Случай Кокшенёвой, или признания завистника

№ 2010 / 24, 23.02.2015

При­зна­юсь ис­крен­не и чи­с­то­сер­деч­но: я за­ви­дую Ка­пи­то­ли­не Ан­то­нов­не Кок­ше­нё­вой. За­ви­до­вал все­гда, но по­сле про­чте­ния её эпо­халь­но­го ше­де­в­ра «Кри­ти­че­с­кий ави­та­ми­ноз» («ЛР», № 22) это чув­ст­во ста­ло за­шка­ли­вать до па­ро­ксиз­ма.

Признаюсь искренне и чистосердечно: я завидую Капитолине Антоновне Кокшенёвой. Завидовал всегда, но после прочтения её эпохального шедевра «Критический авитаминоз» («ЛР», № 22) это чувство стало зашкаливать до пароксизма.

Впрочем, я завидую вообще всем счастливцам и счастливицам, лишённым крайне вредного для жизненного преуспеяния свойства – самоиронии. Неспособность понять, что ты смешон, что ты, в принципе, можешь быть смешон, делает человека неуязвимее Ахиллеса и даёт ему уверенность в себе до конца дней. Особенно это важно для милых дам (коли уж К.А. подняла гендерную тему, позволю себе её подхватить). Если женщина (которая и так уже привыкла с яслей к аксиоме: «девочек обижать нельзя») не боится быть смешной, то она – практически готовый ницшевский сверхчеловек (не там, не там безумный Фридрих Карлыч искал свою белокурую бестию…).

Да, нужно быть бесстрашной, как амазонка, чтобы, уличая оппонентов в «плохом русском языке», в сочинении «неряшливых текстов», одновременно выдавать перлы типа: «никто не обнаружил евристического восторга перед литературным произведением»; «эта критика пишется не личностно, а как формирование некоего пространства»; «в период смены собственности»; «эти границы… более реалистичны и пластичны в своих принципах»; «они хотят легитимности в критике»; «я вижу тут не просто скуку,… а… постоянно проговариваемую верность оценок»; «вопрос… не содержащий вообще той непримиримой оппозиционности, которая видится оппонентам» и т.д.

Да, нужно обладать незаурядным интеллектуальным мужеством, достойным Джордано Бруно, чтобы, заклеймив склонность недругов к «небрежным и каким-то поверхностным, диким характеристикам», через несколько абзацев определить одного из умнейших и своеобразнейших русских людей XIX века П.А. Вяземского как «сплетника и развратника» (женский взгляд всегда зрит в корень!).

Да, нужно не бояться вообще ничего, чтобы, радостно поддержав мой тезис о безнадёжном провинциализме Юрия Павлова, тут же явить Urbi et Orbi провинциализм куда более кондового толка, ссылаясь при каждом удобном и неудобном случае на мало кому известного Н.П. Ильина (его легко путают с И.А. Ильиным), то ли как на Отца Церкви, то ли как на Маркса, Энгельса и Ленина, вместе взятых. Восторги Кокшенёвой перед чудесным и загадочным миром философии, открывшимся для неё (лучше поздно, чем никогда!) в образе экстравагантного питерского самородка, по-своему трогательны, но уж больно напоминают дикарские камлания по поводу впервые увиденной зажигалки.

К.А. даже не страшно признаться, что причиной её балансирующего на грани нервного срыва негодования явилось то, что я о ней… нет, не то чтобы сказал дурное слово, а не упомянул в связи с разговором о беспросветной деградации современной почвеннической критики. Она сердцем почуяла, что я это сделал злонамеренно, дабы отомстить ей за моё «изгнание» из журнала «Москва». Её нисколько не пугает, что кто-то может вспомнить здесь про пресловутую фрейдовскую оговорку, ведь «изгонял» меня вообще-то гендиректор Л.И. Бородин, зачем же мне мстить зав. отделом культуры К.А. Кокшенёвой?..

Впрочем, тут же добавляет наша воительница, в полном согласии с логикой и Фомой Фомичом Опискиным, мне глубоко всё равно, что обо мне думают завистники, – я знаю Русь, и Русь меня знает… Короче: «Я гналась за вами несколько месяцев для того, чтобы сказать, как вы мне глубоко безразличны!». Все мы, работники пера, в той или иной степени страдаем манией величия, но мало кто имеет смелость демонстрировать её с подобной откровенностью, на это способна только женщина нарциссического типа, непробиваемо уверенная в том, что весь мир вертится исключительно вокруг (и ради) неё.

Меня крайне заинтриговала новость о том, что я, оказывается, считал К.А. «ярким и авторитетным критиком», – честное слово, не припоминаю, где и когда об этом писал или говорил… (Стыдно должно быть бывшему главреду «Москвы», но «Авитаминоз» – первая статья примадонны нашей критики, которую я прочитал полностью.) Предполагаю, что в этом странном недоразумении повинна моя проклятая слабость – расточать дамам комплименты во время застолий, коих так много совершается в редакциях литературных журналов…

Хотя, с другой стороны, благодаря многолетней редакторской политике Кокшенёвой в отделе культуры, сводившейся к недопущению на страницы журнала любых потенциальных конкурентов, – она, действительно, самый яркий критик «Москвы»…

Не может не восхищать и великолепное презрение некоронованной королевы русского почвенничества к фактам, вероятно, здесь сказалось влияние Гегеля (К.А. любит метафизику), помните, старик Георг Вильгельмыч говаривал: если факты не соответствуют моей теории, то тем хуже для фактов. Опираясь на столь солидного предшественника, почему бы доктору филологии не сделать сенсационное литературоведческое открытие: все русские писатели, «составившие золотой фонд русской классики, начинали своё поприще» при государе Николае Павловиче. То, что Державин, Фонвизин, Крылов, Карамзин начали «своё поприще» при Екатерине II; Грибоедов, Пушкин, Боратынский, Тютчев – при Александре I; Лесков и Чехов – при Александре II; Бунин – при Александре III; Блок и Есенин – при Николае II, – право же, мелочи, не стоящие внимания. Как не стоят, видимо, внимания и строки Тютчева на смерть Николая I: «Не Богу ты служил, и не России / Служил лишь суете своей. / И все дела твои, и добрые и злые – / Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые: / Ты был не царь, а лицедей», – отразившие мнение большинства русских писателей о «незабвенном».

Заодно хотелось бы поинтересоваться у обладательницы выдающейся «философской культуры мышления»: а что, собственно, марксистского содержится в моей «формулировке марксистского толка»: «неприязнь к правящему режиму (особенно такому, как режим Николая I)…»?

Кокшенёва величает мою идею о декабристах как о первых последовательных русских националистах «очередным передёргиванием русской мысли» (каков, однако, «штиль» – прелесть, что такое!). Я очень сомневаюсь, чтобы она хоть раз в жизни открыла «Русскую Правду» Пестеля, но к чему это позитивистское крохоборство для крупнейшего специалиста по «метафизике русского человека»? Она и так, духовным взором видит, что я пробавляюсь провокационным, вызывающим «очередную смуту в головах» (это ужасно, вдруг кто-то начнёт размышлять, а не бездумно глотать советско-почвеннические штампы!), «приписыванием маргинальным явлениям достоинств, которыми они не обладали». Ну, как можно спорить с пророчицей, ясновидицей «русского духа»? Пусть иногда её слова похожи на бред, но не так ли звучали загадочные речи пифий и сивилл!? И здесь рациональное знание должно смиренно умолкнуть…

Один почтенный (но не почивший на лаврах) ветеран «русизма» сказал мне по поводу моей полемики с Павловым (а теперь и с Кокшенёвой) не без некоторого раздражения: «Ну, что вы размениваетесь на всякую ерунду!». Он прав, конечно. И если бы дискуссия касалась лишь моей скромной персоны, я бы не тратил время на столь неувлекательных оппонентов. Занимайся они своим прямым делом – литературной критикой (не уверен, правда, что и здесь их работа вполне профессиональна, ну да ладно, это внутрицеховая писательская проблема) – я бы и слова не сказал. Но они же претендуют быть идеологами, для чего у них напрочь отсутствуют какие-либо данные (всякое сравнение этих товарищей с Аполлоном Григорьевым и Вадимом Кожиновым расцениваю сразу и как глупость, и как измену!). И тут уж «мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля».

Досадно, коли враги русского национального движения будут судить о нём по воинствующе невежественным, непролазно-дремучим и пустопорожним чудакам-графоманам с щедринскими органчиками в головах, бесконечно скандирующими: «Духовность!», «Соборность!», «Народность!» и проч. Мы должны сами выводить их «за ушко, да на солнышко», иначе они вовсе распояшутся.

Кокшенёва пишет, что я и мои единомышленники, русские национал-демократы – маргиналы (среди коих, правда, оговаривается она, есть и хорошие ребята, – наша практичная сивилла ценит возможность размещать свои глубокомысленные опусы на «маргинальном» сайте АПН.ру). В какой-то степени это так, в современной России маргинален любой интеллектуал, если только он не поёт прочувствованные гимны «суеверной бюрократии» (О.Кильдюшов). Но есть два вида маргинальности – маргинальность как замшелый осколок былого мейнстрима и маргинальность, из которой может вырасти новый мейнстрим. Судя по несомненному успеху журнала «Вопросы национализма» (где я имею честь быть научным редактором и где, кстати, буквально на днях должно выйти моё большое исследование о национализме декабристов), национал-демократы тяготеют ко второму типу, а вот бессодержательная болтовня о «метафизике русского человека» и «русском духе» давно уже воспринимается как наиболее репрезентативный образчик первого.

Я долго не мог понять, чего это Павлов с Кокшенёвой взъелись на мою статью о русской классике и так безбожно перевирают её смысл: дескать, я обвиняю нашу великую литературу в том, что она «уводила сознание на ложные пути». Ведь я не меньше, чем они, её ценю, а уж знаю – на порядок лучше. Ведь у меня чёрным по белому написано совсем другое: не классика виновата в, действительно, крайне вредном для России литературоцентризме русского интеллигентского сознания, а её толкователи: критики, философы, публицисты. А потом понял – да, это же так просто – толкователи-то и обиделись! Как было упоительно десятками лет изображать из себя служителей Самого Главного Культа – Культа Литературы, знатоков Священных Текстов, в которых можно найти ответы на все вопросы бытия. Не очень-то приятно превратиться из жрецов столичного Храма в фокусников провинциального шапито…

…Но, «при всём при том», я, конечно же, был абсолютно не прав, коварно замолчав подлинное место К.А. Кокшенёвой в почвеннической критике! Она – не то что яркое, она – исключительное, единственное в своём роде явление! Публично это признаю и каюсь. Чёрт попутал! А всё зависть, чёрная зависть…

Сергей СЕРГЕЕВ