Предатели никому не нужны

№ 2013 / 26, 23.02.2015

Имя Юрия Идашкина уже никто не помнит. Оно и понятно: кому интересны предатели, только и умевшие приспосабливаться к любой обстановке и всегда искавшие выгоду исключительно для себя.

Имя Юрия Идашкина уже никто не помнит. Оно и понятно: кому интересны предатели, только и умевшие приспосабливаться к любой обстановке и всегда искавшие выгоду исключительно для себя. У предателей никогда не было представления о чести. Им главное было припасть к кормушке. Но какой вой они поднимали, когда их отлучали от должностей и распределения денег! Зато закономерен был их конец: полное забвение.

Юрий Владимирович Идашкинродился 11 ноября 1931 года в Харькове. Когда началась война, он был эвакуирован на Урал, а в 1943 году его перевезли в Москвую.

Окончив в 1953 году Московский юридический институт, Идашкин устроился работать юрисконсультом. Спустя три года он поступил в аспирантуру Института психологии, потом защитился и стал младшим научным сотрудником. Однако страсть к литературе оказалась сильнее.

В начале 60-х годов Идашкин познакомился со Всеволодом Кочетовым. Известный романист оценил охранительную позицию молодого психолога с юридическим образованием и предложил ему регулярно писать статьи для журнала «Октябрь». Более того, в 1962 году писатель зачислил Идашкина в штат редакции, доверив ему ключевую должность ответственного секретаря.

Свою критическую карьеру Идашкин начал с того, что обрушился на Юрия Бондарева. Причём жертву для заклания он выбрал не самостоятельно, а по просьбе своего шефа – Кочетова. Бондарев раздражал Кочетова по четырём причинам. Во-первых, он считался одним из лучших учеников Константина Паустовского, которого Кочетов просто на дух не переносил. Во-вторых, Бондарев после вынужденного в 1958 году ухода Кочетова с поста главного редактора «Литературной газеты» согласился сотрудничать с либералами и возглавил в этом издании вместо бездарного Михаила Алексеева отдел русской литературы, став вести его во много раз интересней, нежели Алексеев. В-третьих, Бондарев сдружился с Василием Аксёновым, дав автору популярных молодёжных повестей рекомендацию в Союз писателей. А надо было знать, как ненавидел Кочетов Аксёнова. И, наконец, четвёртый момент: Бондарев активно печатался у главного врага Кочетова – у Твардовского в «Новом мире».

Идашкин по указке своего шефа решил разгромить роман Бондарева «Тишина», напечатанный весной 1962 года в «Новом мире». Он обвинил писателя в том, что тот, увлёкшись обличением культа личности, ничего не сказал о том, как героически трудился народ. Другой упрёк свёлся к неверной трактовке причин арестов. Идашкин настаивал на том, что арест коммуниста следовало воспринимать не как «столкновение враждебной, грубо работающей машины с личной судьбой человека», а всего лишь как «трагическую ошибку» («Октябрь», 1962, № 9).

Кстати, тогда все нападки Идашкина на Бондарева решительно отразил учитель писателя – Паустовский, опубликовавший в «Известиях» резкую статью против заушательской статьи критика. Кто ж знал, что Бондарев, увидев, как окрепли охранители, изменит себе и отшатнётся от своих бывших приятелей и переметнётся в тот же «Октябрь», а Идашкин займётся обслуживанием его интересов.

Ещё раз повторю: в журнале «Октябрь» Идашкин оказался в полной зависимости от Кочетова. Слово шефа стало для него законом. О том, какую линию он там гнул, рассказал в своих мемуарах Станислав Куняев. Главный борец с сионизмом утверждал: «При журнале «Октябрь» полукровка Дмитрий Стариков и еврей Юра Идашкин успешно представляли русские интересы – недаром «Октябрь» был первым журналом, где в 1964 году была опубликована первая в Москве подборка стихотворений Николая Рубцова» («Наш современник», 1999, № 2).

Как критик Идашкин прежде всего отстаивал классовые принципы. Эстетика особого значения для него не имела. Вслед за шефом – Кочетовым – он рьяно выступал против любого проявления либерализма, особенно в идеологии. Здесь можно вспомнить, как критик боролся с «новомирцами», в частности, с Игорем Виноградовым. Идашкин из кожи вон лез, чтобы доказать, что Виноградов протаскивал «анархические идейки внутренней свободы и абстрактного гуманизма», а «Новый мир» давал трибуну анархистам и клеветникам. А как критик изничтожал Андрея Вознесенского! Это он в 1966 году писал в журнале «Октябрь»: «Попытка загримировать современный формализм, выдать его при помощи разговоров о «сложности» века за неминуемый результат развития современной литературы не должна никого смущать. Подлинная сложность нашего времени требует сказать формалистической усложнённости простое «нет»!» («Октябрь», 1966, № 6).

Здесь интересен ещё и такой момент. Блюститель идейной чистоты, Идашкин сам иногда допускал проколы идейного плана, причём не только в статьях о современной литературе, но и в трактовках святого для партии ленинского образа. Так, он серьёзно подставился с пьесой «Ваше слово, товарищ Маузер!», написанной в соавторстве с Ю.Грачевским. Как сообщили в ЦК КПСС историки С.Емельяников и А.Шведов, «образы В.И. Ленина и его соратников обрисованы крайне схематично, их речь лишена индивидуальной окраски, изобилует общими местами, мысль не согрета чувством».

Идашкин потом долго не знал, как отмыться от этой критики. В конце концов он, чтобы доказать свою преданность партаппарату, обрушился с потоком брани в адрес опального Солженицына.

В 1968 году Идашкин подал заявление о приёме в Союз писателей. Рекомендации ему дали шеф Всеволод Кочетов и два критика – Михаил Гус и Вадим Соколов. Кочетов в своём поручительстве отметил: «Пишет Юрий Владимирович остро, ярко, неравнодушно; его мысль читается не между строк, а в самих строках». Но бюро творческого объединения критиков, по сути, единогласно его кандидатуру отклонило. Выступая против, Андрей Турков подчеркнул: «Особенно досадно, что Ю.Идашкин поднимает на щит как образцы поэзии слабые и просто плохие строки (например, рецензии на стихи М.Соболя, Е.Долматовского, И.Рядченко, С.Кузнецовой)».

Идашкин с отзывом Туркова не согласился и написал жалобу в секретариат Московской писательской организации. Начальство поручило вникнуть в это дело Ал. Михайлову. Но Михайлов изначально не мог быть объективным: он приятельствовал с Андреем Вознесенским и даже собирался писать о нём хвалебную книгу, а Идашкин, наоборот, не признавал этого поэта и при каждом удобном случае его ругал самыми последними словами (Вознесенский потом отомстил критику строчкой: «Подо мной живёт Букашкин…»). Понятно, что Михайлов не нашёл оснований для пересмотра решения бюро творческого объединения критиков. В своём заключении он статьи и рецензии Идашкина назвал образчиком дилетантства.

Однако Идашкин, заручившись поддержкой Кочетова, пошёл жаловаться дальше – в ЦК партии. После этого вопрос об Идашкине 30 марта 1971 года был вынесен на заседание приёмной комиссии Московской писательской организации. Ал. Михайлов повторил своё резко отрицательное заключение. Но по просьбе Кочетова за Идашкина заступился Дмитрий Стариков. «Идашкин, конечно, не оригинальный исследователь, как и многие из нас в литературе, – говорил Стариков. – Он скорее критик-популяризатор, публицист. Конечно, он пользуется теми основными штампами, которые выработались, когда он формировался как личность и как критик… Ему хочется и корешки, и вершки ухватить. Поэтому излишняя тяга и категоричность выводов, она ему присуща». Дальше начались прения. Общий настрой выразил Николай Атаров, выявивший в работах критика элементы дуболомства. После этого исход голосования был предопределён: соратника Кочетова поддержали лишь 4 человека, 23 проголосовали против и четыре воздержались.

Тут уже вмешался Кочетов. Он потребовал приёмное дело Идашкина рассмотреть на секретариате Московской писательской организации. Литературные функционеры всё поняли и перечить воле главного редактора «Октября» не стали. Лукавый Александр Рекемчук заявил: «Для меня существование этой личности критика в литературе сомнений не вызывает… Не будь у нас в критике таких людей, как Идашкин, скучно было бы жить нашей литературе». Дальше выступил верный боец партии Николай Грибачёв. Этого оказалось достаточно, чтобы Идашкину наконец выдали писательский билет.

Но в 1973 году главный покровитель критика – Кочетов застрелился. В журнал «Октябрь» прислали нового редактора – Анатолия Ананьева. Идашкин в новую команду не вписался и перешёл в госинспекцию Госкомиздата СССР.

В 1980 году Борис Стукалин доверил критику ведомственный журнал «В мире книг». Но в начале горбачёвской перестройки Идашкин не угодил новому руководству Госкомиздата – Михаилу Ненашеву и Дмитрию Мамлееву. Куда податься, бывший соратник Кочетова не знал. И тут его сильно выручил Юрий Бондарев.

В благодарность за несколько книг о собственной персоне Бондарев продавил назначение своего биографа в подведомственную ему газету «Литературная Россия» на должность заместителя главного редактора. Известный романист рассчитывал, что критик будет по-прежнему управляем и станет проводить в газете его линию. Но время изменилось.

Идашкин до поры до времени молчал, никуда не высовывался и, грубо говоря, старательно вылизывал зад начальству. Но потом он, уловив новую конъюнктуру, переметнулся к либералам и начал обливать своего босса помоями. Естественно, Бондарев указал предателю на дверь. Испугавшись остаться у разбитого корыта, Идашкин бросился искать защиты в журналах «Коммунист» и «Огонёк». Коротич с радостью предоставил перебежчику полосу для обличения Бондарева.

Но беготня по начальству критику не помогла. Бондарев добился своего: его бывший биограф был с треском изгнан из еженедельника «Литературная Россия». Не пригодился критик и либералам. Его использовали, грубо говоря, как презерватив, и никуда не взяли.

Идашкин оказался никому не нужен. Умер он в полном забвении 10 февраля 1997 года в Москве.

Но, похоже, уроки из истории с Идашкиным не всеми извлечены. Известны бывшие литературные менеджеры, которые потерпели фиаско по службе, но никак не смирились с тем, что у них из-за недоверия забрали право первой финансовой подписи, не позволив больше воровать, теперь бегают в поисках новых хозяев. Но предателям никогда не было ни веры, ни пощады.

Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.