Неизбежность и нежность

№ 2009 / 52, 23.02.2015

Мои дру­зья из «Лит.Рос­сии» пра­вы: у нас бы­ла ве­ли­кая ли­те­ра­ту­ра! Но, по мо­е­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, не бы­ло бы тех де­сят­ков вы­да­ю­щих­ся, за­ме­ча­тель­ных, из­ве­ст­ных ма­с­те­ров, ес­ли не бы­ло бы ты­сяч их ста­ра­тель­ных со­бра­ть­ев

Евгений ЛЕБКОВ

Мои друзья из «Лит.России» правы: у нас была великая литература! Но, по моему глубокому убеждению, не было бы тех десятков выдающихся, замечательных, известных мастеров, если не было бы тысяч их старательных собратьев, которые творили и творят в городах и весях России. На Сахалине множество речек, речушек, ручьёв впадает в океан. Тихий, конечно, без них не оскудел бы. Но пересохни они – и где бы нерестились тогда лососи, влекомые законом жизни туда, где когда-то появились на свет? Великий круговорот замер бы!

Так и в литературе. Правда, речки здесь не безымянные. Но их славные, негромкие, как гортанное пенье ручья, имена помнят немногие. Одно из таких имён – Евгений Лебков.

Я последний раз видел его в конце 1983 года. Невеликий ростом да мощный телом, седобородый, он напоминал доброго лешего с рисунков Ивана Билибина. Если кто и не видел работ этого замечательного мастера, то всё равно безошибочно угадывал в облике Лебкова что-то лесное, буреломное, русское. Так оно и было.

Уроженец Брянщины (а Брянск не зря в старину звали Дебрянском – от слова «дебрь») он сызмладу изведал тяжёлый крестьянский труд, получил в наследство потомственную тягу к родимой глухомани, к тому великому лесному братству, в котором человек и природа едины. Тогда и родилось в нём желание помогать лесу по-настоящему.

Лесника профессию не новую На иную не сменяю я. Море колыхается сосновое, Золотое море у меня. У него широкие движения, У него приветливый прибой. Все мои желания-прошения Связаны с сосновою волной.

Здесь нет самолюбования и поэтического хвастовства. Потому что «желания-прошения» выпускника лесотехнической академии Евгения Лебкова зримы и осязаемы по сей день. Не росла до него на Сахалине и Курилах сосна. Теперь – растёт! Осуществлённая мечта Лебкова – настоящие сосновые леса. Его стараниями, его энергией и его руками сотворённые. Любой из живущих на земле только мечтать может о такой судьбе!

Стихи Лебкова – как его деревья: сильные, стойкие, шероховатые. А убери эту нарочитую шероховатость – и исчезнет их неповторимое смолистое своеобразие. Сучки и трещины, может, и не украшают ствол, но делают его счастливо не похожим на полированных и лакированных собратьев. Помню, в Холмской районной газете, где я работал, версталась полоса со стихами Лебкова. Редактору не понравилась строчка: «И улыбаюсь сыну снеговейно я». Она и ритмически отличалась, вот если бы к слову «снеговейно» удалось добавить лишний слог – было бы в самый раз. Евгения Дмитриевича доискаться не смогли на таёжных сопках, и газета вышла с диковинным эпитетом «снегоговейно» – в простоте душевной мы с редактором решили, что поэт изобрёл новое слово, да слог выпустил. А что? Говорим же мы: «благоговейно»…

С Лебковым рядом никогда не было покойно, тихо, благостно. Зато было интересно! Как водится, далеко не всем нравилась размашистость, неуёмность характера поэта. Он, в свою очередь, не жаловал чиновно-партийную братию. Острые – не в бровь, а в глаз – стихи, эпиграммы, да и просто застольные речения касались даже сильных мира сего, вроде первого секретаря обкома Леонова. Так ли, иначе ли было дело – но под надуманным предлогом сняли поэта с должности директора Долинского лесхоза, едва из партии не исключили. И махнул тогда Евгений Дмитриевич куда глаза глядят. Надо сказать, что у сахалинцев глядели они обычно в одну сторону – на материк. А Лебков взял да и уехал в добровольную ссылку на Южные Курилы, откуда, как выразился герой прекрасного фильма «Белые росы», до Японии доплюнуть можно.

Жил-поживал, по сопкам лазал, в горячих ключах купался, зарабатывал на папиросы в районной газете, а остальное всё – грибы, ягоды, орехи, лимонник для заварки, рыба да морская капуста – из лесу да из океана. Ну, и стихи писал, конечно.

Хрипло лает собака, Да сипят петухи, Да из сизого мрака Долетают стихи. Их вещает протяжно Перелётный поэт. Нет стихов у бедняжки, Да и голоса нет. Но вещает на бухту И на весь Шикотан. Дребезжит репродуктор, И молчит океан. А над островом грешным, Озирая людей, Неизбежно и нежно Прорезается день.

«Неизбежно и нежно» – в этом весь Лебков. Вроде бы совершенно не стыкующиеся слова парадоксальным образом вместе становятся настоящей находкой!

Как же переполошилось курильское начальство, когда туда позвонили из канцелярии Брежнева! Не сам генсек, конечно, но… А нужен был цэковскому клерку не кто-нибудь, а Лебков, написавший жалобу «самому». И ведь подействовало! А ещё говорят, что в советские времена демократии не было! Чтобы в буквальном смысле на краю света добиться справедливости у Москвы… Сегодня такое невозможно. А тогда судьба писателя решилась в несколько минут. Правда, седых волос у секретаря райкома прибавилось, пока не отыскали в тайге и не доставили «к аппарату» вертолётом ершистого поэта-лесовода!

Как же мне сегодня не хватает этого человека.

Юрий ЩЕРБАКОВ,
г. АСТРАХАНЬ