АЛЕКСАНДРОВСКИЙ ЦЕНТРАЛ
№ 2016 / 11, 23.03.2016
или Бордель на подмосковной даче министра культуры
Георгий Александров вошёл в историю не как философ, занимавшийся Аристотелем, а как подручный партии, устраивавший гонения на многих художников. Это ведь он после войны стал первым редактором газеты Агитпропа ЦК «Культура и жизнь», которую в народе прозвали Александровским централом. А потом этот гонитель устроил на своей даче бордель, куда ему услужливые доктора филологии поставляли студенток из Литинститута.
Георгий Фёдорович Александров родился в 1908 году в Санкт-Петербурге. Он рано остался без родителей и в 1921 году угодил в трудовую колонию, которая была расположена в Борисоглебске Воронежской области.
После детского дома Александров в 1924 году поступил в Тамбовскую губсовпартшколу II ступени, а уже через год его послали заведующим избой-читальней в воронежское село Махровка. Потом он почти год руководил комсомольской ячейкой в детской трудовой колонии воронежского совхоза «Марьинка». Кончилось всё тем, что в 1926 году ему предложили продолжить учёбу в Тамбовской губсовпартшколе.
В 1928 году Александров стал инструктором Тамбовского губкома комсомола. Однако уже через несколько месяцев его утвердили заведующим парткабинетом Борисоглебского окружкома партии.
В 1930 году Александров поступил в Московский институт истории, философии и литературы по окончании которого его оставили в аспирантуре, где он взялся за диссертацию об Аристотеле. Одновременно молодой исследователь преподавал диамат в разных московских вузах.
После аспирантуры Александров получил в альма-матер два поста: заместителя директора института по науке и заведующего кафедрой истории философии. А уже в 1938 году он перешёл в исполком Коминтерна, возглавив там редакционно-издательский отдел.
В 1939 году Сталин задумал очередную перестройку партаппарата, решив усилить идеологическое направление. Он создал Агитпроп ЦК. Новую структуру возглавил секретарь ЦК Андрей Жданов, который одновременно руководил также Ленинградской парторганизацией. А Александров был утверждён заместителем начальника и заведующим отделом пропаганды Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а также директором Высшей партшколы при ЦК ВКП(б).
Но вскоре началась война с белофиннами. Боевые действия выявили много уязвимых мест в нашей армии. Стало очевидным, что у нас плохо обстояли дела с различными вооружениями. Поэтому Сталин поручил Жданову усилить внимание к оборонной промышленности. Но совмещать идеологию и оборонку оказалось сложно. Поэтому 6 сентября 1940 года Политбюро ЦК постановило:
«2) Освободить т. Жданова А.А. от обязанностей нач. Управления пропаганды ЦК ВКП(б), оставив за ним наблюдение за Управлением пропаганды.
3) Утвердить т. Александрова Г.Ф. нач. Управления пропаганды ЦК ВКП(б)» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 125, л. 7).
Буквально через три дня после назначения, 9 сентября 1940 года высшее партруководство провело совещание с писателями, на котором был буквально раздавлен Авдеенко. По сути, Сталин продемонстрировал партаппарату, как следовало управлять художниками. Александров всё понял и просился рьяно претворять новые партийные установки. Уже 19 октября 1940 года он вместе со своим заместителем Дмитрием Поликарповым подробно проинформировал Жданова об итогах расследования, кто допустил издание крамольного сборника Ахматовой «Из шести книг». Два партаппаратчика доложили: «Материалы проверки говорят о том, что ответственность за выпуск стихов Ахматовой должны нести директор Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» тов. Брыкин, директор издательства «Советский писатель» тов. Ярцев и работник Главлита тов. Бойченко. Директор Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» тов. Брыкин всячески старался ускорить издание книга, усиленно добивался разрешения Горлита на выпуск её в свет. Тов. Брыкин в объяснении, которое он дал Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), заявил, что выпуск стихов Ахматовой он считал для себя очень важным делом, т. к. выход книги ожидался писателями с особым интересом <…> Выяснилось также, что аппарат Главлита работает слабо. Начальники отделов Главлита не руководят политредакторами, не несут ответственности за выпуск книг. Политический контроль за выпускаемой художественной литературой передоверен в Главлите второстепенным работникам. Следует также отметить, что стихи Ахматовой усиленно популяризирует Алексей Толстой. На заседании секции литературы Комитета по Сталинским премиям Толстой предложил представить Ахматову кандидатом на Сталинскую премию за лучшее произведение литературы. Предложение Толстого было поддержано секцией. На заседании секции присутствовал тов. Фадеев. «Литературная газета» в номере от 10 июля с.г. поместила о стихах Ахматовой хвалебную статью Перцова. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) вносит предложение о наложении партийного взыскания на тт. Брыкина, Ярцева и Бойченко, проявивших беспечность и легкомысленное отношение к порученному им делу».
После осуждения поэзии Ахматовой Александров продолжил добивать школу литературной критики, выпестованную венгерским исследователем Г.Лукачем.
Позже другой партфункционер Дмитрий Шепилов рассказывал в своих мемуарах, что вообще-то Александров был сам по себе умным и книжно-грамотным человеком. «Опытный педагог и пропагандист, – отметил Шепилов, – Александров представлял собой типичный образец «катедер-коммуниста» (т.е. коммуниста от профессорской кафедры»). Он никогда не был ни на какой практической работе ни в городе, ни в деревне. Не был он и на фронте… Возглавив Агитпроп после опустошительных чисток 1937–1938 годов, Александров и в аппарате ЦК, и на всех участках идеологического фронта расставлял своих «мальчиков». Все они были «со школьной скамьи», на практической работе не были, следовательно, не общались ни с какими «врагами народа» (Д.Шепилов. Непримкнувший. М., 2001. С. 108).
В войну Александров продолжил надзирать за Союзом писателей. Однако за всем уследить у него не получалось. Чаще всего проколы допускали «толстые» журналы. Дело дошло до того, что руководство ЦК вынуждено было за каждым журналом закрепить личного контролёра. Так, Александрову в декабре 1943 года было поручено бдительно следить за журналом «Новый мир».
Первый звоночек для Александрова прозвенел в начале 1944 года. Бывший секретарь парткома Института философии Зиновий Белецкий в письме Сталину раскритиковал вышедший из печати третий том «Истории философии», уже отмеченный ни много ни мало Сталинской премией.
По его мнению, авторы и редакторы этого тома чересчур идеализировали немецких учёных XVIII – начала XIX века (это в то время, когда их воззрения поставил себе на службу гитлеризм). Белецкий вопрошал, за что же группа исследователей получила Сталинскую премию: неужели за восхваление «реакционных» идей.
Александров, когда узнал о выдвинутых обвинениях, не на шутку испугался. Он понимал, что могло последовать дальше. Недолго думая, руководитель Агитпропа решил всю ответственность переложить на своих соавторов и, в частности, на Митина и Юдина. Однако Жданов сразу раскусил игру Александрова. Другое дело, страшно занятый ленинградскими проблемами Жданов не мог выкроить время, чтобы основательно разобраться с «делом философов».
Воспользовавшись перезагруженностью Жданова, Александров кинулся к Маленкову. Расчёт был на то, что Маленков, курировавший кадровую политику партии, уже давно мечтал потеснить Жданова на политическом олимпе, но для этого ему следовало взять под контроль также ряд ключевых фигур из Агитпропа.
Маленков не подвёл Александрова. Устроив в ЦК несколько совещаний, он в итоге согласился назначить на роль главных виновных в деле с крамольным томом «Истории философии» Митина и Юдина. Но в последний момент всю обедню чуть не испортил Жданов. Он настоял на том, чтобы сохранившего свой пост Александрова хотя бы пропесочили в постановлении ЦК. Кроме того, Жданову удалось всех прихлебателей лишить Сталинской премии.
Интересно, что через год с лишним акценты в политике по отношению к немцам вновь поменялись. Если в начале, да и в середине войны власть часто позволяла немцев отождествлять с фашистами, то в победный год ситуация резко изменилась. Уловив конъюнктуру, Александров поспешил оформить новые тенденции в письменной форме. 14 апреля 1945 года он выступил в «Правде» со статьёй «Товарищ Эренбург упрощает». Руководитель Агитпропа ЦК решил поправить именитого писателя, который всю войну призывал физически уничтожать врага, и призвал нашу армию проявлять к немцам хоть какую-то гуманность.
На следующий день после появления материала в «Правде» Эренбург попросил у Сталина защиты. Он писал: «Прочитав статью Г.Ф. Александрова, я подумал о своей работе в годы войны и не вижу своей вины <…> Статья, напечатанная в ЦО, естественно, создаёт вокруг меня атмосферу отчуждения и моральной изоляции». Но Сталин в ответ промолчал, хотя и не стал препятствовать появлению других материалов Эренбурга в «Правде».
После войны Александров значительную часть времени стал посвящать собственным делам: вести занятия в институтах, писать учебники, обустраивать свой быт. Его доходы выросли в несколько раз. Так, проверка Управления кадров ЦК выявила, что при ежемесячном окладе в 2300 рублей он в реальности зарабатывал за счёт лекций и гонораров 9658 рублей. Естественно, глядя на шефа, сторонними заработками увлеклись и многие другие сотрудники Агитпропа.
Жданову обнаружившаяся меркантильность Александрова очень не понравилась. Но ещё больше его разозлило то, что начальник Агитпропа ЦК стал во всём ориентироваться на другого секретаря ЦК – Георгия Маленкова.
Добившись в апреле 1946 года передела полномочий в партруководстве, а по сути отстранения Маленкова от участия в решении идеологических вопросов, Жданов задумался о реорганизации Агитпропа и перемещении Александрова на другую работу.
Историк Геннадий Костырченко утверждал, что Александров, «конечно, не обольщался иллюзиями относительно перспективы дальнейшей работы на Старой площади, резонно полагая, что он как «человек» Маленкова рано или поздно будет «выдавлен» из аппарата ЦК». Возможно, чтобы отстрочить эту неизбежную развязку и укрепить собственное служебное положение, начальник УПиА развил летом 1946 г. кипучую деятельность на идеологическом фронте. В июле при его активном участии Высшую школу партийных организаторов преобразовали в Высшую партийную школу. Тогда же он добился создания в структуре УПиА подведомственного печатного органа – газеты «Культура и жизнь». Сразу же продемонстрировав разносный стиль критики авторов идеологически «незрелых», «чуждых», а то и вовсе «враждебных» произведений, это издание очень скоро стало негласно именоваться в кругах интеллигенции «Александровским централом».
Сохраняя видимость лояльности Жданову и понимая, что прочной гарантией его выживания и дальнейшего карьерного процветания на Старой площади может стать только победоносное возвращение туда Маленкова, Александров продолжал закулисное партнёрство с этим попавшим в опалу покровителем, благо тот быстро оправился от недавнего удара, нанесённого ему изменчивой судьбой, точнее, враждебной номенклатурной группировкой. В этом новом раунде подковёрной борьбы основным орудием Александрова стала рутинная агитпроповская практика директивной порки редакций литературных журналов за публикацию очередных произведений, написанных в духе «наплевизма и безыдейности». Кстати, чем резче и зубодробительней звучала критика, тем меньше она имела отношения к литературе и тем определённее в ней угадывался подтекст верхушечных политических разборок. Так было и в апреле 1946 г., когда, отстраняя Маленкова от руководства идеологией, Сталин и Жданов сетовали на то, что из-за недосмотра Агитпропа московский «Новый мир» превратился в «худший» журнал. Действуя по той же схеме, Александров 7 августа 1946 г. подготовил совместно со своим заместителем А.М. Еголиным записку «О неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград», в которой в общей сложности «пропесочивались» 15 авторов, главным образом ленинградских, в том числе А.А. Ахматова и М.М. Зощенко. И если работы первой особо не выделялись из общего ряда критиковавшихся произведений, то рассказ второго «Приключения обезьяны», опубликованный в журнале «Звезда», удостоился резкого эпитета «порочный». Поскольку записка адресовалась защищавшему «ленинградцев» Жданову, содержавшиеся в ней обвинения в целом носили умеренный характер. Даже об ответственности Ленинградского горкома, «проглядевшего ошибки» журнальных редакций, говорилось в осторожном тоне. Видимо, Александров старался до поры до времени не раздражать своего нового шефа. Соблюдая осторожность при провоцировании этого «несгибаемого борца за идейную чистоту советской литературы» на развёртывание крупной пропагандистской акции, глава Агитпропа, возможно, полагал, что неожиданный удар по Жданову лучше нанести, когда тот, ввязавшись в морализаторско-эстетическую риторику, утратит за эмоциями бдительность»
(Г.Костырченко. Тайная политика Сталина. Часть 2. М., 2015. С. 21–22).
Расчёт Александрова оправдался сполна. Жданов «повёлся» на записку Александрова и Еголина как ребёнок, не заметив тот момент, когда из обвинителя угодил в категорию обвиняемого. Ведь очень скоро резонно возникли другие вопросы: кто проморгал крамольные публикации в ленинградских журналах, не партийное ли руководство Ленинграда, а кто это руководство назначал, разве не Жданов участвовал в подборе кадров? В итоге ключевую роль в подготовке постановления ЦК по ленинградским журнала Сталин отвёл не Жданову, а Маленкову.
Александров мог быть доволен. Ведь перед самым началом операции с Ахматовой и Зощенко он успел получить Сталинскую премию второй степени за изданный в 1945 году учебник для вузов «История западноевропейской философии». А почти сразу
после погрома ленинградских журналов его выдвинули в академики. Но вскоре ему все карты спутал его давний оппонент Белецкий, написавший на партчиновника жалобу лично Сталину. Правда, пока письмо Белецкого добиралось до адресата, Александров всё-таки успел получить долгожданное звание академика.
К Сталину жалоба Белецкого попала под конец года. Вождь был разгневан. 23 декабря 1946 года он собрал специальное совещание. На нём Сталин сначала обрушился сначала на рукопись второго издания своей краткой биографии, а потом вцепился в учебник по истории западноевропейской философии. Автора учебника – Александрова он назвал книжником, отказав ему в праве называться боевым марксистом. Напоследок вождь предложил по работе Александрова организовать в Институте философии под руководством редактора журнала «Коммунист» и одновременно первого заместителя руководителя Агитпропа Федосеева научную дискуссию.
Дискуссия прошла с 14 по 16 января 1947 года. Многие учёные ждали, что на неё придёт также Жданов. Но из большого начальства в Институт философии заявился лишь помощник Сталина Поскрёбышев, который одно время протежировал Александрову. Видимо, Поскрёбышев помог сгладить острые углы. Но это не устроило Жданова. Он потом несколько месяцев дорабатывал проект постановления Политбюро о дискуссии, а затем подготовил свой доклад для повторной дискуссии, получив полную поддержку со стороны Сталина.
Александров понял, что надо срочно каяться.
В июле 1947 года он написал Сталину и Жданову: «Я вполне сознаю, что не поправь меня Центральный Комитет по теоретическим вопросам, мало пользы было бы от меня как профессионального философа для партии… Философская дискуссия, и особенно глубокое, сильное выступление товарища Жданова, зарядили философских работников огромной большевистской страстью, вызвала у всех у нас рвение, искреннее стремление покончить со старыми приёмами, навыками в научной, публицистической и организаторской работе» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 492, л. 2). Но покаяние не помогло.
17 сентября 1947 года Александров был уволен, а вместо него Агитпроп ЦК возглавил Михаил Суслов.
Правда, совсем пропасть бывшему беспризорнику не дали. Его потом назначили директором Института философии.
Когда умер Жданов, Александров, до этого никуда не высовывавшийся, решил, что пришло время свести счёты с обидчиками. Он объявил войну, в частности, философам Митину и Белецкому. Тут ещё началась борьба с космополитами. Александров попытался подверстать под новую кампанию Белецкого. Но он недооценил преемника Жданова в Агитпропе – Суслова. В итоге в начале 1950 года в наступление перешёл уже Белецкий, обвинивший Александрова в создании «направления буржуазного объективизма, питаемого идеологией меньшествующего идеализма». Одновременно против бывшего влиятельного партаппаратчика стали интриговать его заместители по институту Д.Чесноков и Ф.Константинов.
Устав от дрязг, заведующий отделом науки ЦК Юрий Жданов 30 сентября 1950 года предложил Сталину уволить Александрова из института философии. Но вождь, возможно, под влиянием Маленкова и Поскрёбышева, эту идею отверг. Ещё одну попытку отправить одиозного деятеля в отставку Юрий Жданов вместе с Чесноковым предпринял в самом конце 1952 года. Он доложил Маленкову, что Александров продолжил поддерживать в философии группу космополитов. Однако Маленков этому доносу хода не дал. Он берёг Александрова для будущего.
В высшие эшелоны власти Александров вернулся вскоре после смерти Сталина. И помог ему в этом как раз Маленков. Став председателем советского правительства, Маленков попытался убрать куда-нибудь подальше из Москвы сталинских любимцев и выдвиженцев, а на их места поставить верных ему людей. Так была решена участь, в частности, Пантелеймона Пономаренко. Его сначала из секретарей ЦК перевели в министры культуры, а затем задвинули в Казахстан, бросив на культуру Александрова.
Понятно, что такой расклад не очень-то устраивал Хрущёва. Но и помешать Маленкову расставлять своих людей он какое-то время не мог. Нужен был весомый предлог.
Предлог нашёлся в начале 1955 года. Александрова поймали на организации в подмосковной Валентиновке притона и посещении борделей. Министра обвинили в домогательствах к актрисам и юным поэтессам. Своим вниманием он тогда обделил разве что балерин. Майя Плисецкая в своих мемуарах писала, как Александров «проводил тёмные московские ночи в сексуальных оргиях с молоденькими, аппетитными советскими киноактрисами. Разве откажешь любимому министру? По счастью, низкорослому, лысоватому философу любы были дородные женские телеса. Тощие, костлявые балеринские фигуры никаких вожделённых чувств у министра не вызывали. Большой балет остался в первозданной невинности».
В январе 1955 года вопрос об Александрове рассмотрел Президиум ЦК КПСС. Вместе с министром тогда полетели и бывший директор Института мировой литературы А.Еголин, директор Литинститута С.Петров, завотделом пропаганды и агитации ЦК КПСС В.Кружков и ещё ряд функционеров.
«Рассказывают сенсационную новость, – отметил 11 марта 1955 года в своём дневнике Корней Чуковский. – Александрова, министра культуры, уличили в разврате, а вместе с ним и Петрова, и Кружкова, и (будто бы) Еголина. Говорят, что Петров, как директор Литинститута, поставлял Александрову девочек-студенток, и они распутничали вкупе и влюбе. Подумаешь, какая новость! Я этого Александрова наблюдал в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежествен, хамоват, туп, вульгарно-мелочен. Когда в Узком он с группой «философов» спешно сочинял учебник философии (или Курс философии),
я встречался с ним часто. Он, историк философии, никогда не слыхал имени Николая Як. Грота, не знал, что Вл. Соловьёв был поэтом, смешивал Фёдора Сологуба с Вл. Соллогубом и т.д. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения к культуре. И его делают министром культуры! <…> Все видели, что это Держиморда, холуй».
Кстати, незадолго до сексуального скандала Александров как министр культуры выступил с большой речью на втором съезде советских писателей. Но после скандала высшее партийное руководство распорядилось изъять текст речи Александрова из стенографического отчёта о съезде.
Интересно, что сам Александров после всего случившегося даже не собирался в чём-либо каяться. «Леонов говорит, – отметил 15 марта 1955 года в своём дневнике Корней Чуковский, – что Александров вчера как ни в чём не бывало явился в Академию наук за жалованием (20 тысяч) и говорил тамошней администрации: теперь я более свободен, присылайте мне побольше аспирантских работ».
В верхах приняли решение устроить проработку Александрову. 2 апреля 1955 года первый секретарь Московского горкома КПСС Екатерина Фурцева доложила в ЦК КПСС: «В последние дни во многих партийных организациях учреждений науки и культуры гор. Москвы проведены закрытые партийные собрания, на которых коммунисты были ознакомлены о письмом ЦК КПСС «О недостойном поведении
тт. Александрова Г.Ф., Еголина А.М. и других». На состоявшемся 24 марта партийном собрании в Союзе советских писателей все выступавшие резко осуждали поведение Александрова, Еголина и других, как несовместимое с пребыванием в рядах КПСС. Когда секретарь парткома ССП тов. Ерёмин, зачитывая письмо ЦК КПСС, произнёс слова – «объявить Александрову строгий выговор с предупреждением» – почти все присутствовавшие на собрании одновременно выкрикнули: «Мало!» В последующих выступлениях было внесено предложение: просить ЦК КПСС исключить Александрова из рядов Коммунистической партии» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 535, л. 42).
Особо остановилась Фурцева на реакции Института философии. Она сообщила: «В связи с подготовкой партийного собрания в Институте философии Академии Наук СССР 25 марта было проведено совещание с членами партбюро института. На этом совещании члены партбюро говорили о том, что Александров Г.Ф. заслуживает более сурового взыскания, т.е. исключения из рядов КПСС. Указывалось, что работая в течение 7 лет директором Института философии, Александров подбирал кадры по принципу личной преданности, окружал себя подхалимами, неспособными к научной работе, разбазаривал государственные средства, задерживал без всяких оснований издание законченных научных работ.
Члены партбюро Института философии отмечали, что в коллективе была создана такая обстановка, при которой люди боялись выступать с критикой недостатков, опасаясь лишиться занимаемой должности.
На партийном собрании, состоявшемся 30–31 марта и 1 апреля, коммунисты подвергли резкой критике деятельность Александрова, как директора института и как учёного. Указывалось, что Александров лучших работников, критиковавших его, старался убрать из института, принимал на работу только таких людей, которые готовы были служить ему лично, многие из выступавших говорили о том, что Александров в научном отношении является дутой фигурой, сам он научной работы не вёл, а присваивал себе чужие труды. Приводились факты, свидетельствующие о том, что Александров не писал статей, публиковавшихся за его подписью, в том числе и очерки об Индии, напечатанные в журнале «Октябрь» №№ 1, 2 за 1955 год. Многие из выступавших настаивали на том, чтобы обратиться в ЦК КПСС о просьбой об исключении Александрова из партии, выводе его из состава Академии наук и предании суду за развратный образ жизни» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 535, лл. 42–43).
Однако совсем добивать Александрова в планы Кремля не входило. Когда ряд писателей внесли предложение обратиться в ЦК с требованием исключить Александрова из партии, оргсекретарь Союза писателей Дмитрий Поликарпов заявил: «…не нам переделывать постановления правительства». Так что любитель борделей сохранил не только партбилет, но и звание действительного члена Академии наук СССР.
13 августа 1955 года Александров был отправлен в распоряжение ЦК КП Белоруссии для использования на научной работе. Умер он в 1961 году.
Вячеслав ОГРЫЗКО
В ближайших номерах мы расскажем
и о других предшественниках господина Мединского
Добавить комментарий