Нужна встряска

№ 2011 / 36, 23.02.2015

Как обыч­но, у Лор­чен­ко­ва текст жи­док (от «жид­кий», не от «жид») и раз­ма­зан, как дет­са­дов­ская ман­ная ка­ша по та­рел­ке. Про­зра­чен и лё­гок, как сла­до­ст­ный ки­ши­нёв­ский воз­дух. Сла­до­ст­ный, но не пи­та­ю­щий. По­то­му что – пу­с­той.

Как обычно, у Лорченкова текст жидок (от «жидкий», не от «жид») и размазан, как детсадовская манная каша по тарелке. Прозрачен и лёгок, как сладостный кишинёвский воздух. Сладостный, но не питающий. Потому что – пустой. Кислорода нет – конструкции, виража, содержания.

Герой – спившийся молдавский хореограф, терзаемый то ли агентами спецслужб, то ли аферистами под видом агентов, попадает в больницу, мучителями своими зарезанный, где слегка приходит в себя. После чего пить бросает, но потом начинает снова. Дескать, скорбь всего мира ему покоя не даёт. А скорбь в основном выражается в детях блокадного Ленинграда (а ещё в короле Лире и много в чём другом).

Атмосферу Молдовы рассказик передаёт: интеллигенция в кафе, знаменитости, которым в республике нет места, кагэбэшное наблюдение за всем и вся, «европейские гастроли» наиболее предприимчивых молдавских граждан… Сильно сомневаюсь, что раненому бомжу в какой-нибудь кишинёвской клинике помогли бы: по моим сведениям, это маловероятно – издох бы как собака, там, где собаки дохнут. С больницей – несомненное авторское преувеличение (или иллюзия). Перевод автором местной валюты в центы указывает на адресата-читателя: рассказ писан наружу, в Москву, а не сам по себе, для себя, «оцепенело смотря в лицо вечности».

Личные установки героя (если есть Творец, зачем ещё творить?), его знакомые всем нам алкогольно-слезливые переживания (если развить) – это состояние сегодняшних четырёх миллионов молдавашек, обречённых, оставленных, преданных. Ленинградские дети – это они и есть, наши бывшие южные соотечественники. Хотя собственных детей Моклитару (протагонист) волею ироничного Лорченкова не замечает.

Общий тон рассказика вследствие всего этого довольно унылый, ирония вялая, контуры размыты; холод, парша, импотенция. Владимиру не помешал бы хороший стресс вроде заключения под стражу за творчество; возможно, в нём появилась тогда хотя б какая пронзительность. Слышите меня, товарищ Георге Михай?

^{Владимир Лорченков. Ленинградские дети. «Октябрь», 2011, № 7.}

---

Антон НЕЧАЕВ,
г. КРАСНОЯРСК