Дедушка в рыжем треухе
(Непридуманная история)
Рубрика в газете: Проза, № 2025 / 21, 30.05.2025, автор: Николай КОКУХИН
Всё произошло внезапно, в считанные секунды. Едва мы миновали перелесок и, пригибаясь, побежали в сторону ближайшего оврага, как раздались автоматные очереди. Я так и не понял, откуда стреляли: то ли из ольховой чащи, то ли со стороны проселочной дороги, то ли из оврага. Дикая боль пронзила мои ноги, и я упал навзничь. У меня хватило сил только на то, чтобы заползти в густой кустарник. Через минуту послышались голоса укров:
– Добре дiво зробыли!
– Швыдко угробыты москалей!
– Так йм и треба!
Сказавший последние слова загоготал, а за ним все остальные.
Я понял: мы попали в засаду. Если бы мы пошли через сосновый бор, то избежали бы этой беды. Но сержант Ребров, желая сократить расстояние, выбрал иной путь. Теперь поздно сожалеть об этом. Судя по тому, что укры разговаривают, никого не боясь, значит, все мои три товарища-разведчика погибли. Я притаился, стараясь не шевелиться и ничем не выдать себя. Между тем голоса стали удаляться; видимо, укры куда-то торопились. Меня спасло то, что я лежал в кустарнике, куда они в спешке не заглянули.
Мои ноги кровоточили и сильно болели, я боялся пошевелить ими. И всё же нашёл в себе силы, чтобы перевернуться на спину; затем включил сотовый телефон, набрал номер командира нашего взвода и объяснил ситуацию, в которой я оказался.
– Мы ушли слишком далеко и ничем помочь тебе не можем, – сказал командир.
Я находился на территории, которую контролировали укры, а это значило, что мне надеяться не на кого. Ползти я не мог, да и куда поползёшь, если кругом враги.
Я предался невесёлым раздумьям. Часы мои сочтены, скоро отойду в иной мир, тело моё останется в этом кустарнике, и оно никому не нужно. Пусть будет так, я выполнил свой долг, моя совесть чиста, а дальше…
Вдруг ко мне подошёл дедушка в поношенном бушлате и в рыжем треухе; у него были внимательные и очень добрые глаза. Откуда он появился, я не знал.
– Сынок, ты как сюда попал? – обратился он ко мне.
– Так уж получилось, – ответил я, – ничего не поделаешь.
– Судьбы Господни неисповедимы, – продолжал дедушка. – Разве можно всё предвидеть?
– Я мечтал стать полковником, а теперь куда уж…
– Тебе сколько лет?
– Двадцать три.
– Ой какой молоденький! У тебя всё впереди.
– Нет, батя, теперь наоборот, всё позади.
– А вот посмотрим. Я тебя вытащу отсюда.
– Батя, тебе это не под силу.
– Мне действительно не под силу, а вот Господу очень легко.
– Я вижу, ты большой шутник.
– Нет, я всерьёз.
– Ты щуплый, слабый, а я вон какой… под восемьдесят… тебе и с места меня не сдвинуть.
– А ты молись, и всё устроится.
– А как молиться-то? Я в этом, батя, не силен. Как запустить дрон – знаю. Как обращаться с автоматом и гранатомётом – знаю. Как схватиться с укром в рукопашную – только подавай. А что касается молитвы, то…
Я замолчал, не ведая, что еще сказать.
– А ты говори: Господи, помилуй!
– Это для меня ново.
– Ничего, обвыкнешь.
– Батя, – опять возразил я, – тащить меня далеко, а кругом укры, нас обоих прихлопнут.
– Бог даст, всё обойдется. Я местный, знаю все тропки и дорожки. Давай-ка свои руки.
С помощью дедушки я сел, а потом он ловким движением взвалил меня на свою спину. Немного согнувшись, чтобы сохранить центровку, он медленно побрёл вдоль опушки. Я два или три раза произнёс Господи, помилуй, а потом потерял сознание.
Очнулся на больничной койке, в большой светлой палате.
– Как я сюда попал? – спросил я у медсестры Кати, которая пришла перевязать мои раны.
– Обычным способом, – ответила она, ловко орудуя бинтами. – Привезли и положили.
– А кто привёз?
– Не запомнила. Ты, Федюша, родился в рубашке. Доктор сказал, что раны не опасны.
– А скоро я встану на ноги?
– Такие молодцы, как ты, у нас долго не задерживаются, – улыбнулась Катя, поправляя одеяло и простынь.
На другой день в нашу палату пришёл священник, отец Дмитрий; он совершил молебен о здравии, помазал всех, кто находился в палате, маслицем и подарил каждому по иконке.
– Кто это? – спросил я у него, разглядывая подаренную иконку.
– Преподобный Серафим Саровский, уроженец Курска, покровитель нашего края, – пояснил отец Дмитрий.
– Я его знаю! – воскликнул я. – Я разговаривал с ним!
– Где?
Я рассказал о недавней встрече.
– Почему вы его не пригласили сюда? – спросил я.
– К сожалению, это невозможно.
– Как это – невозможно? – возразил я. – Если он один раз приходил ко мне, то может и ещё прийти.
– Он человек очень занятый.
– Я хочу отблагодарить его! В следующий раз приходите вместе с ним. Он очень добрый, а добрый человек никогда не откажет.
– Федя, я бы рад это сделать, но…
Отец Дмитрий замолчал.
– Что тут сложного, не понимаю. – Я вопросительно посмотрел на него.
– Преподобный Серафим находится на Небесах, у Престола Божия, – сказал отец Дмитрий.
– А что он там делает?
– Молится.
– А может ли он отпроситься ненадолго? Ну, хотя бы на одну минутку?
– А ты помолись ему, – посоветовал священник.
– Я знаю только одну молитву: Господи, помилуй!
– Вот и повторяй её почаще.
– А он придёт?
– Вот этого я не знаю… Ну, друзья мои, – обратился отец Дмитрий ко всем сразу (нас было шесть человек), – пожелаю вам хорошего настроения, бодрости и скорейшего выздоровления. Наверняка кто-то из вас, окрепнув, вернётся на фронт.
– Наверно, все и вернёмся, – сказал майор Гришин, самый старший в палате.
– А я – в первую очередь! – воскликнул я. – Если здесь не увижу своего спасителя, то на фронте уж точно увижу!..
Это проза? Да нет, это рождественская сказочка от некоего неофита. А автору сколько лет? Из детского сада или уже в школу ходит?
УПОВАЮ НА ТЕБЯ, ЧУДОТВОРЕЦ НИКОЛАЙ
Жёлтые листья кружили над землёй. Порывы ветра бросали их под ноги прохожих. Ноябрь 1929 года. Зима не за горами. В семье Фёдора Сотникова родился тринадцатый сын. Радость и гордость царили в душе мужчины, главы семейства. Увеличится надел земли, принадлежавший его семье. За каждого младенца мужского пола нарезали десять соток. Трудна доля крестьянская. На стерне собрали колоски – каждое зёрнышко на учёте.
Сложно отдать всё своё, годами нажитое, и решится сообща сеять пшеницу, растить скот. Коллективное хозяйство. Неизвестно, что из этого получится. За полночь вернулся Фёдор домой. На общем сходе обсуждали вопрос о вступлении в колхоз. Решили с женой Натальей подождать, посмотреть…
Дом под железной крышей по сей день стоит на перекрёстке улиц Международной и Больничной в городе Белореченске. Построили его родители Фёдора. В нём родились дети… Каждодневный тяжёлый труд ради детей, а по станице разговор: кулаки. Господи, какие там кулаки. Пара лошадей, волов, да корова.
Декабрьской ночью в ворота постучали.
Собирайтесь. По решению станичного Совета, ваша семья отправляется в ссылку. Четверо детей с матерью посадили на телегу и повезли на станцию. Фёдора отправили по этапу в Красноярский край.
Много лет спустя, Наталья Васильевна рассказывала внукам и правнукам о тяжёлых днях испытаний, выпавших ей и её детям.
В феврале 1930 года эшелоны прибыли на станцию Соликамск. Несколько тысяч человек были выброшены из вагонов в чистом поле. Пронзительный ветер, снег… и женщина с детьми… младенец кричал не переставая. Дальше предстоял пеший этап ссыльного «кулачества» по тракту «Соликамск-Чердынь». Местные власти не могли принять, разместить и обеспечить продовольствием депортированных.
Шепчет Наталья Васильевна молитву: «Господи, спаси и сохрани детей…» Затих малыш. Мать боится глянуть на младенца. Из тринадцати рождённых детей, выжили четверо. Старшему Павлу – четырнадцать, Ивану – девять, Тимофею – четыре, а Порфирию три месяца.
– Не дожить нам до утра, – думает Наталья, и не узнает Фёдор нашего земного пути.
Скрипнули полозья саней. То ли чудо, то ли видение. Мужчина бросил Наталье полог с саней и подал каравай хлеба.
– Корми, матушка, деток…
Светло от снега. Сани исчезли из виду. Запах хлеба возвращал к реальности… Укрыла мать детей пологом, дала хлеба. В тревожном сне забылись до утра.
А с первыми лучами солнца заплакала Наталья: «Да это же был Николай Угодник. Как не признала?…
До конца дней своих молилась мать за детей своих пред образом Святого Николая.