ГИППОПОТОП, ХРЮКА И МИШКА СО СЛАБЕНЬКИМ УМИШКОМ
Как сегодня переводят Алана Милна
№ 2022 / 19, 20.05.2022, автор: Елена БЕЛЯКОВА
Школа в науке и искусстве – великая вещь. Она сохраняет всё лучшее, что выработало человечество, и открывает дорогу новаторству.
Трудно переоценить роль советской школы художественного перевода. Благодаря ей, наши читатели могли насладиться произведениями литературы, созданными на всех языках мира, а переводные книги стали фактами русской литературы. Основные принципы этой школы были сформулированы её выдающимися представителями: Чуковским, Маршаком и другими переводчиками. Вот эти принципы:
- Нет бездумному переводу. Переводчик наравне с автором несёт ответственность за судьбу произведения, за то, каким оно придёт к читателю. «Дурной перевод – клевета на автора».
- Переводчик не должен быть бесстрастным читателем подлинника, при переводе он обязан включать свой жизненный опыт и чувства.
- Точность перевода не есть механическое воспроизведение оригинала. Поэтическая точность даётся только смелому воображению, основанному на глубоком знании предмета.
- Сохранение чистоты русского языка. Хороший перевод складывается из глубокого понимания мировой культуры и верности нормам русской словесности.
Сейчас стало модным дискредитировать советскую школу перевода, но делают это горе-переводчики, которые таким образом оправдывают свою неспособность работать хорошо. Отрицая школу, они предлагают читателям творения, которые вызывают только недоумение и возмущение.
Ситуация становится опасной, когда эти деятели замахиваются на любимые детские книги, и даже на самое святое, на «Винни-Пуха», например. Эта книга в переводе Бориса Заходера сразу полюбилась и маленьким, и взрослым читателям, она стала частью нашей культуры, с её помощью уже несколько поколений наших граждан вошли в волшебный мир литературы. Перевод Бориса Заходера – совершенство. Он написан прекрасным русским языком, передаёт образы героев, настроение, атмосферу книги без малейшего изъяна. Он настолько хорош, что едва ли не лучше оригинала.
Но, тем не менее, нашлись люди, не постеснявшиеся предложить юной аудитории собственные творения. Такими «смельчаками» оказались С. Максимишин (нигде не смогла найти имя переводчика), Вадим Руднев и Виктор Вебер. Все эти переводы были изданы в 90-е годы в издательствах «Аста-Пресс», «Гнозис» и «ЭКСМО-Пресс» соответственно. Конечно, и переводчики, и издатели прекрасно понимали, что сразу возникнет тот же вопрос, что и у тётушки Ивана Васильевича в «Театральном романе»: зачем же было тревожиться сочинять? И вот тут в качестве главного аргумента выдвигается тезис, что Заходер что-то там исказил или пропустил, и, самое главное, не понял глубину «Винни-Пуха» и превратил философское произведение с многоярусным подтекстом в детскую сказку. Разговоры о подтексте «Винни-Пуха» теперь так же модны, как и новые переводы.
Г-н Вебер так прямо и заявил в интервью «Книжному обозрению»:
«Винни-Пух», которого читали мы с вами, он, мягко говоря, кастрирован и переработан… Когда я узнал, что произошло с оригинальным текстом «Винни-Пуха» при переводе, стало обидно – как же так, хороший автор, а мы на самом деле его не знаем».
Во вступительном слове к переводу Максимишина также говорится: «Мы старались максимально следовать английскому тексту и подтексту, сглаживая лишь в отдельных случаях его звучание».
А Вадим Руднев вообще заявляет, что, «листая заходеровского «Пуха», он вдруг обнаружил, что «Винни Пух», как ни странно, – именно об этом: о возможных мирах и иллокутивных актах, жестких десигнаторах и индивидных контекстах, о пропозициональных установках и референтно-непрозрачных модальностях».
Похвально, конечно, что Вадим Руднев освоил программу аспирантуры по лингвистической специальности, но при чём здесь Винни-Пух? Почему медвежонок должен страдать от образованности комментатора, как называет себя г-н Руднев?
Заявляю со всей ответственностью: никакого подтекста в «Винни-Пухе» нет, это вам не «Алиса в стране чудес». Можно догадаться, откуда пошли разговоры о подтексте в «Винни-Пухе»: в 1963 году британский литературовед Фредерик Крюс написал книгу «The Pooh Perplex» (по-русски что-то вроде «Путаница с Пухом»), где анализирует «Винни-Пуха» с точки зрения фрейдизма, формализма, вульгарной социологии и т. п. Суть в том, что эта книга – пародия, в ней автор высмеивает исследователей, которые ищут подтекст везде, даже там, где его нет. У нас же многие восприняли книгу серьезно, чему виной то ли проблемы с английским, то ли с чувством юмора.
Давайте посмотрим, как на практике осуществляется «максимальное следование тексту и подтексту». Вот как пишет Максимишин в начале книги:
«Это теперь медвежонок живёт в собственном домике посреди Леса. А давным-давно, когда Кристофер Робин был ещё маленьким, он каждый вечер укладывал мишку спать в большую картонную коробку, на которой было написано:
Медвежонок.
В.И.Н.Н. и ПУх
Вы, конечно же, догадались, что означает эта надпись? Да, всё правильно: «Медвежонок. Высококачественное изделие. Необходим неослабленный и постоянный уход». Кристофер Робин был ещё маленьким и думал, что В.И.Н.Н. и ПУх – это имя, а когда догадался, как вы, то уже привык».
Что это за бред? Кто смог бы расшифровать эту аббревиатуру, если бы действительно кому-то пришло в голову размещать шифровку на упаковке детской игрушки? Тем более что всё это – выдумки переводчика, в оригинале нет ничего подобного.
В целом, все три новых перевода с завидной последовательностью доказывают, что всё лучшее в них взято из перевода Заходера, а всё оригинальное – отвратительно. Взять хотя бы имена героев. Если бы «новые» переводчики точно следовали оригинальному тексту, а не заходеровскому переводу, то они назвали бы мишку Уинни-те-Пу. Вот только найдётся ли какой-нибудь сумасшедший, который выложит из своего кармана деньги за какого-то сомнительного Уинни-те-Пу? А вот Винни-Пуха купит каждый. И наши толмачи прекрасно это понимают. Вадим Руднев с какой-то патологической наивностью признаётся в плагиате: «Имя Winnie-the-Pooh по-русски должно звучать приблизительно как Уинни-де-Пу. Конечно, так Винни Пуха никто не узнает». Поэтому он оставляет в названии книги привычное имя: «Винни Пух и философия обыденного языка», хотя в самом тексте именует медвежонка Winnie Пухом. Два других переводчика не мудрствуют и зовут его, как и Борис Заходер.
С именами других героев дела обстоят по-разному: какие-то остались, как у Заходера, другие – поменялись. Так, у Максимишина Слонопотам стал Гиппопотопом, а Крошка Ру – Рушечкой (невольно напрашивается рифма Рушечка-хрюшечка, но поросёнка там по-прежнему зовут Пятачком). У Вебера Кенга и Ру остались без изменений, зато Пятачок превратился в Хрюку (Это крошечное боязливое существо – Хрюка?! Ещё бы назвал его Хрюн Моржов); Слонопотам – в Хоботуна, а Бука и Бяка – в Вузлу и Визли.
Вадим Руднев перещеголял всех. Досталось не только Пуху. Вот что он сам пишет в теоретической, так сказать, части: «Имя осла Ееуоrе мы «перевели» как И-і, придав ему некоторую отстраненность, а его носителю – облик китайского мудреца. (С какого это, спрашивается, фэн-шуя он стал китайцем?!) Owl из Совы стал Сычом (живет в лесу один, как сыч), что вернуло ему законный английский мужской род. Таким образом, из «дам» осталась только Канга (вариант, более близкий к английскому произношению этого слова) (Ложь! Более близкий именно «Кенга») со своим Бэби (вместо Крошки) Ру. Tigger мы транслитеровали буквально – как Тиггер (по ассоциации с nigger, так как Тиггер в определенном смысле цветной)».
(В некоторых странах за одно это последнее замечание г-н Руднев сидел бы в тюрьме, а не публиковал бы всякую чушь.)
А во что Руднев превратил чудесную Пухову пыхтелку?! –
Мишка очень любит мед!
Почему? Кто поймет?
В самом деле, почему
Мед так нравится ему? –
У него она по непонятной причине превратилась в хокку:
Не забавно ли?
Медведю подавай мед.
Зачем он ему!
Рудневский вариант – это вообще что-то невообразимое, хотя и наименее вредоносное, поскольку ни один ребёнок его самостоятельно не осилит, а вменяемый взрослый своим детям читать не будет. Творения Вебера и Максимишина гораздо вредоноснее: плагиат и отсебятина так тесно там переплетаются, что неискушённый читатель не сразу заметит подлог. Значительное число моих студентов знакомились с «Пухом» по этим переводам и до изучения произведения на практических занятиях по переводу даже не подозревали, какая это чудесная книжка.
Лучше других замаскировался Максимишин, к тому же он беззастенчиво «заимствует» переводы стихов у Заходера. Вот так выглядит отрывок, где Пух лезет за мёдом, в переводе Заходера:
Он лез и лез и все лез, и по дороге он пел про себя песенку, которую сам тут же сочинил. Вот такую:
Мишка очень любит мед!
Почему? Кто поймет?
В самом деле, почему
Мед так нравится ему?
Вот он влез еще немножко повыше … и еще немножко … и еще совсем-совсем немножко повыше … И тут ему пришла на ум другая песенка-пыхтелка:
Если б мишки были пчелами,
То они бы нипочем
Никогда и не подумали
Так высоко строить дом.
И тогда (конечно, если бы
Пчелы – это были мишки!)
Нам бы, мишкам, было незачем
Лазить на такие вышки!
По правде говоря Пух уже порядком устал, поэтому пыхтелка получилась такая жалобная. Но ему осталось лезть уже совсем-совсем-совсем немножко: вот стоит только влезть на эту веточку – и … Тррах!
А это перевод Максимишина:
Он лез, и лез, и лез, а по дороге сочинил песенку, примерно такую:
Мишка очень любит мед!
Почему? Кто поймет?
В самом деле, почему
Мед так нравится ему?
Он был уже высоко. Потом он залез чуть выше и еще чуть-чуть-чуть выше … Пух уже порядком устал, поэтому песенка, которую он придумал, получилась такой жалобной:
Если б мишки были пчелами,
То они бы нипочем
Никогда и не подумали
Так высоко строить дом.
И тогда (конечно, если бы
Пчелы – это были мишки!)
Нам бы, мишкам, было незачем
Лазить на такие вышки!
Оставалось пролезть самую малость, нужно только добраться до во-он той веточки и … Хрусь!!!
Как бы ни был текст Максимишина похож на заходеровский, но получился какой-то суконный, неживой.
А вот глава, где Иа-Иа потерял хвост и Пух обсуждает это печальное событие с Совой. Вот как написал об этом Борис Заходер:
– Ну, – сказала Сова, – обычная процедура в таких случаях нижеследующая …
– Что значит Бычья Цедура? Ты не забывай, что у меня в голове опилки и длинные слова меня только огорчают.
Заходер вслед за автором несколькими предложениями рисует два характера. Вроде бы смеяться надо над Пухом, ведь это он не понял «умные» слова Совы, но смех вызывает именно она, потому что пыжится, хочет казаться умнее, чем она есть. А наивному Пуху это даже в голову не приходит, и симпатии читателей явно на его стороне.
Как мы уже знаем, Виктору Веберу заходеровский перевод кажется «кастрированным». Вероятно, в своём он хочет «пришить» недостающее. Получился «шедевр»:
– Что ж, – глубокомысленно начала Сова, – в таких случаях используется следующая процедура.
– А что такое «сведущая простидура»? – переспросил Винни-Пух. – Учтите, пожалуйста, что я – мишка со слабеньким умишком и такие длинные слова у меня в голове просто не помещаются.
Господин переводчик понял, что написал?! Это ж всё-таки детская книжка!
Даже В.Рудневу не удалось этот перл переплюнуть, хотя он старался:
«Хорошо», – говорит Сыч. – «С Юридической точки зрения Процедурный вопрос должен быть освещен следующим образом”.
«Чего-чего?», – говорит Пух. – «Ты, Сыч, пойми, перед тобой Медведь с
Низким Интеллектуальным Коэффициентом, так что эти длинные слова меня сбивают».
И у кого, спрашивается, слабенький умишко вкупе с низким интеллектуальным коэффициентом? – Уж явно не у Винни-Пуха.
Для чего же делаются такие переводы? Иногда кажется, что такие горе-переводчики мстят автору за свою несостоятельность и отсутствие таланта.
На переводчике лежит двойная ответственность: и перед автором, и перед читателем – ведь по переводу судит читатель об иноязычном авторе. А перечисленные переводы буквально уничтожают авторов, выставляя их косноязычными идиотами. И если бы не было перевода Б. Заходера, мы бы этой клевете поверили!
Что же делать? Как защитить автора и читателя от шустрых деятелей? – Вопрос риторический. Нельзя человеку запретить переводить какую-то книгу на том основании, что переводы этой книги уже существуют. Переводчик может делать какие угодно переводы для собственного удовольствия. Но плохие переводы не должны попадать в печать, и это задача редактора.
И тут на ум приходит опыт прошлого: в 1920 году в Советской России был принят закон «Об ответственности издательств и переводчиков за плохой перевод», предусматривавший наказание вплоть до лишения свободы. Правда, этот закон никогда не применялся, поскольку не представлялось возможным доказать злой умысел переводчика. Но ведь во всех приведённых выше примерах и переводчикам, и издателям известно о существовании хорошего перевода. Они ухудшают текст намеренно! Если плохой перевод – клевета на автора, то почему она остаётся безнаказанной?!
За преступление надо отвечать!
Борис Заходер -выдающийся русский ПЕРЕСКАЗЧИК! Он не переводил, а пересказывал талантливое произведение зарубежного автора. В результате получалось талантливое литературное произведение, не уступающее первоисточнику! В детстве я любил сказки Карела Чапека. Они были с оригинальным сюжетом, с добрым чешским юмором, очень близкие по духу русскому читателю. Только спустя годы я узнал, что сказки Карела Чапека ПЕРЕСКАЗАЛ Борис Заходер. Роль переводчика очень важна. В СССР школа перевода была на очень высоком уровне. И дореволюционная школа перевода в России была на высоте. Щепкина-Куперник подарила нам пьесы Эдмонда Ростана (“Сирано де Бержерак”, “Орлёнок” и т.д.) Я с детства помню фамилию “Дарузес”, она переводила моих любимых Тома Сойера и Геккельберри Финна, “Принца и нищего” Марка Твена. Переводы этих произведений Корнеем Чуковским и его сыном Николаем мне нравились, но Дарузес была привычнее. Мораль? Когда берёте в руки шедевр, то верните русскому читателю шедевр!
“Что же делать? Как защитить автора и читателя от шустрых деятелей?”, – с болью спрашивает Е. Белякова, – ведь “плохие переводы не должны попадать в печать, и это задача редактора”.
Да никак, никак не защитите. Я, конечно, не специалист издательского дела, не в курсе нюансов, но интуиция мне подсказывает, что в условиях производства, где прибыль – всё, а человек – ничто, у редактора книжного издательства совершенно иные задачи.
Забавно то, что именно сейчас, когда Россия «без ретуши» смотрит на англо-саксов и видит многие неприглядные черты их культуры, Елена Белякова – аки львица – бросилась на защиту их литературы…
Насчёт «советской школы переводов», увы, она демонстрирует либо предвзятость, либо вопиющую неосведомлённость, так как было ДВЕ советские школы перевода, они довольно остро боролись в 1920-30-е годы. Одна школа (назовём её «русской») ратовала за то, чтобы переводить англичан почти буквально, не приглаживая их (и в таком буквальном переводе они становились смешны и уродливы… как «непрчёсанный» Шекспир или как нелепый Стерн). Другая школа (Маршака, Заходера и т.д.) ратовала за то, чтобы сделать их тексты приемлемыми для довольно взыскательного русского читателя. Вот тут-то и приходится буквально переписывать (или пересказывать как сказал в предыдущем комментарии Г-н Карнишев-Лубоцкий).
Кстати, а знает ли сама Г-жа Белякова так уж хорошо английский язык? Ведает ли она, что Pooh – означает «Педик»? Не призываю, конечно, переводить «Винни-педик», но задуматься есть о чём.
Я решил уточнить свои скупые сведения о переводчице по фамилии Дарузес. Нина Леонидовна Дарузес родилась в 1899 году в Томске, умерла в Москве в 1982 году. Она подарила миллионам русским читателям произведения классиков американской литературы (Марк Твен, Джек Лондон О,Генри и другие), английской литературы (Диккенс, Киплинг, Оскар Уайльд и другие). “Маугли”, “Рикки-Тикки-Тави”, повести о Томе Сойере и его друге Геке, рассказы О,Генри, Джека Лондона и т.д. мы знаем по её классическим переводам. Нужно переиздавать лучшее, что мы имеем.