Артистическое понимание подлинника
№ 2011 / 28, 23.02.2015
Наши литературные генералы в своём большинстве были, как известно, людьми невежественными. Они в лучшем случае что-то слышали о Шекспире или Диккенсе, но ничего не знали, к примеру, о Мильтоне.
Наши литературные генералы в своём большинстве были, как известно, людьми невежественными. Они в лучшем случае что-то слышали о Шекспире или Диккенсе, но ничего не знали, к примеру, о Мильтоне. Неудивительно, что писатели, которые не просто ценили этого английского классика, но ещё и могли читать его в подлиннике, вызывали у них страшное подозрение. Таким людям, как Александр Аникст, литературный генералитет никогда по большому счёту не доверял.
Александр АНИКСТ |
Александр Абрамович Аникст родился 3 (по новому стилю 16) июля 1910 года в швейцарском городе Цюрих. Его родители считались политическими эмигрантами. В Россию они вернулись сразу после февральских событий 1917 года. Но полностью доверия со стороны новых властей к ним не было. Отца Аникста арестовали в 1937 году. Что потом с ним стало, до сих пор неизвестно. Мать же после ареста десять лет провела в лагерях и потом осталась доживать свой век в Свердловске.
В 1933 году Аникст окончил Московский пединститут имени В.И. Ленина и остался в аспирантуре на кафедре всеобщей литературы. Затем ему предложили поработать преподавателем сразу в двух вузах: в Литинституте и Московском пединституте иностранных языков. Он стал вести семинары по истории западно-европейских литератур, а также по английской литературе. Диссертацию же молодой учёный защитил лишь в 1940 году.
Когда началась война, Аникст ушёл в армию. Его зачислили рядовым в 110-ю стрелковую дивизию, которая была брошена на Западный фронт. 6 марта 1942 года он в письме своему учителю А.К. Дживелегову рассказывал: «19 октября, ещё когда мы отступали, моя рота попала в тяжёлый переплёт. Мы были в лесу, окружённые с одной стороны танками, с другой – автоматчиками. Положение казалось безвыходным. Некоторые уже прощались друг с другом и с жизнью. Ко мне подошёл один бывалый человек, участник войны 14–18 года, и трясущимися губами произнёс: «Пропали!» А я не верил этому. Я лежал под деревом на опавших осенних листьях, сжимал в руках приклад винтовки и, слушая свист пуль над головой, спокойно думал о повести, которую замыслил написать, о незаконченном учебнике истории английской литературы, о монографии, посвящённой Шекспиру, и ещё об одной, я бы сказал, литературно-патриотической работе. Хотите верьте, хотите – нет, но я был абсолютно спокоен, мысли мои текли ровно, систематически».
После разгрома немцев под Москвой командование поняло, что до сих пор Аникста использовало нерационально, и назначило его агитатором полка. А уже в апреле сорок второго года он был принят в партию. «Я заметил на фронте, – писал Аникст через полгода Дживелегову, – что в партию идут люди, способные на возвышенное самопожертвование. Им подчас не хватает не то что знаний, а элементарной грамоты, они не всегда уверены в том, кто у нас председатель Совнаркома и кто – Нарком по иностранным делам. Но все они твёрдо знают, что нельзя допустить, чтобы свободные люди превратились в рабов, они хотят избавить от страданий беззащитных женщин, стариков и детей, их сердца загораются гневом, когда они видят доказательства попрания врагом элементарной человечности. Они никогда не слышали о Петрарке, Фичино, Эразме и Море, они едва ли когда-нибудь узнают о них, но разве это им мешает быть – и главное действовать! – как подлинным гуманистам? У нас бывает обычно так, что всякий, проникшийся до глубины души сознанием того, что нельзя давать в обиду Человека, стремится в партию, чтобы наиболее активно бороться за этот простейший возвышенный идеал».
На фронте у Аникста возник замысел книги о войне. «Хочется поговорить с людьми о том, с чего война сорвала покровы, о жизни нашей, о человеческих ценностях, об истине и справедливости, – сообщал он своему учителю. – Просто хочется сказать своё прямо, смело и честно». Аникст даже подал заявление о вступлении в Союз писателей. Рекомендации ему дали Исаак Нусинов, А.Старцев, Е.Гальперина и Г.Федосеев. «Аникст, – писала Гальперина, – является одним из немногочисленных у нас серьёзных специалистов в области истории английской литературы. За несколько лет он приобрёл репутацию одного из наших заметнейших англистов. Во всех наиболее крупных научных изданиях по западной литературе, предпринимавшихся за последние годы в Советском Союзе, тов. Аникст принимал большое участие в составлении и редактировании английских частей. Так, в «Литературной энциклопедии» ему принадлежат крупные и ответственные статьи, например, «Мировоззрение и творчество Шекспира», «Стерн» и др. В капитальной «Истории всеобщей литературы», начатой по заданию Правительства Академией наук СССР, тов. Аникст был одним из ведущих работников английского тома, первый полутом которого сейчас вышел из печати. Тов. Аниксту принадлежат в этом томе большие, в сущности основные разделы – английское возрождение, английская литература эпохи буржуазной революции XVII века, английская драма XVIII века. В этих работах, как и в своей кандидатской диссертации о творчестве Мильтона, тов. Аникст проявил себя подлинным специалистом в своей области. В его работах сочетаются широкое, деятельное знание истории и литературы Англии XVI–XVII веков вместе с большими самостоятельными концепциями литературного развития <…> Тов. Аникст проявил себя также и как популяризатор советской литературы, культуры и театра. В 1932–36 гг. он руководил отделом литературы в московской английской газете «Моску Дейли Ньюс» и напечатал там свыше 50 статей о русской классической и советской литературе. Всё время войны тов. Аникст работает на фронте в качестве агитатора и пропагандиста».
Но в войну западная словесность мало кому была нужна. Поэтому для вескости учёному посоветовали заручиться поддержкой Константина Симонова. Страшно популярный в войсках автор стихов «Жди меня» в своей короткой рекомендации заметил: «Мне кажется, что, являясь серьёзным и талантливым исследователем западных литератур, т. Аникст имеет полное право состоять членом Союза советских писателей». Однако литературный генералитет к мнению Симонова не прислушался. Приёмная комиссия 21 августа 1943 года признала, что Аникст – «талантливый педагог и научный работник, но по характеру своей литературной работы не подходит к требованиям Устава ССП».
Эта неудача сильно задела Аникста. Тут ещё у него возникли проблемы с армейским начальством. Ситуация относительно выправилась лишь в октябре 1943 года после перевода Аникста в газету 153-й дивизии. «Вы знаете о всех моих злоключениях, – писал Аникст 24 ноября Дживелегову. – Закончились они тем, что я теперь работаю в редакции газеты при одной части. Работа увлекательная, и газета у нас выходит неплохая. Условия работы, конечно, обычные – фронтовые, и этим всё сказано. Мои старые интересы не покидают меня, ничто не может оторвать меня от мыслей о научной работе. Последнее время стал увлекаться философией, жалею только, что мало свободного времени и ещё меньше – книг. В частности меня заинтересовал вопрос о влиянии Платона на итальянское Возрождение. Знаю, что оно было велико. Если не ошибаюсь, Лоренцо Марсилио Фичино был первым крупнейшим его последователем у итальянцев. Хотелось бы заняться вопросом о том, каково было влияние Платона на Данте и Петрарку. Раньше я об этом как-то не думал. А теперь мне пришло в голову, не под влиянием ли Платона назвал Данте свой трактат «Пир»? Вопросом о платонизме я начал заниматься перед самой войной и собирался поразить всех моих друзей кое-какими открытиями по этой части. Вообще, война прервала многие начатые мною работы, но я не теряю надежды вернуться к ним по окончании грозных событий».
В феврале 1944 года Аникста отозвали в Москву и назначили руководителем кафедры всеобщей и национальной литературы Военного института иностранных языков. Но для Союза писателей он по-прежнему оставался чужаком. Во всяком случае, 6 августа 1948 года его на приёмной комиссии вновь провалили.
Впрочем, главные испытания оказались впереди. Буквально через несколько месяцев политотдел центральных учреждений Московского военного округа объявил ему партийный выговор – «за несерьёзное отношение к просмотру первого тома «Истории американской литературы». А дальше началась борьба с космополитами. Аникста из Военного института заставили уйти. Приютил его в то трудное время лишь Государственный институт театрального искусства. Но и там учёный продержался недолго.
Однако Аникст не отчаивался. Он упорно гнул свою линию и, не дожидаясь смены режима, в 1952 году вновь стал собирать документы для вступления в Союз писателей. Теперь рекомендации ему дали обласканный властью пропагандист зарубежных литератур и начинающий романист Александр Чаковский и критик Людмила Скорино. Но до приёмной комиссии дело учёного дошло лишь в июле 1953 года.
При обсуждении кандидатуры Аникста некто А.Елистратова напомнила, что в своё время исследователю «было предъявлено обоснованное обвинение в космополитических ошибках», но он, мол, сделал правильные выводы и исправился, занялся «творчеством видного прогрессивного американского писателя Говарда Фаста» и «выступил против книги белого эмигранта Струве о советской литературе». Леонид Соболев поинтересовался, смотрел ли кто-нибудь старые дела Аникста. Оказалось, что все прежние бумаги внимательно изучил поэт Михаил Луконин. Соболев уточнил: Аниксту раньше отказали в приёме в Союз писателей «в связи с космополитическими ошибками»? Нет, ответил Луконин. Аниксту «было отказано ввиду того, что его литературоведческая и педагогическая деятельность не имеет самостоятельного художественного значения».
Кончилось всё тем, что Аникста 28 января 1954 года утвердили лишь кандидатом в члены Союза писателей. Полноценным членом он благодаря усилиям Н.Вильмонта стал только в 1955 году. На целый год вступление учёного задержалось только потому, что литературный генералитет усмотрел какой-то спад в его творчестве (мол, в первой половине 50-х годов он редко печатался). Вильмонт больше других возмущался этой позицией генералитета. «Приёмочная комиссия и Президиум Союза советских писателей, – писал он в 1955 году, – разочаровали ожидания секции переводчиков, когда год назад приняли Александра Абрамовича всего лишь кандидатом в члены Союза. Мотивировано это было некоторым спадом творчества тов. Аникста за последние годы, спадом количественным – обстоятельство, к сожалению, далеко не всегда зависящее от творческой мобильности автора, а скорее от доброй, вернее – недоброй воли издательств и журнальных редакций. Эта причина, выставленная Приёмочной комиссией прежнего состава, привела к тому, что вполне сложившийся и несомненно высококвалифицированный критик и литературовед занял в Союзе положение, явно ему не подобающее».
Из новых работ Аникста Вильмонт отметил прежде всего статью «Быть или не быть Гамлету на нашей сцене» («Она прекрасно свидетельствует об артистическом понимании великого подлинника») и вступление к двухтомнику О.Генри («Это блестящее эссе, написанное увлекательно, в котором творчество и жизнь писателя изложены с замечательной картинностью и драматизмом»).
На подъём издательские дела Аникста пошли только после двадцатого съезда партии (только в 1956–1957 годах в Москве напечатали сразу четыре его книги: «История английской литературы», «Бернард Шоу», «Даниэль Дефо» и «Вильям Шекспир»).
Умер Аникст 24 декабря 1988 года.
Вячеслав ОГРЫЗКО
Добавить комментарий