа детских писателей, дети сильнее прислушиваются к тем, кто не пытается быть с ними на одном уровне, а стремится к более глубоким вещам, даёт им повод задуматься о важном. Таких писателей дети встречают лучше.
Понимаете, в советское время, когда всё было достаточно благостно, существовало общее поле нравственных идей в стране, то в это время уместно было немного подшучивать над чересчур фальшивыми, слишком правильными людьми. Чёрный юмор тогда был уместен, потому что он призывал ребёнка быть чуть-чуть критичней, внимательней, даже чуть-чуть совестливей, чтобы не превратиться в такого совершенно правильного робота. Это было полезно. Но сейчас, когда черноты предостаточно и в жизни, то оставаться на этих позициях совершенно неуместно и вредно. Другое время у нас сегодня в стране, и литературе нужна другая позиция… «Художник против течения идёт», как сказал Алексей Константинович Толстой. Я согласен, что художник идёт против течения того, что принято в обществе, он всегда находится в оппозиции общепринятому, если он художник.
– Вы закончили Восточный факультет Санкт-Петербургского университета. Продолжаете ли заниматься востоковедением? Какие открытия нас ждут в этой области?
– Наше время интересно тем, что пробудился интерес к восточным религиям, восточной мудрости. Россия очень долго питалась в основном Западом, училась у Запада, и, по большому счёту, смотрела в одну сторону. Поэтому многие религиозные учения, литературные памятники были нам неизвестны. В девяностые годы произошёл настоящий бум неоязычества, нового витка сектантства, в Россию стали проникать не столько восточные, сколько псевдовосточные идеи. Собственно говоря, на Восточный факультет поступали люди, заражённые не восточностью, а псевдовосточностью. Например, идеями Свами Прабхупады, Рерихов, вообще теософией. Теософия дробится на множество течений, и на основе учений Рерихов, Блаватской возникло огромное количество сект, имеющих к Востоку совсем небольшое отношение. И вот люди, увлечённые этими учениями, шли на Восточный факультет, но, постепенно изучая настоящий Восток, настоящие религии, тот же буддизм, мы понимали, что происходит обман, постоянная подмена. Оказывается, за мудрость Востока выдаётся новодел, и вполне европейский новодел. Например, теософы взяли понимание души из христианства, но при этом соединили его с буддистским круговоротом душ, и получился невероятный, абсурдный синтез. В буддизме душа понимается совершенно по-другому, и как таковое существование души буддизм отрицает. Точнее, там совершенно иное понимание, что такое душа… Но это очень большая тема, нет возможности сейчас в неё углубляться.
А так как интерес к Востоку нарастает, даже такие довольно уважаемые и вроде бы серьёзные издания, как, например, «Аргументы и факты», печатают абсолютно бредовые статьи о спящих в пещерах Тибета многие тысячелетия атлантах, лемурийцах, и тому подобное. Эти «открытия», с одной стороны, вызывают у востоковедов улыбку, но и определённый ужас. В каждой науке есть некие правила, аксиомы, а те, кто пишет об «открытиях», о том, как всё было якобы «на самом деле», попросту не знакомы с азами восточных философий. Возможности организма действительно велики, но на примерах необычного, из ряда вон выходящего определённые люди пытаются извлечь выгоду, часто пускаясь в откровенную фантастику. Лемурийцы в пещерах, йоги, просветлённые, которые прячутся от всех, живая вода из священного гималайского озера… Я в одной из своих книг писал об этом бреде, и мои товарищи по Восточному факультету тоже пытаются его развенчать.
– Но многие читатели подобного рода литературы находят в ней выход для человечества. Они узнают, что есть те высшие существа вроде лемурийцев, которые не дадут цивилизации погибнуть, являются опорой разумной жизни на планете.
– Сама идея ставить рядом так называемых учителей человечества и через запятую писать: Христос, Будда, Магомет, Заратустра, – глубоко порочна. Этих людей рядом ставить нельзя, это нечто несоединимое, и ложна такая концепция, что все эти учителя человечества приходили в разное время, к разным народам, но с одним и тем же и из одного и того же места – с Тибета, из одних и тех же пещер. Про пещеры это бред полный… Нет, они приходили с совершенно разным, но дело в том, что все народы похожи – во все времена у всех народов существуют некие общие ценности. Работать, воспитывать детей, любить своих жен, не совершать зло… Но как только мы выходим на проповедников этих ценностей, мы тут же замечаем у них разные позиции, объяснения, а если выйдем на уровень основателей вероучений, то тут уже появляется их принципиальная несовместимость. Это как разговор. Когда разговаривают два человека, они могут друг друга услышать, понять, но чем больше людей принимает в разговоре участие, тем больше возникает разногласий и тем поверхностней – сам разговор. Поэтому невозможно объединить все религии, даже сравнивать их невозможно.
В каждой религии можно заметить некий свет. Иногда выразителем этого света является выдающийся человек, религиозный реформатор, но я против того, чтобы ставить их на одну полку. Это абсолютно абсурдная теория. И пользы в том, чтобы убеждать людей, что есть некие существа где-то там, способные спасти человечество, хранящие истины, на мой взгляд, нет никакой. Это обман, дешёвые мистификации.
– Мёртвые языки, культуры, по-вашему, имеют сегодня какое-либо практическое значение? Или это лишь памятники далёкого прошлого?
– Изучать мёртвые языки и пытаться расшифровать ещё не расшифрованные тексты необходимо, наверное, для того, чтобы лучше понять свои истоки, узнать историю развития человечества. Чем лучше знаешь историю, тем более историю своего народа, тем легче жить, тем правильнее выбираешь свой путь. Вообще, зная историю Земли, разных, в том числе и погибших культур, человек, я считаю, живёт духовно богаче того, кто этих знаний не имеет.
– А каков предмет вашего интереса в востоковедении? Занимаетесь ли им сегодня?
– Конечно, то, что я получил, когда учился в университете, трудно забыть. В большой степени образование, базу знаний получил именно на Восточном факультете, поэтому, естественно, это никуда не ушло. Но то, что было мне интереснее всего, попытался выразить в романе «Будда из Бенареса». Роман о столкновении настоящего Востока с псевдовостоком. Герой романа, профессор Ольдберг, защищает настоящий, непридуманный Восток, вообще буддизм от попыток ложных, грубых истолкований. И когда писал роман, то хотел написать его в виде притчи о противостоянии христианства и оккультизма. К счастью, некоторые так его и восприняли, в частности, Андрей Рудалёв в своей рецензии, вышедшей как раз в «Литературной России». А в основном были отзывы, где говорилось о том, что я нападаю на буддизм. Я на него в своём романе не нападаю, потому что буддизм – это религия… Скажем так: буддизм – это религия, а не секта.
Меня обвинили в том, что изобразил двух Будд. И люди решили, что таким образом я бросаю тень на буддизм, что это нехороший вымысел, попытка оскорбить чувства буддистов. Но дело в том, что я как востоковед знаю, что личность Будды не играет в буддизме существенной роли – наоборот, считается, что любовь к личности Будды является препятствием к освобождению и духовному развитию. Поэтому и существует такая тема для медитации: «Встретишь Будду, убей его». Это сделано для того, чтобы человек понял: личность Будды абсолютно не важна. Важна определённая идея для настоящих буддистов. И таким образом, я понимал, создавая свой роман, что, разделяя личности Будды на двух персонажей, вступивших в конфликт, чувства буддистов ничем оскорбить не могу. И получилось так, что ни один буддист против этого романа не выступил, зато очень много выступило оккультистов. А для них личность Будды очень важна потому, что с помощью этой теории об учителях человечества, к которым причисляют, конечно, и Будду, оккультисты строят своё учение. И они почувствовали, что я наношу удар по этой теории.
– В дальнейшем думаете писать о Востоке?
– Временами пишу для журнала «Костёр» сказки. Они называются «Сказки мудрого попугая». Дело там происходит в начале Петровской эпохи в Москве. У мальчика, сына купца, есть попугай, который был привезён из дальних стран, и изредка попугай рассказывает мальчику восточные сказки, истории. Как раз в этих сказках я пытаюсь перебросить мостик из нашей христианской цивилизации, идущей из Византии, к культуре Востока… Многие восточные сказки, к сожалению, очень далеки от нас, там своя, непонятная нам мораль, и просто перепечатать их и дать ребёнку абсолютно бессмысленно. Там абсолютно всё иное. Поэтому я пытаюсь пересказать эти сказки так, чтобы они были понятны и интересны детям нашей культуры.
– Дмитрий, выходили ли ваши произведения в толстых журналах?
– Нет, я ни разу не печатался ни в одном толстом журнале. Были рецензии на мои книжки в журнале «Москва»… Получилось так, что у меня всегда уже был издатель, когда писал ту или иную книжку, и издательство, заключая договор, оговаривало, что только оно имеет право публикации. Только недавно узнал, что мог бы внести пункт о том, что произведение сперва будет опубликовано в толстом литературном журнале, а затем выпущено книгой. Но дело в том, что до недавнего времени я был далёк от толстых журналов.
– Каково, на ваш взгляд, будущее толстых журналов?
– Думаю, что это островки культуры, которых сегодня очень немного. Они пережили эпоху разрушения, падения тиражей, интереса. Я помню то время, когда во многих семьях выписывали по нескольку журналов, но в связи с инфляцией, нехваткой бумаги, был такой год, когда журналы выходили раз в несколько месяцев – сдвоенные, строенные номера. И люди решили, что эти журналы попросту прекратили своё существование, и до сих пор, приезжая куда-нибудь, я слышу вопросы: «Скажите, неужели литературные журналы до сих пор выходят?» Для многих это открытие. Но постепенно толстые журналы возвращаются к читателям. Я считаю, что у них есть будущее. Вообще, эта журнальная традиция для нашей культуры очень важна.
– В конце достаточно шаблонный вопрос: над чем сейчас работаете?
– Я уже говорил, что в девяностые годы боялся браться за темы современной жизни, потому что приходил от неё в отчаяние и не хотел заражать отчаянием окружающих. Но сегодня видно, что наша страна преодолевает кризис, признаки возрождения уже нельзя игнорировать. Сегодня мы живём в стране не умирающей, а пусть болезненно, медленно, но воскресающей. И пришло время, когда я уже сам морально готов вернуться к своему личному человеческому опыту девяностых годов и попытаться его переосмыслить в художественной форме. В этом направлении я сегодня и двигаюсь. Следующая моя вещь – пока не знаю, роман или повесть – посвящена Петербургу и тому, что происходило там в девяностые. В основе будет мой опыт работы воспитателем в Центре реабилитации безнадзорных подростков. Хочу попытаться показать, что было со мной, показать ребят, с которыми работал… И второе, что меня интересует, это поиск положительного героя в наше время. Мне кажется, наиболее читаемым, востребованным писателем окажется тот, кто найдёт такого героя, нашего современника. Такие попытки уже делаются, и на последнем Форуме молодых писателей я это в очередной раз заметил – довольно много было ребят, которые этим заняты. Думаю, что вскоре мы увидим результаты. Литература и вообще жизнь людей без таких героев невозможна.
Беседу вёл Роман СЕНЧИН