Рейтинг Сергея Сиротина

№ 2010 / 34, 23.02.2015

Дми­т­рий Бы­ков – Чи­тал «Эва­ку­а­тор». Во­об­ра­же­ние Бы­ко­ва, по-ви­ди­мо­му, от­бы­ва­ло срок на ка­тор­ге ба­наль­но­с­ти. Ни од­ной ре­аль­ной идеи и ку­ча ту­пой со­ци­ал­ки, ко­то­рой хва­та­ет в те­ле­ви­зо­ре.

ПИСАТЕЛИ

Дмитрий Быков – Читал «Эвакуатор». Воображение Быкова, по-видимому, отбывало срок на каторге банальности. Ни одной реальной идеи и куча тупой социалки, которой хватает в телевизоре.

Дмитрий Глуховский – Аналогично. Эстетически неплохая декорация, коей у Глуховского является метро, является не более чем местом встречи людей и монстров. Слишком неправдоподобно, наивно и бедно. А жаль, так как метро является мощным символом современной цивилизации. Эта необъятная тема, увы, отдана на откуп праздному интересу публики. Куда более серьёзно и интересно она разработана, например, в фильме Андрея И «Научная секция пилотов». Но кто про него знает?

Дарья Донцова – Готов признать её талант в передаче непосредственной реальности, тем более что многие «высокие» писатели этого не умеют. Но она, конечно, ужасное зло.

Сергей Минаев – Не читал, но осуждаю!

Виктор Пелевин – Читал всего. Он крупный писатель, потому что занимается, чем надо – портретированием русской бессознательности. Поэтому упрощение последней закономерно ведёт к упрощению его книг. Ранние работы кажутся мне исследованием космоса советского сознания, у Пелевина потрясающее чутьё к токам сакрального. Позднее, когда с развалом они истощились, он переключился на их суррогаты – виртуальность, буддизм, числовую магию и т.п. Конечно, они номинальны, однако это и составляет уникальность Пелевина – его способность кормить читателя дешевой энциклопедией при горьком сарказме по поводу происходящего в России. Но ему стоило бы писать «глубже», всё-таки подстраивание под аудиторию очевидно.

Захар Прилепин – Не читал.

Герман Садулаев – Читал «Оставайтесь на батареях…» Так и не понял, чем изображённые оппозиционеры, похожие на гопников, лучше «плохой власти». Очень нравится некоторая публицистика, в частности, «Критика нечистого разума» и заметки о Пелевине.

Роман Сенчин – Не дочитал «Конец сезона». По-моему, это просто умножение социального шлака вечерних сериалов от первого канала. Насчёт других вещей судить не берусь.

Олег Сивун – Следовало ожидать у нас появления аналога «искусства банального», однако в лице Сивуна оно припозднилось, учитывая тем более, что Пелевин был раньше и отличался от Сивуна тем, что предлагал концепции. Если честно, я не знаю, зачем фотографировать бренды? Если уж и заниматься брендами, то куда интересней их рисовать, как-то оформлять, вставлять в события, изучать их жизнь. Короче, не делать их вирусную ретрансляцию автономной. Также не лишне напомнить, что «Бренд» не является романом.

Владимир Сорокин – Читал мало. Но понял, что его техника реально зависит от мата и треша и, следовательно, несамодостаточна. Печально, что его треш не решает более сложных задач и либо выполняет саркастическую функцию, либо просто болтается «для прикола».

Сергей Шаргунов – Читал ранние вещи. Нравится реальное использование в прозе средств языка, индивидуальные метафоры и как бы даже убеждённость Шаргунова в том, что ему есть что сказать. Однако совершенно убивает мелкота тематики.

---

КРИТИКИ

Андрей Немзер – На мой взгляд, реально он может ценить только традиционную нравственную линию в литературе. В остальных он просто некомпетентен. Как можно назвать критикой его заметки о том же Пелевине? Это просто застывшие сгустки отвращения без всякой работы мысли.

Лев Данилкин – Всегда удивляло, когда это он успевает столько читать. Тем не менее всегда приятно, что есть такие медиумы литературного процесса, которые читали все.

Алла Латынина, Наталья Иванова, Виктор Топоров, Сергей Чупринин, Евгений Ермолин – Что приятно в этих критиках? Знание контекста, которым не обладаешь сам, и незашоренность, способность внятно оценить любое произведение. В силу разницы во взглядах вряд ли следовало бы их объединять в одну группу, однако, я думаю, определённая общность есть. Прежде всего, они предлагают концепции обобщения. То есть то, что сейчас называется модернизмом и постмодернизмом, однажды, вероятно, тоже появилось в обзорной статье кого-нибудь из таких критиков. Насчёт глубины анализа и т.п. вопрос скорее не к ним, а к современной культуре критики, замещённой культурой рецензии. Но и тут всё понятно: хочешь копать дискурс, иди в науку, научные журналы. Хочешь писать для читателей – делай хорошие рецензии для толстяков.

Алиса Ганиева, Валерия Пустовая, Сергей Беляков, Елена Погорелая – В принципе, тут хорошо уже высказался Герман Садулаев, с которым я по основным пунктам согласен. Только он прагматик, т.к. предлагает критикам продвигать литературу, а я скорее предлагаю критикам модерировать процесс. Т.е. не то чтобы клеить ярлыки, а как бы заниматься керлингом – расчищать перед текстом тот путь, по которому он сам катится. Молодые критики не продвигают литературу и не клеят ярлыки. Они её просто комментируют. Что хорошо в таких комментариях? Знание материала, стремление к сопоставлению, то, что из них читателю понятно, будет он читать книгу или нет. Что плохо? То, что эти комментарии напоминают цитаты. Не происходит производства смысла по тексту. Формально мы наблюдаем холостой пересказ каких-то аспектов текста и чаще всего по той самой технологии, которая некогда была предложена в школе на уроках литературы. Какой у нас герой? Страдающий от пустоты существования! А происходят ли в нём какие-нибудь изменения? Да! После смерти собаки он становится более задумчивым! А про природу что можно сказать? То, что она подчёркивает состояние героя в момент утраты! Я, понятно, утрирую, но часто именно так и выглядит критика. Обратная сторона такой техники ещё более ужасна. Я имею в виду желание производить смыслы любой ценой. В лучшем случае они получаются неочевидными, в худшем их просто нельзя понять. Если от меня требуется какой-то эталонный для меня пример критической статьи, то я назову «Объяснение постороннего». Это статья Сартра о Камю. Неважно, что это громкие имена, речь именно о статье, в которой содержится и краткий пересказ, и проводится сопоставление, и предлагается концепия («объяснение»), и проделывается целая работа в её защиту, причём движение происходит по разным фронтам – как чисто умозрительным, философским, так и филологическим, касающимся вопросов ритма текста, функционирования слов. Потрясающая вещь!

---

Сергей СИРОТИН