Без земли нет народа

№ 2025 / 47, 28.11.2025, автор: Руслан СЕМЯШКИН (г. Симферополь)

Земля… В ней – щедрой кормилице и бесстрашной защитнице всего сущего в человеческой жизни, черпал Серо Ханзадян своё вдохновение. «Нам многое дано, и нужно хотя бы часть этого многого вернуть отдающей нам всё земле», – убеждённо заявлял главный герой романа «Рассвет над Севаном». «Самое дорогое, что у нас есть, – это земля. Без земли нет народа», – говорили герои произведений этого замечательного армянского советского писателя, 110-летний юбилей со дня рождения которого приходится на 3 декабря 2025 года. Самое же дорогое в земле для писателя просматривалось и потому, что он с детских лет познал ей реальную цену, поскольку родился в семье землепашца на «Крыше Армении», в суровых горах Зангезура, где испокон веков каждый клочок плодородной почвы армянам приходилось отвоёвывать в тяжёлых и изнурительных схватках с камнем и зноем.

 

 

Земля выступала в заглавной роли во многих его произведениях также и в силу того, что её возделывали его предки – пахари. Посему и станет лейтмотивом этих произведений, создававшихся даже далеко от Армении, старинная народная песня армянского пахаря «Оровел». Она отчётлива слышна и в рассказах, и в романе «Земля», и в более позднем романе о рабочем классе «Рассвет над Севаном», и в историческом повествовании «Мхитар спарапет», и особенно в повести «Жажду – дайте воды», написанной им в середине 60-х годов прошлого столетия.

Песня «Оровел» в этой повести по сути выполняла структурообразующую функцию и выступала своеобразным духовным стержнем всего произведения, в результате обретавшего символический смысл. Повествуя о муках непосильного физического труда, она вместе с тем воспевала железную волю крестьянина-труженика, неукоснительно продолжавшего сквозь жажду, усталость и боль идти за плугом.

 

 

Начало и конец повести «Жажду – дайте воды» резко контрастны. С первых страниц читатель сталкивается с экспрессией удивительно точно переданного ощущения невыносимой тяжести и зноя. От него изнемогают все живые существа: люди, буйволы, змеи, пчёлы. Мучается, изнывает от жажды и растрескавшаяся земля, усыпанная скелетами давно погибших животных… Далее, правда, тональность повествования меняется. И вот уже можно наблюдать, как благодаря современным техническим возможностям деревню переносят со старого, обжитого за пятнадцать веков места в новый посёлок, а вверх от реки прокладывается туннель, по которому в скором времени должна пойти вода, движимая насосами. Ей предстоит оросить выжженные поля и принести радость полнокровной жизни людям, а также животным и растениям. Потому и завершается эта повесть торжеством человеческого разума, отвергавшим печаль и боль, а выдвигавшим на передний план чувство гордости за содеянное. И по-новому, конечно, в её конце звучит старинный «Оровел».

Большой художник, выразительно и страстно изобразивший беды народа, лишённого воды и не имевшего возможности должным образом обрабатывать родную землю, Ханзадян писал:

«Жажду – дайте воды…» – стенала земля, стенал и мой дед.

И стенания их, обернувшись «Оровелом», дошли до людей.

Вот они – те, кто избавил от стонов и скорби землю моей горной страны. Вот они, сидят на берегу созданного ими моря, и рядом с ними на зелёной траве трепещут только что выловленные юркие рыбки, кармрахайты, сверкающее золото снегов горы Татан, подсвеченное синими и красными бликами.

Давно ли это было – здесь камень трескался от безводья, а с колючек словно струился яд и пожирающая сухой мох змея укусом своим насмерть валила буйвола?

А сколько босых ног избито тут в кровь о сухостой и о камни…

Давно это было! Теперь пей и пой, земля! Расцветай и смягчай свой норов, колючка!..

«Жажду – дайте воды!» – молила земля.

Пришла вода, и земля больше не стонет. Но живёт в народе древний «Оровел» как свидетель былых стенаний…»

Вот так, благодаря самоотверженному труду советских специалистов, многострадальная земля у Ханзадяна получала вторую счастливую жизнь. И ему, участнику и свидетелю грандиозных социально-экономических преобразований в Армении, пришедших в его горный край вместе с новой народной властью, было о них писать интересно, приятно, в какой-то мере даже и поучительно. Поучительно в том плане, что он как бы вновь переживал непростые прожитые годы, обращался к недавнему прошлому, вспоминал собственный незамысловатый жизненный путь, на котором вроде не повстречалось ему ничего примечательного: учёба и окончание в 1933 году педагогического техникума в небольшом городке Горисе, преподавательская деятельность в сельской школе, ведение дневника, первые пробы пера, первые довоенные публикации. И участие в Великой Отечественной войне, о которой он никогда не забывал… Собственно, так неспешно и размеренно Серо Николаевич как художник и формировался.

Придя к читателю во второй половине 30-х годов, поведав о своих соплеменниках, которых знал с детства, о простых тружениках, чья жизнь – труд и чей труд – жизнь, Ханзадян, разумеется, тогда не предполагал, что с годами станет ведущим армянским советским писателем, заслуженным деятелем культуры Армянской ССР, Героем Социалистического Труда, кавалером орденов Ленина, Отечественной войны II и I степеней, Красной Звезды, «Знак Почёта», двух орденов Трудового Красного Знамени, лауреатом Государственной премии Армянской ССР, почётным гражданином Еревана. Не мог он в молодые годы мечтать и о том, что удостоится республиканского и всесоюзного признания, а также любви благодарного армянского народа, узревшего в нём не только подлинно народного писателя, а и большого мыслителя, решительно вторгавшегося в прошлое, жившего настоящим и задумывавшегося о будущем, представлявшимся ему по-настоящему счастливым и осмысленным в подлинном духовно-нравственном ключе.

«Его знают все не только по усам с рыжими от никотина подусниками, а по его душе, оставленной в книгах, – отзывался о своём друге и однополчанине крупнейший русский советский поэт, общественный деятель, Герой Социалистического Труда Михаил Дудин, однажды гостивший по приглашению Ханзадяна в Армении и убедившийся там воочию в уважительном отношении народа к своему выдвиженцу-писателю. – Его знают, и любят, и гордятся им как своим земляком и летописцем. Он воистину народный писатель…

Чтобы стать летописцем и выразителем благородных свершений своего народа, одного таланта мало, – надо ещё закалить этот талант опытом познания жизни народа, его усилий и стремлений, его успехов и неудач на пути к человеческому братству.

Армянский писатель Серо Ханзадян имеет и незаурядный талант, и богатейший опыт жизни, он истинный сын своего народа и верный борец ленинского братства народов нашей Родины».

Да, Ханзадян был сыном своего народа, сыном Армении, сыном небольшой страны, которая «видела всех жизнелюбцев, всех казнелюбивых владык». И ведь какие только народы не вторгались в древний Айастан. Ассирийцы, вавилоняне, мидяне, персы, македонцы, монголы, турки… Но даже с падением в конце XIV века Киликийского царства и утратой Арменией государственной самостоятельности, свободолюбивый народ не прекращал отстаивать свой язык, культуру, самобытность, завещанные предками. Тем более не угасили ни духа армян, ни их национального самосознания века пребывания под владычеством Османской империи. Об одном из эпизодов борьбы с турецкими захватчиками Ханзадян расскажет в историческом романе «Мхитар спарапет».

 

 

Перед читателем предстают картины первой трети XVIII века. Тогда османский султан «полой своего халата накрыл почти полмира». Однако в скалах Зангезура продолжал жить народ, не желавший покориться турецкому владыке. Сила же этого народа заключалась в неиссякаемом мужестве, в единстве ради защиты родины, в неприступных замках-монастырях, вросших в величественные горы и опоясанных глубокими ущельями.

Тут-то и выделял Ханзадян в человеке то главное, что необходимо ему в тяжёлое время, – храбрость, силу, твёрдость, выдержку, выносливость. Таковыми окажутся спарапет (полководец) Мхитар и его ближайшие сподвижники, боровшиеся с турецкими и персидскими захватчиками и прежде всего опиравшиеся на поддержку Российского государства. Они во многом схожи с былинными героями, олицетворявшими свет, добро, отвагу, честь. И добро, как известно, строит большие города, а зло превращает их в развалины. Добро под монастырскими сводами поддерживало огонь свободного творчества – зло сжигало мыслителей, художников, летописцев на кострах, забивало их камнями. Добро насмерть боролось против рабства, в то время как зло готово было продать свой народ, только бы остаться в живых. Но победа добра над злом неизбежна, говорил нам Ханзадян. И свет обязательно осилит тьму…

«На рассвете уходили вооружённые люди, – напишет Ханзадян в романе. – С клятвой на устах шли они мимо священной могилы, шли к ущелью Аракса, чтобы сразиться с врагом, вновь вторгшимся на их землю.

Возвращались поредевшими рядами, но с победой».

 

 

Чрезвычайно важно отметить и то, что в романе «Мхитар спарапет» прозвучат слова одного из вождей национально-освободительного движения армян Давид-Бека: «Армяне! Россия – звезда нашей надежды! Держитесь крепко за русских!» А полководец Мхитар с воодушевлением будет приветствовать в Армении послов Петра Первого. Недаром в интервью, данном Ханзадяном в 1984 году «Литературной газете», он подчёркивал, что «роман о Давид-Беке и Мхитаре спарапете, которые считали русскую ориентацию своего народа самой мудрой и спасительной политикой, был задуман ещё на фронте».

Кстати, слова, сказанные армянским князем и правителем Давид-Беком в начале XVIII столетия, окажутся созвучными и будут перекликаться со словами послания армянского народа воинам-армянам, которые писатель приводит во «Фронтовом дневнике»:

«Помните, сыны наши, всюду, на любом участке фронта, воюя против фашизма, вы воюете за Армению, за её свободу и независимость. Помните вечные для нашего народа слова: «Неосознанная смерть – это смерть, осознанная смерть – бессмертие!»

Определяющим, ключевым событием для творческого становления Ханзадяна как писателя, станет Великая Отечественная война.

«Начало моей сознательной жизни совпало с первыми днями великой и грозной войны, – годы спустя вспоминал Серо Николаевич. – Я рождён на фронтовых полях военного лихолетья как человек и как писатель. В знаменательный День Победы в Германии написал первую строчку своего первого романа – «Люди нашего полка». С тех пор прошло немало лет, но к теме героического подвига советского воина, одолевшего гитлеровскую громаду и спасшего мир от гибели, возвращаюсь вновь и вновь…»

Память о Великой Отечественной войне жила в Ханзадяне всегда, вплоть до его ухода 26 июня 1998 года из жизни. Присутствовала она и во многих его произведениях. В повести «Жажду – дайте воды» он упоминал о десятках жителей села, не вернувшихся к родному порогу, а в трогательном и трагическом рассказе «Угольки надежды» Серо Николаевич рассказывал о старой женщине, много лет ждущей пропавшего без вести сына. Все ночи напролёт она бодрствовала, не гасила свет в своей комнате. Не спала, не давала спать и домашним. «Он жив… Нет мне смерти, пока не увижу Баграта…» – твердила она… Этой же теме посвятит писатель и рассказ «Дым очага».

А вообще же Ханзадян почти всю войну провёл на передовой, пройдя путь от наводчика до командира миномётной роты. Уйдя на фронт добровольцем, он сначала воевал на Волховском фронте, потом участвовал в прорыве блокады Ленинграда и в боях по окончательному разгрому врага под стенами этого великого города, а завершил войну под Кёнигсбергом. В 1943 году, в фронтовых условиях, он вступил в Коммунистическую партию. Как писал упомянутый выше ленинградец Дудин, «его миномётная рота входила в состав дивизии легендарного генерала Николая Павловича Симоняка, и, таким образом, он, Серо Ханзадян, ленинградец по защите и освобождению Ленинграда от проклятой блокады; таким образом, его кровь есть в ленинградской земле на левом берегу Невы и на Синявинских высотах».

Личный военный опыт, а также способность к широким обобщениям помогут Ханзадяну в 1972 году создать документальную повесть «Три года 291 день. Фронтовой дневник», ставшую заметным и значительным произведением во всей советской прозе о Великой Отечественной войне, тем более, что несмотря на свой формальный документальный характер, она всё же несомненно являлась художественным творением, и довольно удачным.

 

 

По существу, писатель вновь обратится к своим фронтовым записям, использованным им ранее при написании романа «Люди нашего полка», увидевшего свет в 1949 году. На этот же раз он придаст своим записям форму фронтового дневника армянского юноши, прошедшего долгий путь длиною в «три года и 291 день» – путь до Берлина. «Признаюсь, я не люблю, когда меня вдруг спрашивают о том, какой из дней, прожитых на войне, врезался в память больше других», – напишет Ханзадян в предисловии к дневнику, и будет, без сомнения, прав: на войне у него все дни окажутся необычными.

Война – великое и непредсказуемое испытание для любого человека. Потому в чрезвычайных условиях и раскрывается истинный характер личности – вот то главное, что хотел сказать читателю Ханзадян, когда готовил к публикации эту своеобразную исповедь поколения мальчиков, повзрослевших раньше времени. Сам же он к этому поколению уже не принадлежал, когда началась Великая Отечественная война ему было двадцать пять лет, – возраст вполне состоявшегося мужчины.

Чем же привлекателен «Фронтовой дневник» Ханзадяна, основанный на его записях 1941 – 1945 годов? В первую очередь своей искренностью. И о ней, а также о характере этого произведения в своё время очень точно высказывался известный ленинградский критик и литературовед Юрий Петровский, отмечавший:

«Безыскусные записи автора дневника, бывшего школьного учителя, добровольно ушедшего на фронт, когда ему ещё не было 18 лет, с удивительной естественностью воспроизводят психологию поколения, на плечи которого обрушилась главная тяжесть войны и которое сумело под огнём, в крови и лишениях сохранить нравственную чистоту и верность своим убеждениям. Юный герой Ханзадяна, мужающий в ходе войны, глубоко родствен молодым лейтенантам Ю. Бондарева и Г. Бакланова, бойцам студенческого батальона в романе «Человек и оружие» О. Гончара, персонажам произведений писателей-фронтовиков, чьи имена лишь сравнительно недавно стали широко известными, – В. Кондратьева, А. Генатуллина и других… Главное в этом произведении – не описание военных действий, подвигов и фронтового быта, но стремление раскрыть личные судьбы героев в свете важнейших проблем современности. «Три года 291 день» несёт на себе отпечаток авторской духовной зрелости. Видимо, писателю необходимо было, чтобы накопленный им богатейший материал ещё раз «отстоялся», стал основой тех глубоких обобщений, к которым он пришёл почти через тридцать лет после окончания войны».

Семнадцати лет отправился автор дневника на фронт. А когда война закончилась, ему не было ещё и двадцати двух. Но изо дня в день, час за часом он взрослел и менялся. Вехами же на пути превращения мальчика в мужа окажутся и впервые увиденная им кровь, и первое поражение, и расстрел дезертира, и смерть друзей… То есть Ханзадян показывал войну в её оголённом, предельно откровенном виде, где повсеместно присутствовали смерть, страх, отчаяние и в то же время их преодоление, сознание собственной правоты и вера в победу.

Посему одной из ключевых особенностей «Фронтового дневника» является его реалистичность. Оттого-то война и предстаёт в нём не с парадной стороны, а в своём безобразном и безжалостном, кровавом и мучительном обличье, как тяжкая, но необходимая работа, сопряжённая с гибелью тысяч людей, с постоянными ранениями, увечьями, разрушениями, грязью, мраком безысходности. А вот самому Ханзадяну вспоминались при сём постоянные перемещения, его личные военные пути:

«Трудно вспомнить тысячи смертей, которые носились надо мной, ревмя ревели вокруг и только чудом не скосили меня… Я прошёл с боями не меньше пятидесяти – шестидесяти тысяч километров, и всё пеший. Открыл тысячи кубометров земли – траншей, окопов, землянок, блиндажей, могил… И всякий раз чудилось, что вот это я рою могилу себе».

Реалистичность при написании данного произведения имела для Ханзадяна исключительное значение. Отвечая в мае 1985 года на вопросы, заданные писателям-фронтовикам журналом «Вопросы литературы», Ханзадян как раз и подчеркнёт свою нелюбовь к ложной эффектации и украшательству в военной прозе:

«Сила любой литературы во все времена заключалась в её правдивости. Ни риторика, ни неуместный пафос нам не нужны, они не только излишни – они просто вредны!»

 

 

Сознательно отказавшись от каких-либо преувеличений и приукрашиваний, Ханзадян во «Фронтовом дневнике» писал о тяжёлом труде и быте солдат строительного батальона, в котором автор этого дневника служил в первые месяцы войны, а также о неоправданных потерях во время атак, искусственно приуроченных к некоторым юбилейным датам, о гибели фронтовых друзей, о тяготах окопного существования. «Записи мои полны ужаса», «Записи мои в крови», «Записи мои распяты», – нередко автор дневника делал в нём такие эмоциональные пометки.

И тем не менее писатель постарается в данном повествовании обогатить и такое понятие, как героизм. Замечать героическое в обыденном для него было принципиально важно, поскольку война – это будни, героические будни, самими участниками воспринимавшиеся как повседневный, предельно напряжённый труд. Таким героическим трудом Ханзадяну представлялось взятие высоты Званки. А на самом деле были первая неудачная атака, вторая, третья… «Вторая наша атака началась после полудня. На взрытом, истерзанном поле боя прибавилось убитых», – всего несколько скупых слов. Но за ними оказывалось многое: нечеловеческие усилия отбить у врага высоту, мужественная самоотверженность и конкретный подвиг, значение которого солдаты в момент боя не осознают. Потому-то при вручении автору дневника ордена за Званку, он искренне недоумевал: «За что же награда?»

Но всё же лейтмотив произведения не в этом. А в показе прочности, цельности, убеждённости, оптимизма героя, вступившего на фронте в ряды ВКП(б). Молодой этот человек в действительности безоглядно любил жизнь и не давал смерти взять верх над данным естественным человеческим чувством. И в этом, думается, он особенно близок своему создателю, с поразительной скромностью объяснявшему причины мужества, проявленного им в годы военного лихолетья:

«Жизнь, как бы она не складывалась, прекрасна уже сама по себе… На войне смерть не пугает не потому, что человек там по-особому храбр… Просто на войне не остаётся места для отчаяния».

Что и говорить, от этих слов веет душевным здоровьем, человеческой основательностью и глубиной, фактически так же, как и от приписки: «Записи мои согреты солнцем», сделанной юным солдатом к одной из глав своего дневника.

Оптимизм автора дневника окажется неразлучным и с верой в людей. Именно она поможет ему разглядеть в человеке всё самое лучшее, и прежде всего верность фронтовой дружбе. Сам же Ханзадян, отвечая на один из вопросов, заданных ему к сорокалетию Победы, отмечал:

«А что солдат без веры? Вера, доверие друг к другу, к человеку были на войне так же нужны, как патроны и хлеб. Вера под огнём обретает совершенно иное, самое реальное и одновременно мистическое значение».

На этих незыблемых принципах базировались отношения автора дневника с немолодым солдатом Сахновым, его старшим надёжным другом, наставником и помощником, а также и с лейтенантом Иваном Филипповым. Оттого и письмо, написанное им после гибели Ивана его родителям, воображаемые беседы с погибшим другом принадлежат к лучшим страницам этого произведения. Тут, между прочим, вспоминается призыв Бачаны Рамишвили – главного героя романа Нодара Думбадзе «Закон вечности», удостоенного в 1980 году Ленинской премии: «Обессмертить души умерших друзей, чтобы не обречь себя на одиночество в жизни». И слова эти, будь они известны герою Ханзадяна, стали бы ему очень понятны и близки. Собственно, нечто подобное он переживал у могилы Филиппова, когда мысленно с ним беседовал и вдруг из-под земли услышал голос друга:

«Я не мёртв. Я жив и когда-нибудь, лет через пять, а может, и через тридцать, через пятьдесят лет, ещё явлюсь тебе. Обязательно явлюсь…»

Уверенно можно констатировать, что вера в бессмертие павших героев являлась одной из составных частей исторической памяти самого Ханзадяна. И эта память становилась всё шире и шире, когда переходила в раздумья о прошлом Армении. Так, случайно услышанная его героем на фронте песня напомнит ему марш зейтунцев, смело защищавшихся в своих горах во время геноцида армян в Османской империи в 1915 году. Отсюда, кстати, его мысль обратится к словам монстра Гитлера, в 1939 году сказанным перед вторжением в Польшу:

«Не надо обращать никакого внимания на общественное мнение, нужно безжалостно убивать мужчин, женщин и детей, нужно уничтожать всех славян… Кто сегодня ещё говорит об истреблении армян?»

Юному автору дневника на фронте доведётся прочитать и дьявольскую заповедь фашистского главаря, адресованную солдату третьего рейха:

«Убей в себе милосердие и жалость – уничтожай всё русское, советское. Будь перед тобой старик или женщина, маленькая девочка или мальчик – убей их!»

Недоумевая, он задаст вопрос переводчику:

«Скажите, капитан, как назвать человека, призывающего к убийству детей?» «На ваш вопрос ответит история», – промолвит его собеседник. «Да, но у истории короткая память, – сказал я, не умея заглушить боль горьких воспоминаний», – запишет в дневнике молодой солдат. Но запомнится ему тогда и пророческий ответ: «Зато у нас она долгая».

Долгая, цепкая память наличествовала и у Ханзадяна, бывшего по жизни неутомимым путником, побывавшим во всех уголках родной Армении. При этом страсть к дороге у него появится ещё в детстве, когда он вместе с отцом-почтальоном обходил ближайшие селения. Тогда же не единожды приходилось им бывать в зангезурском селе Каджаран, где люди веками жили в пещерах, выдолбленных в скалах руками их прадедов. И при сём каждый клочок земли полуголодные люди отвоёвывали у камней. Но и на нём у них почти ничего не росло, поскольку плодородию земли препятствовали сильные морозы высокогорья. Вот так и жили, спасались в горах от войн, но бедствовали в мирной повседневности.

«Столетия тянулась здесь жизнь – однообразная, голодная, каменная, – писал Ханзадян в романе «Каджаран». – Теперь на далёкой крыше мира родилась новая песня, новая жизнь – полная смысла и величия».

 

 

И вот в Каджаране уже разворачивается гигантская стройка, так как там обнаружены запасы редчайшей в мире руды – молибдена. И добывают его настоящие труженики, о которых Ханзадян увлекательно и поведает.

О другом же своём романе, тоже посвящённом теме грандиозных преобразований на родной земле, Ханзадян скажет:

«Будущую книгу я всегда ощущаю как близость рассвета и последний свой роман о героике трудовых будней строителей туннеля Арпа – Севан, уникального по масштабам строительства, объявленного всесоюзной ударной стройкой, – назвал «Рассвет над Севаном».

Роман этот, отмеченный премией на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР на лучшее произведение художественной прозы о современном советском рабочем классе и колхозном крестьянстве, сегодня воспринимается по-особому. В нём Ханзадян представит замечательных героев – простых тружеников, бурильщиков, строителей, руководителей строительства туннеля, работников сферы обслуживания, молодого журналиста, союзного министра и его заместителя, директора научно-исследовательского института, председателя Совмина республики, партийных работников, армян и русских, совсем молодых и более зрелого возраста, в общем всех тех, кто с огромным энтузиазмом строил (и способствовал строительству) протяжённый и чрезвычайно важный для республики туннель, которому предстояло стать защитником озера Севан, требовавшего всенародной заботы. Все эти люди разные, но они выглядят необыкновенно красивыми. И не только физически, а и духовно. Им не чуждо помогать друг другу, заботиться о товарищах, даже о тех, кто нечаянно оступился… Они живут полновесной советской жизнью, может небогатой, не «слащаво-приторной», но красивой, светлой, наполненной глубоким смыслом. И труд тяжёлый им в радость. Да и материальное положение их улучшается, для них строятся дома, они получают в них квартиры, а на некоторые сбережения могут покупать и личные автомобили… Жизнь трудовая советская, говорил читателю Ханзадян, сознательна, содержательна, в ней есть место трудовым подвигам и свершениям, нормальным человеческим взаимоотношениям, любви, семейному теплу и многим интересным делам, человека возвышающим и делающим всецело свободным, мыслящим, мечтающим и творящим.

 

 

Почти одновременно с романом о рабочем классе и трудовых свершениях Советской Армении, выйдет и роман Ханзадяна «Царица армянская» – о «преданьях старины глубокой», событиях почти мифологических, трёх с половиной тысячелетий давности.

Серо Ханзадяну всё было, что называется, по плечу. Он блестяще внедрялся в современность, древность, времена стародавние и в недавнее прошлое. И служил он таким образом своему народу. Великая любовь к Армении, а также и к России, Советскому Союзу, к братству народов согревала его душу и вдохновляла творчески трудиться. И труды его не оказались напрасными. Потому-то его творческое наследие и взывает нас к внимательному и заинтересованному ознакомлению с ним.