Литература – это тусовка

№ 2010 / 15, 23.02.2015

На новостийном ресурсе «Беломорканал» прошла конференция с Аркадием Бабченко. Я давно уже слежу за его творчеством. Мне нравится то, что он делает. Радует подвижнический энтузиазм в издании вместе с Ильёй Плехановым журнала «Искусство войны».

На новостийном ресурсе «Беломорканал» прошла конференция с Аркадием Бабченко. Я давно уже слежу за его творчеством. Мне нравится то, что он делает. Радует подвижнический энтузиазм в издании вместе с Ильёй Плехановым журнала «Искусство войны». И то, что так же важно – это человек, не запятнанный связями с бурлящей в собственном соку литсредой. Наверное, это одно из немаловажных условий, чтобы творить.

Аркадий БАБЧЕНКО

– Если б не война, вы бы стали писать?

– Мне, в принципе, всегда хотелось писать, но случился ли бы в жизни такой толчок, который подтолкнул бы от желания к действию – не знаю. Скорее всего, нет. Я ведь писать начал не потому, чтобы именно писать, а просто не мог больше войну в себе носить. Мне надо было избавиться от неё, выплеснуть из себя. С людьми об этом не поговоришь, программа реабилитации ветеранов в России существует только одна – водка – поэтому и выплеснул всё на бумагу. Я не считаю себя писателем, если честно, мне кажется, я ещё не создал чего-либо более-менее значимого, я не занимаюсь литературой как таковой, не продумываю сюжетов, не выстраиваю композиций. Мне просто хочется рассказать о той войне, на которой я был, и показать её такой, какой она была на самом деле, вот и всё.

– Как вы оцениваете современную литературу, какие авторы наиболее близки?

– С современной литературой практически не знаком. Почти перестал ходить в книжные магазины, потому что то, что там позиционируется как современная литература и лежит на виду, в моём представлении – полный трэш. Не интересно. Одну книгу откроешь, вторую – нечего читать. Тратить же время на поиски чего-то действительно стоящего возможности нет. Поэтому читаю военную прозу. На мой взгляд, настоящая литература именно здесь. Осмысление прошлого, постановка и ответы на главные вопросы, осмысленность, всё в ней.

В моём понимании русская литература сегодня – это некая тусовка, причём среднего уровня.

– Как вы относитесь к творчеству Юрия Шевчука?

– Шевчук – это наш сегодняшний Пушкин. Мы, современники, не можем оценить масштаб его личности, большое видится на расстоянье. Но это веха, безусловно, и в поэзии, и в музыке. Он и через двести лет будет. Я рад, что мне довелось быть лично с ним знакомым. Это богатство – общение с такими людьми. Меня поражает, насколько Шевчук и в жизни не сноблив, абсолютно лишён высокомерия, прост и незаносчив в общении. Он в человеке видит человека – пожалуй, первое качество, которое сразу бросается в глаза.

– В своём блоге вы достаточно резко и часто критикуете власть, считаете ли вы себя оппозиционером?

– Да, считаю. Я не принадлежу ни к одной партии, ни к одному течению, я не считаю себя либералом, и вообще я – сам по себе. Но да, я – в жёсткой оппозиции к этой власти. Не столько по политическим мотивам, повторюсь – я сам по себе – сколько по тем представлениям о жизни, которым меня научили в армии.

Армия – жестокое сообщество, но оно очень прямое. Не бывает «суверенной стирки» – ты носки либо стираешь, либо нет. Третьего варианта не дано.

Так вот, сейчас власть ведёт себя, как деды. Она хочет, чтобы мы не залупались. Чтобы стирали ей носки, рожали сигареты ночью и жались по обочинам при звуке мигалки.

А я не буду.

– Вы говорили, что «Десять серий о войне» писались как сценарий к фильму, почему он не был снят? Есть ли сейчас возможности и желание всё-таки сделать это? С кем из режиссёров вы хотели бы поработать?

– Снят не был потому, что «неформат». Это был уже год 2003-й, тогда уже направление телевидения было понятно. Написать меня попросил Андре Хорошев, или Андрей И. Режиссёр «Конструктора красного цвета» и «Научной секции пилотов». Сейчас ведёт «Искатели». Я написал. «Десять серий» – это синопсис, по большому счёту. Андрей показал продюсеру. Тот сказал: ну, старик, ты всё сам понимаешь…

Было ещё много обращений, даже «Чечню Червлёную» просили экранизировать. Я всегда говорил – пожалуйста, берите, но вы ведь всё равно откажетесь. И все отказывались.

Я и сейчас готов – пожалуйста, берите, снимайте. Единственное условие – делайте хорошо.

Вот тут я въедлив стал. На первое попавшееся предложение уже не соглашусь. Без условий отдал бы в руки, пожалуй, только Герману. Во всех остальных случаях поставил бы условие – если и не сорежиссёр, то имею право вето как минимум.

А вообще сам хочу уже снять. Мне кажется, главным делом жизни будет не писательство, а именно кино. То одно, главное, к которому я, кажется, и иду.

– Аркадий, о чём будет следующая книга? Не хочется написать нечто о «мирной жизни»?

– Давно уже хочется. И наработки есть. Но мне надо отписаться по Чечне. Ещё далеко не всё сказано. Не хочу пока уходить от этой темы. Да и не пережил её ещё в себе до конца. Есть ощущение не до конца отданного долга. Ощущение того, что люди, которые остались только в моей памяти, подталкивают в спину – давай, пиши, рассказывай, как это было…

Война – это вообще другой мир. Это даже не то, что побывать на Марсе – это побывать в другой, параллельной Вселенной. И это самый сильный наркотик, который вообще есть. На него подсаживаешься. И я подсел. Там за секунду проживаешь столько, сколько за год здесь. Там поступки весомы, слова значимы, решения ведут к конкретным последствиям. Там на кону не увеличение или уменьшение зарплаты, а жизнь и смерть. Я бы даже сказал, что единственная по-настоящему полная жизнь есть только на войне. Мирная жизнь пуста, неинтересна. Это как попасть из океана с его бурями и выживанием в аквариум с дистиллированной водой.

Подготовил Андрей РУДАЛЁВ,
г. СЕВЕРОДВИНСК