Писатель совесть пропил
№ 2011 / 46, 23.02.2015
Хороший, похоже, парень Лёха Иванов, краевед, походник, родину любит; по-человечески искренний, доброхотный. Зачем он подался в писатели? Чего ему не хватало? В какую туманную уральскую ночь мысль сия его посетила – стать прозаиком?
Хороший, похоже, парень Лёха Иванов, краевед, походник, родину любит; по-человечески искренний, доброхотный. Зачем он подался в писатели? Чего ему не хватало? В какую туманную уральскую ночь мысль сия его посетила – стать прозаиком? Или у нравной северной речки под всхлипывание прощальной шуги, у костра, в маете от вселенского одиночества почудился ему позыв к письменному самовыражению? Судя по роману «Географ карты пропил», померещилось Алексею, помстилось. Свою несомненную способность до определённой степени оживлять персонажей да ненавязчивую внимательность к тексту, чего вкупе может хватить лишь на несколько удачных рассказов, Иванов принял за нечто большее: за благословение на роман. Но роман из «Географ доску пропил» не получился.
Получился же лохотрон. Поскольку, прочитав четыреста страниц, лишённых всякого смысла и содержания, склеенных по самым примитивным законам развлекательности, то бишь коммерции, чувствуешь всем хорошо знакомое в нашей стране лоховское чувство разочарования, обманутых надежд: а ведь предупреждали, что в этой лотерее не выигрывают, на хрена полез за билетиком (за книжкой)?
Да, в двух-трёх местах автор пытался усерьёзнить повествование, усложнить героя, сделать его философом, героем с большой буквы «Г». Шалопай и баламут-балагур Служкин, чьё шалопайство и вечные шуточки-смехуечки лишь защита «ранимой души», пытается быть верным себе, быть честным по мере сил, справедливым, взрослым, ответственным. Поэтому и к детям своим – к школьникам, относится не по-школьному, без формализма. Не выдумывает из себя порядочность, правильность, «единоросскость», а предстаёт перед ребятами таким как есть, практически неглиже: грубым, юморным, часто пьяным, но справедливым, и, самое главное, учеников своих уважающим. Жене, которая пилит Служкина почём зря, а с середины романа «Географ школу пропил» изменяет ему с лучшим другом, Служкин даёт разрешение изменять, жалея и её и друга. Сам же ни-ни, но разве только немножко. В финальном походе на Ледяную, носящем по Иванову катарсические оттенки, Служкин, предварительно немного полапав полюбившуюся ему девочку-школьницу, бескорыстно отказывается от неё, очищая любовь от похоти, воспитывая в себе благородство.
Насколько оригинален этот герой? Ни насколько. Служкин банален до безобразия. Исходя из этого текста, можно сделать два вывода (оба печальные): 1) в Пермском крае нет телевидения, свежих книг, пермяки не знают, что великий СССР лет тридцать как развалился. Либо 2) Иванов думает, что во всей остальной стране нет телевидения, свежих книг, что мы не знаем, что великий СССР развалился. Иначе не объяснишь, почему Лёха предлагает нам книгу, написанную и по советским, и по сериальным правилам, исключающим нашу минимальную начитанность, информированность. Или, осваивая капитализм, Иванов возжелал состряпать федеральный бестселлер, удобный и понятный для всех? Именно поэтому Служкин его – учитель, учителей у нас много, а в школах даже дебилы учились – материал знаком и понятен каждому. Именно поэтому Служкин через слово рифмованно и общеизвестно шутит (процент своих прибауток меньше пяти, в основном кочующие народные или раздражающе глупые, вроде «без шутки жить жутко»). Шутит, чтоб быть лёгким, чтоб нравиться. Поэтому же у него совершенно стандартная, вечно орущая жена, друг-здоровяк, выручающий Служкина из любой передряги, и пьянство на протяжении всего романа. Сколько мы видели, слышали, читали, смотрели произведений о том, что учитель должен быть с человеческим, а не протокольным лицом? Вот вам ещё одно. Сколько мы видели многосерийных телеанаконд, где характер персонажа прописывается заранее (Петя грубый, пьёт, занимает деньги; Вася бабник, мажор) и далее герои существуют лишь внутри этих клише, не живут самостоятельной жизнью. У Иванова Надя, Будкин, Сашенька, Ветка – все на протяжении книги одинаковые. Впрочем, функции этих героев вспомогательные, Иванов слишком прицеплен к Служкину, до оскомины, что также не в плюс – роман ощутимо сужается, беднеет. Никто из героев без Служкина шагу ступить не может, все только его и ждут, чтоб начать шевелиться.
Кажется, одна из задач А.Иванова в писательстве – быть честным при максимальной лояльности; не затирать правду, но и не обижать никого, не ослеплять этой правдой окружающих. Для нашей страны, жизнь в которой для многих – «выдавливание раба», судорожный поиск основ для самоуважения – задача по сути понятная и проституцкая. Недостатки школы, которых всегда была тьма-тьмущая, в книжице ограничены лишь ученическим хулиганством, непонятно откуда взявшимся. Мельком, также не задевая, проходит и тема дворовых-районных войн. Жёсткий учительский распорядок выражается в демонизации русички-завуча, и не более.
В романе несколько существенных в объёме включений: рассказы Служкина, эпизоды из его детства. По скуке и необязательности вставки эти неоправданны: если Иванов и недурно рассказывает, то Служкин совсем не умеет.
С романом, кажется, приключился забавный незапланированный переворот: при всём желании быть милым, удобным, приятным всем и во всех отношениях, Иванов, очевидно, ненароком (роман датирован 1995 годом) наступает на сегодняшнюю ноющую рану всех российских общественных истеричек: герой-то Алексея, этот самый совестливый Служкин – педофил. За грудь мацает четырнадцатилетнюю девочку, обнимается с ней, целуется, голышом вертится, в любви признаётся. За пятнадцать лет до нынешней озверелой охоты на ведьм-педофилов пермский писатель А.Иванов создаёт положительный образ учителя-педофила. Вот не подгадал так не подгадал. Когда слишком стараешься, всегда лажа выходит.
Алексей Иванов. Географ глобус пропил. – СПб.: Азбука-классика, 2010.
Антон НЕЧАЕВ,
г. КРАСНОЯРСК
Добавить комментарий