ЗАПИСКИ О ПОКОЙНИКЕ

№ 2007 / 46, 23.02.2015

«Театральный роман» начат Михаилом Афанасьевичем Булгаковым 26 ноября 1936 года. Год гибели «Мольера» и других пьес, год тяжёлого разрыва с МХАТом и ухода в Большой театр…
К 70-летию «Театрального романа» М.А. Булгакова

«Театральный роман» начат Михаилом Афанасьевичем Булгаковым 26 ноября 1936 года. Год гибели «Мольера» и других пьес, год тяжёлого разрыва с МХАТом и ухода в Большой театр… Но нет в книге обиды и злобной мести. Прошло полгода после катастрофы, и, как пишет Елена Сергеевна, «МХАТ отодвинулся, стал виден яснее, стал сюжетом для произведения».
Отсюда и удивительная лёгкость, взрыв остроумия, какое-то упоение собственной фантазией, чувство освобождения и полёта мысли, ощутимые и сейчас при чтении «Театрального романа». Автор испытывал то же, но, конечно, острее, сильнее и непосредственнее: «Писание доставляло ему громадное наслаждение… Роман этот он писал сразу набело, без черновиков…» (Е.С. Булгакова). В январе 1937 года начались авторские чтения глав и отрывков рукописи. Но в августе 1937 года Булгаков оставил рукопись ради «Мастера и Маргариты». Он собирался вернуться к ней, даже попытался сделать это тяжелейшей зимой 1939/40 годов, искал новое название – «Драматург», «Записки драматурга». И все же «Театральный роман» остался незавершённым.
Он родился так быстро и легко потому, что у автора «в голове всё было решено» (Е.С. Булгакова). Давно копившиеся воспоминания его о МХАТе выстроились, наконец, в остроумную карикатуру, получили неожиданное сатирическое освещение и направление, в них намеренно допущены забавные смещения и преувеличения. На то и памфлет… Здесь первостепенно важна традиция устного театрального рассказа, идущая от И.Ф. Горбунова и других мастеров эстрадной сатиры. Книга о театре живёт острой памятливостью, глубоким знанием и пониманием, очень личными отношениями автора к каждому лицу и эпизоду. Потому-то Булгаков отказался от названия «Театральный роман» (его вернул рукописи Твардовский при публикации в «Новом мире»), подчеркнул в «Предисловии для слушателей» принадлежность своего произведения к иному жанру («это не роман») и нашёл новое, тоже, по-видимому, не окончательное название – «Записки покойника».
Да, это театральные мемуары, которые куда правдивее и точнее многих возвышенно-сентиментальных актёрских и режиссёрских воспоминаний. Мхатовская художница И.К. Колесова пишет: «В «Театральном романе» я не только узнала под вымышленными именами живых людей (а также себя), но и вся обстановка описана с удивительной точностью». И никакая новейшая история театра изменить или отменить эти свидетельства писателя-очевидца не может. Да, это и художественное произведение, где персонажи не равны своим прототипам.
И в то же время в «Театральном романе» мы получили в сжатом и увлекательном виде историю нашего театра, историю сатирическую, язвительную. Вместе с тем само название «Записки покойника» и глубокая грусть и горечь, скрывающиеся под блеском выдумки и сатирических выпадов, позволяют видеть в книге Булгакова лирическую трагикомедию, далёкую и от мимолётной злободневности, и от эпически отстранённого спокойствия кабинетного знатока ушедшего театрального быта. Ведь это его жизнь, жизнь в театре.
Но если бы «Театральный роман» состоял из одних милых шуток… Обличительная сила и правда этой сатиры таковы, что при публикации её в «Новом мире» ведущие деятели театра во главе с М.Н. Кедровым упорно и изобретательно мешали её появлению, оказывали мощное давление на журнал, вдову и друзей автора, звонили в разные высокие инстанции, ходили по приёмным ЦК КПСС. В этих приёмных и коридорах власти, на секретариате Союза писателей СССР вокруг журнальной публикации булгаковского «пасквиля на МХАТ, на Станиславского и Немировича-Данченко» (слова влиятельного литературоведа из ЦК И.С. Черноуцана) шла тяжёлая и вязкая «подковёрная» борьба, хорошо, но, увы, почему-то с большими цензурными купюрами описанная в известной книге А.И. Кондратовича «Новомирский дневник» (М., «Советский писатель», 1991). Эта книга умело замолчана нашими маститыми театроведами и историками МХАТа.
Угрюмое молчание докторов искусствоведения понятно: пытались запретить публикацию не цензура и партаппаратчики, а выдающиеся актёры умирающего великого театра, уже слышавшие прощальный бой часов в знаменитом спектакле «стариков» «Соло для часов с боем». Сотрудница Музея МХАТа Г.Г. Панфилова-Шнейтер свидетельствовала: «Ортодоксальные «мхатчики» ощетинились, посчитав, что опальный писатель бросил тень на прославленный театр».
И лишь скрытое «попустительство» либерального замзав. отделом ЦК Г.И. Куницына (помню хорошо этого могучего высокого человека с седой львиной гривой волос и маленькими медвежьими глазками, равно и как своего куда менее колоритного коллегу Черноуцана), дипломатическое дарование Твардовского и В.Я. Лакшина, уговоривших актёра В.О. Топоркова (он очень вовремя и с огромным успехом прочёл главу из романа на мхатовском капустнике) написать обтекаемое послесловие к «Театральному роману», и тактичная поддержка опытного, также обладавшего связями и влиянием «человека театра» П.А. Маркова (он как завлит МХАТа по просьбе Твардовского «самым блестящим образом» написал официальный «внутренний» отзыв о романе, сразу поданный начальству) позволили этому памфлету появиться в печати.
Времена менялись, и в прежде монолитной и сильной тоталитарной власти появились нарастающее расслоение, опасное разномыслие (философ и скрытый «шестидесятник» Куницын всерьёз мечтал о ревизии марксизма-ленинизма) и склеротическое безволие. Состарился, уходил в небытие и прославленный театр, увековеченный (а не высмеянный) в острой и глубокой книге Булгакова. Хотя, как заметил Кондратович о МХАТе, «там всё же нашлись некоторые негодующие голоса из числа стариков».
Но и потом не прекращались увёртливые самооправдания и лукавые попытки свести «Театральный роман» к мхатовским капустникам и милым шуткам. Да, слушая роман в авторском чтении, беззаботные мхатовцы сначала смеялись, радостно узнавали знакомых и себя, но потом замолчали, стали слушать напряжённо, загрустили, а В.И. Качалов сказал: «Самое горькое, – что это действительно наш театр, и всё это правда, правда…»
Говорят, что в книге звучит глубокая авторская обида, цитируют горькие гневные письма Булгакова. Всё это так и вместе с тем не так. Ибо реальная правда выше всякой обиды. Елена Сергеевна вспоминала: «Он обожал театр и в то же время ненавидел. Так можно относиться к любимой женщине, которая от вас ушла».
Надо было пройти через многолетние, изматывающие и оскорбляющие автора репетиции «Мольера» и трусливое снятие пьесы театром сразу же после разгромной статьи в «Правде», через гибель во МХАТе других своих театральных замыслов и начинаний, чтобы написать острый, проницательный и грустный «Театральный роман». В этой горькой книге чувствуется желание освободиться от всех болей сразу, но язвительная насмешка – не злостная клевета, памфлет – не пасквиль. И всё же булгаковский «роман с театром» полон подлинного веселья.
Казалось, возвращались весёлые времена пьесы «Багровый остров». Написан ещё один памфлет о театре, высмеивающий и вместе с тем глубоко исследующий текущую театральную действительность, конкретный театр, реальных людей. И всё же это не только памфлет и не только роман…
Значит, опять «всё сразу»? Да, таков уж Булгаков-художник. И всё же образы «Театрального романа» построены по иным законам, нежели герои и события «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты». Драма и комедия нашего театра у Булгакова сценична, написана по правилам русской классической драматургии. Эти комические персонажи как бы сыграны, показаны в шаржированном виде на маленькой сцене замечательным комическим актёром и выдающимся режиссёром подлинного МХАТа и до конца понятны только современникам, знатокам, людям театра. Личное в них не только допустимо, но и первостепенно важно. Смешно требовать от дружеского шаржа эпической объективности.
Таковы законы памфлета, иногда приближающегося к пасквилю. Об этом стоит напомнить сегодня, когда того МХАТа давно нет, и работающие в Камергерском проезде и на Тверском бульваре театры к детищу Станиславского никакого отношения не имеют и лишь пользуются в коммерческих целях старым «брендом». «Оба хуже», – говорил в таких случаях один большой поклонник театра Станиславского и «Дней Турбиных».
И ещё одно. Сатира Булгакова в этой книге о театре беспощадна, но она гуманна, не стремится кого-то или что-то сокрушить. И тяжело было видеть, как в спектакле Театра на Таганке «Театральный роман» режиссёр пытается использовать силу булгаковского обличения, чтобы свести свои амбициозные личные счёты со Станиславским. Но это ему не удаётся в силу их очень разного положения в истории нашего театра и производит комичное и в то же время грустное впечатление.
«Театральный роман» М.Булгакова, написанный семьдесят лет назад, живёт, увлекает, смешит. Недаром Твардовский, прочитав рукопись, воскликнул: «Да это подарок нашим читателям – настоящее семейное чтение!» Всем нам надобно понять и помнить серьёзные уроки этой весёлой книги о русском театре.
Всеволод САХАРОВ