Массовое пожирание славянских мужчин

№ 2013 / 35, 23.02.2015

Ныне известное изречение Льва Толстого о похожести счастливых семей и разности несчастливых обрели ровно противоположное значение.

Ныне известное изречение Льва Толстого о похожести счастливых семей и разности несчастливых обрели ровно противоположное значение.

Живу сейчас на Украине (хотя, видимо, надо говорить в Украине, но вот приросло), в Крыму. Двор, в который выходят девять дверей – девять квартир, – в каждой семья. Кажется, вчера только сидел на пенёчке у двери напротив тихий человек Валентин, курил. Из двери рядом выходил Сашка, всегда голый по пояс, с клешнями натруженных рук, редкий мастеровой: узорчатые решётки висят на моих окнах его работы…

За пятью дверьми – бабы уже стойко поели своих мужей (кое-где начали по второму кругу). Причём, бабы сами по себе, вроде, и неплохие: она и улыбнётся хорошо, и о мужике своём даже как-то и печётся. Но наступает момент, когда словно вселяется в неё какая-то инородная бацилла, и понеслось: крик, визг, глаза налитые, да ещё и в драку. А если мужик в ответ руку поднял, глядишь, милиция (полиция) уже под белы ручки голубчика уводит (уводила, разумеется). Бацилла эта как-то очень приноровилась к законам: учителя школ ныне говорят, как на учеников находит остервенение, при этом они хорошо контролируют ситуацию, угрожая обвинениями в насилии или педофилии. В Москве, в Налоговой инспекции я видел специальный ящик из прозрачного оргстекла, куда следует бросать послания с жалобами на плохое обращение с детьми. И там же, в прозрачном ящике, уже как бы лежит письмо – для наглядности и рекламы, – где написано детским почерком: «Я боюсь своего папы». И ведь всё туда же, чтобы папу, мужа, главу семейства, мужчину – к ногтю! Какой уж тут Павлик Морозов!

Пойдём дальше по двору: в крайней угловой квартире живёт одинокий бобыль, ещё не старый, который в этом крымском море одиноких женщин никак не может найти пару. По выпивке он прежде часто приходил ко мне, к человеку гораздо старше его, просил слёзно: «Познакомь меня с кем-нибудь». Наконец, нашёл сельскую бабищу – шире поперёк, лет на десять старше. Она развернула деятельность, сдала его квартиру, увезла мужика к себе. За лето он превратился в тень: вырывался иногда, являлся во двор, выпивал у меня на скамеечке, говорил, что на пристани, где он трудился каким-то начальником, всё выходит так, что надо брать «на лапу», а это не по его характеру. Едва дождался осени, когда съехали отдыхающие, вернулся к себе в квартиру и теперь даже не просит, чтоб я его с кем-нибудь познакомил. Даже на скамеечку ходить перестал: юркнет в свою квартиру, и всё. Перешёл, кстати, работать простым матросом.

Есть семья, в которой муж с женой с драками, скандалами, но вполне энергично существуют, выращивая дочь. Правда, мужик постоянно ныряет на заработки в иные земли, возвращается с деньгами, обновлённый. Бацилла в жену всё равно то и дело успевает вселиться, но муж чётко припечатывает её лёгким тычком матёрой пятерни. Жена в этом случае милицию не вызывает, делаясь на утро также обновлённой, будто тоже только что откуда-то вернулась.

Найдём на сегодняшний день и счастливую семью. Молодожёны, он, двухметровый супермен, на 13 лет старше жены, десять лет странствовал по заграницам, вернулся, обрёл женщину и очаг. Жена его боготворит. Есть ещё одна важная деталь – они евреи. А еврейские жёны – это особый разговор.

Девятая квартира – моя, я наездами, несъедобный, не в счёт. Да и живу здесь в основном с маленькой дочерью, которая меня так организовывает под свои игры и заботы, что кроме настоящего отчёта и написать ничего невозможно (а это, ко всему прочему, ещё и мой хлеб).

Словом, из восьми – одна здоровая пока семья, да и то не славянская.

В татарских кварталах ситуация лучше, но, думаю, это дело времени и весьма не отдалённого.

Во дворе два тридцатилетних парня. Живут с матерями, которые переодически убеждали их отцов, что те полные ничтожества. Сыновья даже наверняка привыкли думать, что если бы не их заботливые мамы, отцы давно оказались под забором. И хотя они под забором не оказались, а поторопились за забор, сыновья всё равно без маминого подола никуда. Никакие. Бабы и этих поели, теперь уже своей животного уровня материнской опекой. Один – тот же бобыль, только при маме. Другой – просто алкоголик.

Подобная ситуация и в российских небольших городках, сёлах и весях.

Привожу цитату моего романа «Малинка»:

«– Ты знаешь, чем отличается баба от женщины? – спросил Поцелуев.

– Чем? – посмотрела Малинка.

– У женщины муж – всегда лучший. У бабы всегда – ничтожество».

Речь, понятно, идёт о восприятии женщиной своего мужчина, а не о том, каков он на самом деле.

Так и что? Вот такой конец Великой обабившейся Руси?

Владимир КАРПОВ