На интеллигентской кухне

№ 2007 / 25, 23.02.2015

В ГЕРМЕТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Алиса ГАНИЕВА: Я тут с неприятностью ощущаю шаткость собственной оценочной шкалы. Выделение, успех иного явления или вещи, завязанный на непонятных мне психологических и биржевых законах человеческого сознания, зачастую для меня внезапен и удивителен. Вот, к примеру, эти недавние лондонские торги: лот с первым изданием «Лолиты» 1967-года спускается в несколько десятков раз дороже, чем «Апостол», изданный первопечатником в 16-м веке, и уж тем более – чем «прижизненный» «Евгений Онегин».
Алиса ГАНИЕВА: Я тут с неприятностью ощущаю шаткость собственной оценочной шкалы. Выделение, успех иного явления или вещи, завязанный на непонятных мне психологических и биржевых законах человеческого сознания, зачастую для меня внезапен и удивителен. Вот, к примеру, эти недавние лондонские торги: лот с первым изданием «Лолиты» 1967-года спускается в несколько десятков раз дороже, чем «Апостол», изданный первопечатником в 16-м веке, и уж тем более – чем «прижизненный» «Евгений Онегин». Ценность мне привычную, историческую, знаменитые аукционы выворачивают в обратной пропорциональности, предпочитая оценивать с точек зрения актуальности и моды. Что еще жарко, еще почти живо – то и любо. Опять возникает проклятый вопрос об эстетических критериях, о которых все знают, и которых никто не ведает. Если ты приведёшь мне человека, который мне толково разъяснит в чём их суть, – я его поцелую в лобик. Или в переносицу.

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ: Целовать, полагаю, никого не придётся. Слава Богу, нет, кажется, ни такого человека, ни такого учреждения. То есть, конечно, многие желали бы навязать свои «разъяснения» другим, и даже предпринимают такие попытки. Я давно уже по утрам смотрю новостной канал «Evro News», предпочитая анемичный стиль его закадровых «голосов» изовравшимся отечественным телекокеткам. Так вот, в «культурном блоке» там постоянно афишируют выставки, спектакли и фильмы, рассчитанные, мягко говоря, на весьма странный вкус. Стремление европейского искусства стать из кожи вон элитарным принимает просто чудовищные формы, привлекающие людей с расстроенным воображением, болезненно остро (а главное, с полной серьёзностью!) реагирующих на возобладавший элемент игры. Фарс становится трагедией. Поэтому меня удивляет, что Пушкина вообще выставили на продажу. Неужели он кому-то там интересен? Мода на русское искусство 20-го века давно уже приходит к нам с Запада. Так, например, В. Кандинский – незначительный художник, по-моему, – превращён в довольно серьёзную фигуру.
А.Г.: Дело в том, что реалистический тип творчества гораздо более индивидуален и национален в силу специфики реалий каждой страны. Абстракция, основанная на принципах общечеловеческого мышления, вычленяет цвета, фигуры как нечто обособленное, абсолютное, чистое от конкретики места, истории, культуры отдельных народов. Если язык модернизма универсален и понятен в разных точках, коли не мира, то Европы, реализм – нечто более сложное и замкнутое, требующее погружения в материал, знакомства с темой и предметом, да и вообще русских, немецких, шведских и т.д. мозгов. Конечно, есть общие структуры, близкие совершенно разным по происхождению и воспитанию людям: любовь, Бог, преступление, хождение и поиск… Их много. Кстати, «Нац.бест.» получила именно книга с метафорой пути – «Путь Мури» питерского преподавателя Военно-морского училища Ильи Бояшова о путешествиях боснийского кота-беженца.
М.Л.: Кстати, о котах. Вообще-то у подавляющего большинства этих домашних обжор восемнадцать пальцев – по пять на передних лапах и по четыре на задних. А у десятилетнего кота с не слишком ласкающим русское ухо именем Дез, жирующего в захолустном уэльском городишке, по семь пальцев на передних и по шесть на задних. Каков подлец!
А.Г.: Хм. Я как-то даже сбилась с высокопарного тона. 26-пальцый кот? Ну и что же. Сейчас ведь так участились биологические мутации, как будто начинают воплощаться древние химеры и ехидны: горгонизм (сросшиеся пальца, выступающий лоб), прогерия (старение до 12 – 13 лет), гипертрихоз (чрезмерное оволосение) и так далее. В Ереване даже живёт девушка-кактус: колючки, ранившие руку девушки, прижились и паразитируют на её теле, вырастая наружу со всех сторон. Анимационные человеки-пауки и черепашки-ниндзя, зверочеловеки и бэтмэны обретают реальность, образуя новую группу людей, которых в силу их биологической инакости не приемлет остальное общество. В конце концов всё сводится к социологическим проблемам.
М.Л.: А как патология отражается в нашей современной, или вернее будет сказать, своевременной прозе?
А.Г.: Не хочу говорить иллюстративно и долго, перечислять и анализировать. Литературная критика и без того уже отметила несколько тенденций современной молодой прозы. Это инфантилизм, агрессия, изгойство, отчуждённость и так далее. Паталогичность, анормальность переживаний, отношений, смыслов стали в какой-то мере нормой, порождая внутреннюю агрессию, желание похулиганить. Обострение телесности, пожалуй, сейчас является преобладающей чертой любой прозы. Телоцентризм, выражает конечность, временность и, следовательно, имманентную трагичность нашей жизни, и это скорее постмодернистская черта. Культ тела в самых полярных проявлениях (от почитания и угождения ему до истязания и расчленёнки) как реакция на долгое табу в какой-то мере замещает собой пустоты обесцененной и обессмысленной реальности. Внимание к телу рождается ментальностью перехода, будит интерес литературы к темам смерти, девиаций, извращений, травести и переодеваний (напоминает барочную театрократию) и вообще – к «теме» в субкультурном значении этого слова, то есть к гомосексуализму. Нечувствительность к реальности персонажи многих прозаиков ликвидируют искусственными возбудителями, пытаясь оживить душу через тело. Равнодушие к не распестрённой телесным удовольствием или болью реальности оборачивается обострённым вниманием к реальности «психоделической», галлюциногенной, потусторонней. Что это? Возможно, аристотелевское преодоление художественной формой негативного содержания действительности. Или подтверждение теории Бернарда Мандевиля в «Басне о пчелах» – о том, что наиболее необходимыми в самых счастливых обществах являются самые низменные и отвратительные свойства. Так нынче развитый сексизм и визуализация искусства, заменяющая букву на картинку, беспрерывная динамика жизни и прочие факторы, к печали, делают телесную несдержанность чуть ли не единственным способом расслабиться. Ярко выраженный телоцентризм времени, отражаясь в литературе, позволяет проследить за взаимопроникновением классицистического и романтического типов творчества, их миксом. Это выражается и в дуальном отношении к телу (схоластическое, отрицательное, как к оболочке греха и скверны, от которого нужно избавиться или обожествляющее, языческое, как к источнику наслаждений). Поль Валери определял текст как тело. У В.А. Подороги «текст, открывающийся в пространстве чтения, это наше другое тело, которым мы вновь и вновь желаем обладать». Сопоставляя эти положения с ещё одним постмодернистским штампом «мир как текст», мы получаем вполне современную формулу «мир как тело». Формулу, которая в современном искусстве очень оправдывает себя. Всё вышеперечисленное можно отнести и к поэзии в том числе, ведь так?
М.Л.: Современная поэзия отличается, на мой взгляд, прежде всего полифоничностью – многоголосием, основанном на одновременном сочетании и развитии ряда направлений в литературе и смежных областях приложения духа. Поэтому мне сложно одним махом подтвердить или опровергнуть твою формулу. Не патология тела, а патология личности, изменение человеческого «Я» преобладает в поэзии новейшего времени. Вообще разнообразно варьируемое лирическое «Я» есть осознание автором собственных ценностно-символических оснований, предельных смыслов, задающих меня, мои знания, мои возможности отношения с миром и с самим собой. «Я» познаёт себя и своё сознание, оценивает своё знание, как бы наблюдая себя со стороны, как бы выходя за собственные пределы, одновременно оставаясь в них. И только выход в смерть даёт возможность настолько полно слиться с Абсолютом, что взгляд на себя перестаёт быть эгоцентричным. В этом, кстати сказать, заключён феномен многих предсмертных стихов. Говоря о предсмертном поэтическом творчестве, мы уже вплотную касаемся разработанных Юрием Лотманом вопросов т.н. автокоммуникации (гр. autos – сам, само – и лат. communicatio – разговор; букв, «общение, разговор с самим собой»). Если в автокоммуникации (по Лотману) сообщение передаётся по каналу «Я – Я», т.е. сам отправитель является также и адресатом сообщения, то в коммуникации отправитель и адресат разные – сообщение передается по каналу «Я – Он». Автокоммуникация по Лотману есть «тип информационного процесса в культуре, организованный как такая передача сообщения, исходным условием которой является ситуация совпадения адресата и адресанта». Термин введён Лотманом в работе «О двух моделях коммуникации в системе культуры». Однако предсмертное творчество, например, Александра Введенского или Константина Вагинова демонстрирует поразительный синтез: «Я – Он в абсолютном Я», возможный только в особых, исключительных обстоятельствах и при особом, исключительном самосознании – самосознании художника. Смерть, по моему убеждению, есть не разрушение или полное уничтожение «Я», а его слияние с Абсолютом (сверх-Я). Предчувствие этого слияния зачастую фиксируется в тексте обладателя поэтического самосознания, как синтез «Я – не Я (Он)». Говоря проще, поэт умирает в тексте ещё до момента констатации физической смерти человека, носителя поэтической личности. И если лотмановскую автокоммуникацию «Я – Я» можно образно назвать формулой жизни автора, то типичная коммуникация «Я – Он», в применении к предсмертному творчеству, становится не чем иным, как автокоммуникативной формулой смерти. А между тем в Лондоне объявлен свежий лауреат международного «Букера» – им стал 76-летний нигерийский писатель-инвалид Чинуа Ачебе, получивший кроме всего прочего и денежное вспомоществование в размере аж 60 тысяч фунтов стерлингов (что-то около 100 тысяч нефтедолларов, по-нашему)! Как думаешь, когда конъюнктура-судьба распорядится пожаловать какого-нибудь русского писателя?
А.Г.: У Запада свои мерила, поэтому сложно сказать, кто и когда. Да и не имеет это особенного значения – престиж страны от этого сильно не подымится. Солженицын получил Нобелевскую всё-таки благодаря не столько красоте слога, сколько толстовской острой публицистичности, политической философии и всё такое. На прошедший День России Путин с супругой даже навестил его в Троице-Лыкове, где обратил внимание на схожесть своих государственных шагов с тем, о чём размышлял писатель. Солженицын превратился в достоевского старца, патриархальную фигуру, жреца или молитвенный камень, к которому время от времени следует обращаться.
М.Л.: Путин навестил старца не с пустыми руками: Солженицын – свежеиспечённый лауреат Государственной премии России. Но давай поговорим о другом. Знаешь, мне не нравится, что мелкая рыбёшка спешит примкнуть к великим хотя бы после смерти: британский музыкант Моррисси объявил, что уже зарезервировал себе место на кладбище знаменитостей Hollywood Forever в Лос-Анджелесе. Такое деловое внимание к обрядовой стороне смерти отчасти напоминает буддизм. Кстати, в Калмыкии состоялась на днях торжественная церемония открытия очередной ступы, на сей раз посвящённой известному буддийскому учителю геше-лхарамбе (доктору буддийской философии. – М.Л.) Вангьялу. Геше Вангьял, калмык по происхождению, учился в Тибете и впоследствии открыл первый буддийский центр в США. В церемонии открытия приняли участие музыканты группы «Аквариум» во главе с Борисом Гребенщиковым, сообщившим на церемонии разрушения песочной мандалы перед началом благотворительного концерта, что «музыка учит человека не замыкаться в мире своего «я», а жить в мире открытом и распространять свет, любовь и благость по отношению ко всем живым существам». Чем не новый Солженицын!
А.Г.: А я люблю орган. Или барабаны. Музыка действительно может многое: не только сплотить и обратить людей друг к другу, но и ввести в агрессивный транс, побуждающий к нападениям и прочим злобным действиям. Она, как вода, и поит, и топит. Какая музыка – такие и эмоции, дешёвая попса вызывает дешёвые же эмоции. А конвейер «фабрики звёзд» продолжает крутиться. Правда, очередным продюсером шоу станет Константин Меладзе. Он, как известно, будет отбирать «будущих звёзд» по внешности, а не по вокальным данным. Однако мне кажется, что песня может облагородить лицо, но никак не наоборот. Впрочем, с техническими приспособлениями сейчас можно всё. Интересна была бы идея замкнуть так в герметичном пространстве нескольких литераторов, проводить с ними творческие мастер-классы, давать им каждую неделю площадку для публичного чтения новых опусов с дальнейшим отсевом и выбором победителя, который в итоге издаст книгу. Проект в таком духе освещался бы на канале «Культура». Бред и нелепица полнейшие, но почему с литератором бред, а с певцом не бред?
М.Л.: Мы и так замкнуты в герметическом пространстве собственной скоротечной жизни.