ЕЩЁ ПОЭЗИЯ ЖИВА…
Памяти Глеба Горбовского
№ 2019 / 9, 08.03.2019, автор: Иван САБИЛО (САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
С Глебом Горбовским я познакомился осенью 1959 года в литературном объединении молодых писателей «Голос юности», которым руководил Давид Яковлевич Дар. Открыли его при Доме культуры «Трудовых резервов», что на улице Софьи Перовской (ныне – Дворец учащейся молодёжи, на Малой Конюшенной). Мне тогда было девятнадцать лет, а Глебу только что исполнилось двадцать восемь. Он читал:
А весной, когда набухнут почки,
у людей должны рождаться дочки.
Они ведь на весну похожей,
чем на земле любой прохожий
мужского пола.
Жду весну! Её, сырую,
я сам в пелёнки заверну.
– Неожиданные для меня стихи, – сказал я. – Их нужно читать и слушать с улыбкой.
– Ты полагаешь? – спросил он.
– Да, полагаю, – сказал я.
– Тогда будем жить, чтобы дружить?! – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал он, и мы пожали друг другу руку.
Вскоре у него вышел первый поэтический сборник «Поиски тепла». Мне он подарил его с автографом: «Ване Сабило на удачу».
В начале шестидесятых гг. я жил на Пушкинской улице, в доме № 12. Глеб сказал, что и он живёт на Пушкинской, а рядом – поэт Николай Рубцов. И пообещал нас познакомить. Но этого не случилось, – вскоре я переехал в однокомнатную кооперативную квартиру, на улицу Орджоникидзе. И оказался по соседству с Глебом Горбовским – он уже поселился на Звёздной. В одном с ним доме жили писатели Виктор Курочкин, Даниил Аль, Борис Сергуненков… В соседних домах – Радий Погодин, Евгений Кутузов, Александр Крестинский…
Возле моего дома располагался универсам, который часто посещал Глеб. Иногда он заходил ко мне. Читал стихи, свои и чужие. Разговаривали о журнальных публикациях, о наших друзьях и знакомых по «Голосу юности». А там были Алексей Ельянов, Слава Гозиас, Герман Сабуров, Олег Охапкин, Наталья Галкина, Юрий Шигашов, Владимир Алексеев, Анатолий Степанов, Галина Галахова, Алексей Любегин, Александр Давыдов… Приходили Олег Тарутин, Леонид Агеев, Виктор Ширали, Виктор Соснора. Дважды или трижды появился Иосиф Бродский; экспрессивно и в то же время молитвенно читал стихи. Но Давид Яковлевич отказал ему в приёме в объединение, посчитав его творчество «не близким поэзии».
Я спросил у Глеба, так ли это? Он тут же откликнулся:
– Дар ошибся. Бродского нужно воспринимать таким, каков он есть, а не таким, как кому-то хочется.
– Но ведь Дар тоже кое-что понимает?
– Да, хотя далеко не всё. Думаю, со временем он и это поймёт…
В 90-е, когда Иосиф Бродский ушёл из жизни, Глеб сказал: «Ему изменял вкус, но никогда не изменял талант…»
После развода с одной из жён Глеб оказался в коммунальной квартире на Кузнецовской улице, что у Московского парка Победы. Я бывал у него. Однажды стал свидетелем бытового скандала. Соседка в самых жёстких словах обвиняла его, что он «безобразно ведёт себя в квартире» и пригрозила выселить в срочном порядке. – «Про что она? – спросил я. – Она права, – сказал Глеб. – Всё из-за птички. Несколько дней назад я пожалел одного чудака. Был мороз. Чудак стоял у нас в подъезде и кормил семечками сизого голубя. Я остановился рядом, спросил, показав на птичку: – Ручная? – Да, но бездомная, ночевать негде, – был ответ. – А тебе? – И мне, значит. А то сидели бы сейчас вместе на тёплой кухоньке. – А что так? – спрашиваю. – Пьянки наши довели. Жене надоели, и она теперь нас в дом не пускает. Подумываем в какой-нибудь монастырь податься. Там, может, отойдём. – Жалко стало бедолагу. Чем-то он напомнил мне меня».
В общем, пригласил Глеб Яковлевич этого чудака вместе с голубем к себе. Накормил, предложил переночевать. Утром тот ушёл, оставив птичку на память. Как он выразился, в благодарность за приют. Стал жить голубь у Глеба. Иногда вместе с хозяином выходил из комнаты и гулял по коридору, поднимая с пола невидимые человеческому глазу песчинки и прочие крошки. Днём, когда хозяин за столом что-то сочинял, он с прикрытыми глазами сидел на Глебовой подушке и видел сны…
Однажды Глеб проснулся среди ночи от жжения на шее. Тронул рукой, что-то попалось. Включил свет и отшатнулся – огромная вша, каких Глеб не видел даже в военное время. Понял, откуда она. Открыл форточку и выпустил гостя. Последил, как тот перелетел в парк и приветвился на липу.
Выяснилось, что вши совершили наступление не только на Глеба, но и на соседку. А я пришёл к нему как раз в тот день, когда она это обнаружила. И не просто выразила своё возмущение Глебу, но вызвала сотрудников СЭС, которые произвели дезинфекцию. И предупредили о последствиях подобного гостеприимства.
Это уже было без меня. А я тогда подумал, что нет, неправильно, если знаменитый поэт живёт в коммунальной квартире, и в 2010 году предложил выдвинуть его на премию Союзного государства.
Другая история. 11 декабря 2010 я, писатель Александр Скоков и его сын Андрей нагрянули к Глебу Яковлевичу домой на Кузнецовскую. Поэт в свежей белой рубашке, гладко выбритый и аккуратно причёсанный, предложил чаю. Стал рассказывать.
– ДЕТСТВО? Что запомнилось мне из детства? Арест отца в 38-м. Мне 7 лет. Мы жили в Ленинграде, на Малой Подьяческой, в большой коммуналке. Вошли двое. Дали отцу 8 лет и 4 года поражения в правах. По 58-ой. На одном из своих уроков, он сказал, что Пушкин, Блок лучше, больше чем Маяковский. Тогда высоко ставили Маяковского и не прощали «вражеской» критики в его адрес. Вернулся отец уже после войны.
Война застала меня в Порхове. Поехал на лето к тёте Фросе – родной сестре отца. Скобари псковские, из староверов. Там и встретил войну. Немцы пришли быстро. Тяжело вспоминать. Я об этом писал, рассказывал.
После освобождения отец работал учителем на Костромщине, в деревне Жилино. Глухой лес, теперь этой деревни, конечно, нет. При школе была комната, кухня. Во дворе банька – там потом жила сестра отца, Лукерья. У отца в школе был шкафчик с книгами. Среди них – Тютчев, Некрасов, Блок, Есенин. Всё это я читал. Отец преподавал русский язык и литературу (он закончил пединститут имени Герцена).
Мама провела всю блокаду в Ленинграде. К выходу отца она уже была замужем. Помню возвращение отца, его встречу. Он родился 14 октября, в Покров. В нынешнем году ему исполнилось 110 лет. А я родился 4 октября…
Там, в Жилино, я начал писать стихи. Отцу не понравилось, что я начал так, «с нахрапа». О чём писал? Увидел церковь старую – написал. Потом открытку – за решёткой люди. Кажется, с картины Ярошенко «Всюду жизнь». Тоже написал. Отцу не понравились мои «опыты». Он хотел, чтобы я учился. У меня ведь из-за войны было всего три класса. Учился немного в оккупации, среди уроков был Закон Божий. Закон был, а немцы безбожно убивали… Отец хотел, чтобы я подготовился и экстерном сдал за 7 классов. Стихи мы собрали и сожгли на костерке – место такое между 4-х берёз. Предали огню. Было мне 16 лет.
ЛЕНИНГРАД? Мама с отчимом уехала в Новороссийск, там они и жили. Я к ним приезжал. Отец умер в 92 года, мама – на 85-м… Она была полурусская. Отец её – Суханов. Моя бабушка – зырянка, первая детская зырянская писательница, Агния Андреевна Суханова. Мама, когда уезжала с отчимом, оставила мне большую комнату в доме № 6, по 9-ой линии Васильевского острова. Комната была опечатана. В Ленинграде меня отдали в ремесленное училище № 13, при Балтийском заводе. Стал учиться на деревообработчика. И даже чуть выше – на модельщика. Делали формы для изготовления деталей кораблей. Потом перешёл на фабрику «Красная заря», что на 8-ой линии; там выпускали рояли.
В 50-е годы ходил в литературное объединение «Голос юности», которым руководил Давид Яковлевич Дар, муж Веры Пановой. Литературная учёба весьма пригодилась, так как я был неграмотным в поэтике. Давид Яковлевич многое открыл в области формы. Потом перешёл в литобъединение при Горном институте. Публиковался в горняцкой газете. Занимался у Глеба Сергеевича Семёнова. Там был Тарутин, позже пришёл Кушнер. В те же годы познакомился с Рубцовым. Чуть позже он поступил в Литературный институт и уехал в Москву. Я приезжал к нему в общежитие.
Тогда же проходил Первый поэтический турнир в Ленинграде. Участвовали Кушнер, Бродский, я… Победил Герман Сабуров, прочитав стихотворение «Подозрение»: «Подозревают всех и все// И я живу, подозревая //Самонадеянность в осе// И женский страх в собачьем лае…»
Первая моя книга «Поиски тепла» вышла в 1960. По ней меня приняли в Союз писателей СССР. Наиболее известной стала четвёртая книга «Тишина», в 1968-м. И сразу – разгромный подвал «Рыжий зверь во мне сидит» в газете «Советская Россия». Что там нашли крамольного! «Рыжий зверь» в каждом сидит, дай ему только волю. Поддержали меня тогда Михаил Дудин и Александр Прокофьев.
Поэты моего поколения – Виктор Соснора, Леонид Агеев… С Бродским не был близок. Мог зайти к нему на Пестеля, занять трояк на вино… В России говорят: «Сначала поэтов убивают, потом памятники ставят». Но, как правило, поэты убивают сами себя. Даже если их убивали, то сначала они убивали сами себя. То есть их не убивали, а добивали… Поэты всегда жили бедно. Если поэт думает о деньгах – он не думает о поэзии. Явился в этот мир поэтом – вот и живи поэтом, а не дельцом.
О ВОЙНЕ? Когда война закончилась, мне было 14 лет. Я работал в Латвии, на хуторах. Как все мальчишки той поры, ездил на места боёв, находил пистолеты, гранаты. Разводили костры, рвали… Не знаю, был ли в народе подъём, но была радость – закончилась война Победой!
О НАРОДЕ? Никогда не смотрел на народ со стороны. Я родился в нём и жил. Как говорится, варился в нём. Работал в геологических, геофизических экспедициях на Сахалине, на Камчатке, на Курилах. Рабочим, взрывником, поваром. Если сравнивать народы – немецкий, английский, еврейский, то, конечно, у каждого что-то своё, отдельное. Но там каждый скажет о себе: «Я – один из…» А в русском – каждый может сказать о себе: я сам – народ.
БЕЛАРУСЬ? Моя третья жена, Светлана Фёдоровна Вишневская из Беларуси, витебская. Я подолгу жил в деревне на реке Двине. Много думал – было над чем. Много писал – было о чём. Белорусский язык, украинский язык – славянские языки. Но объединяет их русский язык.
О БОГЕ? Революция в России, революция в Германии. Две великие европейские державы, отменившие Бога. Как можно отменить Бога? – это не подлежит обсуждению. Во все времена были верующие и были безбожники. Сейчас восстанавливают храмы. В народе есть движение к вере. Это хорошо.
Через некоторое время мне в Москву позвонила первая жена Глеба, Лидия Дмитриевна Гладкая (он её называл ангелом-хранителем). И поблагодарила за выдвижение Глеба на премию Союзного государства. Этой премии как раз хватило на то, чтобы поэт смог переехать из коммунальной квартиры в отдельную…
26 февраля 2019 года окончил свою земную жизнь выдающийся русский поэт Глеб Яковлевич Горбовский. В первый, удивительно солнечный день весны, в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры мы присутствовали при его отпевании. А затем хоронили на Богословском кладбище.
Два замечания.
1. Вши с животных на людей не переползают. Человеческие и птичьи паразиты – разные.
2. Зачем пересказывать то, что можно узнать из первоисточника? Г. Горбовский обо всем этом писал в книге “Остывшие следы”, в стихах, рассказывал в интервью.