Идеи свободы и вседозволенности
№ 2023 / 34, 01.09.2023, автор: Дмитрий ПЛЫНОВ
Первые главы из малого романа Ивана Образцова «Нисхождение» были ранее опубликованы на страницах «Литературной России». Об идеях и концептуальном содержании малого романа с автором поговорил независимый исследователь современной культуры, член учёного и экспертного советов Института научного продвижения, кандидат экономических наук, писатель, публицист, лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси», главный редактор литературно-публицистического журнала «Клаузура» Дмитрий Геннадьевич Плынов.
Дмитрий ПЛЫНОВ: Как родилась идея романа и в чём её основной подтекст?
Иван ОБРАЗЦОВ: Основная идея родилась из моего преподавательского опыта, который показал, что даже убелённые сединами профессора, директора школ, администраторы и священники часто не могут преодолеть привычку говорить с молодым поколением монологами, словно думают не о том, чтобы собеседник их понял, а только о том, чтобы сказать что-то «значительное и умное».
Разумеется, много и тех, кто умеет говорить с молодёжью, но их, в общем-то, меньшинство. Вот такое наблюдение и составило основу малого романа «Нисхождение». Если более кратко и ёмко, то главная его идея – это попытка преодоления «разговора слепого с глухонемым». Именно поэтому основу текста составляют диалоги.
Для примера можно привести главу, где Прокоп Прукин разговаривает с «другом семьи», профессором гуманитарного университета. Мы наблюдаем, по сути, монолог профессора, который настолько увлечён своим возмущением, что не видит очевидного – Прукин и есть один из тех самых молодых специалистов, чьи недостаточные знания так ругает профессор. В свою очередь Прокоп Прукин не участвует в диалоге, а является для профессора невольным статистом, а потому просто не извлекает из беседы главного смыслового опыта – если ты увлечён собой и своими монологами, то слушатель неизбежно начинает думать о чём-то своём и диалог становится невозможен.
Те самые «отцы и дети» в малом романе «Нисхождение» показаны без чьей-либо окончательной правоты, ведь на самом деле именно так и устроен процесс смены поколений. На таком стыке поколенческих картин мира и высекаются обычно искры развития и желания сделать что-то по-своему. В отношении же правоты тех или других малый роман говорит, что никакая правота не может быть окончательной по отношению к вечному миру, а значит, истина рождается не просто в споре, но только когда этот спор состоит из полноценных диалогов, а не из «разговоров слепого с глухонемым».
Кстати, название «Нисхождение» происходит как раз из тех соображений, что необходимо уже в заголовке продемонстрировать эту трудность диалога между людьми вообще. Ведь «нисхождение» является формой действия по глаголу «нисходить», что в совою очередь отсылает к причастию «нисходящий», а оно – к несовершенной форме «низойти». Проще говоря, вот вам прямая демонстрация того, что вроде бы «умно», а по существу практически исключает понимание широкого читателя, то есть – человека. Все эти разговоры о том, что литература важна только для немногих, они хороши в узком смысле, но вообще-то литература обязана стремиться к каждому. Здесь заглавие малого романа показывает суть текста, а потому совершенно необязательно знать значение слова «нисхождение», главное понимать, что это значение не так просто извлечь.
Суммируя, «Нисхождение» – это спуск по лестнице вниз, к человеку, попытка диалога над всеми возвышенными диалогами внутри текста.
– Что в конечном итоге ищет главный герой Прокоп Прукин? Цели мнимые или реальные?
– Главный герой ищет себя, хотя сам это даже не понимает до конца. Цели его имеют двойственную природу. На взгляд главного героя, цель его благородна и должна быть поддержана без всяких разъяснений (как ему кажется, «и так же всё понятно»). На взгляд со стороны становится очевидно, что цель главного героя совершенно мнима, так как он её придумал не сообразуясь с реальностью. Более того, «вырвавшись» из зависимости (как ему кажется) Прокоп Прукин так и остаётся в плену своих подростковых «протестов» – он не хочет создавать, он хочет управлять. Финальная реплика «А женюсь-ка я на какой-нибудь милой профессорской дочке…» говорит о том, что такой герой как Прукин обречён оставаться в плену одних и тех же подростковых комплексов. А мораль простая – детскими болезнями необходимо переболеть в детстве, но не каждому это удаётся. Сверхмораль ещё более проста – человек находит счастье, только когда умеет слушать и слушать другого, будь то старший, младший или равный ему собеседник. Если же говорить в целом, то все мои художественные произведения – это критика идеального материализма. Просто я говорю об этом в широкой жанровой перспективе.
Комментирующая статья Дмитрия Плынова:
Каждый раз литература осуществляет один и тот же подвиг, в котором есть и её блеск, и её высшая нищета – преодоление хроноса. Каждое такое преодоление зависит от настоящего времени автора, но под настоящим здесь понимается прежде всего реальность языка. Именно по этой причине и возникает необходимость в поиске новых выразительных форм, но фундаментальная сущность литературного делания остаётся для писателя неизменной. Форма «малого романа» оправдана именно языковой реальностью.
В то же время, вырваться их потока времени можно лишь взглянув на какой-то более менее осмысляемый в масштабе одной человеческой жизни отрезок. Нет никаких сомнений, что отрезок выбирается, как правило, произвольно, но эта произвольность закономерна в смысле непреходящих вопросов, которые нуждаются и в проговаривании, и в осмыслении вновь и вновь.
О главных идеях в малом романе «Нисхождение» и «малом романе» как форме художественного высказывания
Принципиальным философским определением идеи «малого романа» является следующее:
В «малом романе» создаётся не только новая романная форма на основе стиля письма (стиль чатовых рассуждений и пространного поста в соцсети, разговорность, переходящая в монологичный текст), но определяется новый герой русской художественной прозы, которому пока нет полного осмысления в современной литературе, но место для этого осмысления зияет громадным белым культурологическим пятном. Герой этот, игнорируемый, неозвученный, существующий в отсутствии общественной рефлексии – средний человек малого романа.
Для этого нового типа – «среднего» поколения – мало рассказа, но много романа. Потому данные тексты – это попытка создания принципиально новой формы – «малый роман». Романный способ существования внутри произведения сжимается до афористичных цитат из жизни главных героев. Эпиграфы глав играют важную роль, так как на их (несомненно библейском и определённо популярно-культурологическом) фоне и происходят самые нелицеприятные события малых романов.
Малый роман «Нисхождение», какие в нём ключевые смысловые точки?
Первое, на что стоит обратить внимание, это финал разговора Прокопа Прукина со священником Анемподистом в 9 главе. Они говорят, неожиданно казалось бы, о конкретном евангельском событии – распятии Христа, более того, про одного конкретного участника этого события – юного апостола Иоанна. Они говорят об апостоле Иоанне, ставшим впоследствии Иоанном Богословом, автором самого мистического изложения Евангелия. Но кто такой у них Иоанн Богослов, будущий апостол евангелист? Так как мы живём в реальности, где давно известны и евангельские события, и их изложение, то здесь важен именно текст, именно состоявшийся текст Евангелия от Иоанна. В чём особенность апостола Иоанна, если мы берём канонический новозаветный массив четвероевангелия?
В чём Евангелие от Иоанна отличается от трёх остальных, синоптических? Оно отличается прежде всего частностью бесед. Евангелие от Иоанна – это в основном разговоры тет-а-тет, или беседы в очень узком кругу – непосредственные диалоги. Собственно, малый роман «Нисхождение» из непосредственных диалогов и состоит. Но это не попытка нового евангелия, нет. Это принципиально взятый стиль или тип изложения, что очень важно для понимания текста. Это не просто отсылка к стилю изложения Евангелия от Иоанна, но широкое обращение к мистической традиции личных бесед, к традиции многослойности каждой фразы и образа в диалоге.
По причине духовной дезориентации главного героя, эта традиция глубокого смысла беседы воспринимается им поверхностно, без символизма сказанных слов и самих ситуаций, в которых беседы происходят. Читателю предлагается сделать то, что у Прокопа Прукина не выходит никак – осуществить/понять важность сказанных слов для себя лично и таким образом приобрести нечто большее, чем простое удовлетворение или неудовлетворение от состоявшегося разговора.
Малый роман «Нисхождение» охватывает собой ключевые движущие механизмы человеческого бытования, которыми пропитано общество в любом историческом периоде — экономика и образование/просвещение, и прорывается совершенно политизированным дискурсом в средней части. Общая для представителей «среднего» поколения проблема исторического разрыва, невозможности прямой, видимой преемственности в духовном и буквальном, физиологическом смысле слов, пронзает насквозь не только диалогическую, но и композиционную ткань повествования.
Так как основное внимание в малом романе сосредоточено на социальных (даже – социологических) аспектах внутриобщественных взаимоотношений, то такое понимание диалогов тоже является плодотворным. Крах, дезориентация и попытка структурировать свою реальность и себя в реальности, некое богоискательство, попытка определить бога как категорию внутри себя — таково новое состояние общества в той его части, которую можно определить как «среднее» поколение, и жизнь именно этого «среднего» социального слоя описана в малых романах через диалоги главных персонажей.
Второе, что требует внимания, это женские образы в малом романе «Нисхождение» – их всего три. Это мать Прукина и, кстати, с ней тоже имеется частная беседа, она непосредственно говорит, когда Прокоп читает открытку – это прямая речь. Женщина в кафе, которая говорит лишь одну фразу. И попадья – Глафира. Что это вообще за женские образы и почему образ матери покрывает это всё и даже лежит в основе этого всего?
Россия, Родина, Отчизна – такая триада в каком-то смысле прослеживается, но значительно важнее, что начинаясь с матери, малый роман по сути образом матери и заканчивается. Это очень важно, так как в большом, глубоком понимании, Прукин, это типичный, причём вневременной представитель общества. То мажор Онегин, то мошенник Чичиков, то нигилист Базаров, то ещё кто-то, который, с одной стороны, всё время ощущает пустоту за всеми своими умными рассуждениями, он чувствует внутри своих рассуждений какую-то пропасть, провал. И вроде бы стремится заполнить этот провал, но каждый раз ошибается. С другой стороны, каждый раз пытается путешествиями, убеганием, но исключить истинное заполнение своего внутреннего провала.
Почему Прукин не остаётся и не заканчивает казалось бы задуманное и начатое им самим дело? Ведь напрямую никто ему ни в чём не отказал. Ему предложено было только внятно изложить, а что же он хочет сделать, какова цель его задумок. Прокопу было предложено работать вместе, но он не хочет «вместе», так как он погружён в самого себя, он любит только самого себя – ему важно только его собственное мнение, причём не важно, что это мнение абсолютно не соотносится с реальностью, более того, это мнение не имеет никаких долгосрочных перспектив и обязательств.
Мнение Прукина – это лишь фантазия, а так как это его креативная и скорая фантазия, то она неглубока и при первых же трудностях он просто сбегает. Сбегает, прорвавшись как нарывом монологом к Богу, но не на исповеди живому человеку, а пронзительно-литературным, пошлым и безопасным монологом на краю кладбища, без людей-свидетелей. Прукин разрывается этой своей двойственностью и никак не может её преодолеть.
Малый роман «Нисхождение», это по сути констатация вневременного факта, когда человек никак не может найти покой, когда ум с сердцем не в ладу периодически, а совесть неспокойна всегда. Даже себе главный герой не может признаться в своей неправоте, хотя он неправ с самого начала.
Третье важное понятие и ключевая смысловая точка в «Нисхождении» – понятие свободы. Особенно показательна в этом смысле последняя сцена всего произведения, когда на перроне Прукин видит множество людей, похожих на встреченных им ранее. Но из трёх женских образов отсутствует только образ матери. Освободившись вроде бы от этого довлеющего над его жизнью образа, Прокоп тут же находит ему замену, подумав вдруг о женитьбе на дочке какого-нибудь профессора. Можно ожидать, что если он женится, то семейная жизнь превратится в очередной неудачный эксперимент, где вольно или нет, но Прукин будет мстить матери в лице своей супруги. Свобода, понимаемая главным героем, никак не освобождает, о только ещё больше закрепляет довление прошлых обид и неудач, в конце концов оказывается ещё одним уровнем тюрьмы. Причём, образ свободы в виде Коли-холостяка из 3 главы также обманчив и есть только разновидность тюремного заключения в одиночной камере.
Герои словно пребывают в разных тюремных камерах, но заключение их происходит в области духа, а не тела. Тем не менее, все герои малого романа говорят то, что думают, говорят прямо, спокойно и свободно. Все, кроме главного персонажа – Прокопа Прукина. Прокоп говорит прямо только один раз и речь его полна упрёка, но вот кому обращён этот упрёк – становится ясно лишь при сопоставлении слов Прукина со всем остальным текстом малого романа «Нисхождение». Прукин думает, что он умён и на уровне демагогии так оно и есть, но этого оказывается недостаточно для главного уровня человеческой жизни – уровня духа.
Читайте очередную главу малого романа Ивана Образцова «Нисхождение» в текущем номере интернет-портала «Литературная Россия»
Малый роман “Нисхождение” в этом году лонг-листе премии Фазиля Искандера, так что комментарий Плынова вовремя пришёлся.
По-моему, ему самое место в свифтовской Лапуте.