ИСТОВАЯ ВЕРА В СЕБЯ
Рубрика в газете: МЫ – ОДИН МИР, № 2018 / 42, 16.11.2018, автор: Татьяна АСХЕЛЬ
Сергей Арутюнов – поэт, научный сотрудник Издательского совета Московского Патриархата, доцент кафедры творчества Литературного института имени Горького. Сегодня он – наш собеседник.
– Что из недавно прочитанного, посмотренного, услышанного – будь то книга, фильм, экспозиция, концерт – словом, что угодно из области культуры и искусства – произвело на вас наибольшее впечатление и почему?
– Замечательное впечатление произвёл роман Михаила Попова «На кресах всходних» – Белоруссия, быт местечка с конца XIX века по конец войны с выводом к 1960-м гг. – умная, проницательная и удивительно терпеливая к людям и их ужасам вещь. Отрецензировал, мнение скоро выйдет в «Дне и Ночи». Роман Дмитрия Володихина «Смертная Чаша» произвёл приятнейшее впечатление: царь Иоанн Васильевич, его опричнина, битва при Молодях, аутентичный, но не утомляющий вкраплениями искусственного «древнеяза» сказ – всё подтолкнуло к рецензии. Читаю прозу Марины Кудимовой под общим названием «Бустрофедон». Также читаю пронзительную дебютную прозу моей ученицы, выпускницы Высших литературных курсов Екатерины Блынской. Название у книги пока нет, но скоро она выйдет в издательстве Евгения Степанова. Из поэзии – сборник моего друга Александра Орлова «Епифань», стихотворения о Смоленщине, с заметным влиянием Твардовского и в чём-то даже Тарковского.
– Спасибо большое. А расскажете о своих творческих планах: над чем работаете сейчас, что в перспективе?
– План, по сути, один: книга стихотворений. Не важно, что только что вышла очередная, жить приходится от книги до книги, как некогда советские люди – от зарплаты до зарплаты. Собираюсь также преподавать в Литинституте, так же работать в Издательском Совете Русской Православной Церкви. В этом году так же, как в прошлых, будет проводиться и конкурс «Лето Господне» имени Ивана Шмелёва, и Патриаршая литературная премия, и День православной книги. А на портале «Правчтение» будет введена отдельная, особая рубрика «Поэзия». Вести её будет мой друг Александр Орлов, но и я буду помогать ему с авторами. Кого-то знает он, кого я, и вместе мы дадим – крупными мазками – картину современной духовной поэзии такой, какой она должна представляться современному читателю. Без скидок на возраст и звания.
– По Литинституту я вас помню, а вот Издательский Совет РПЦ для меня – открытие. Поэтому сразу несколько вопросов. Что привело вас в Издательский Совет – мне кажется, это не то место, куда приходят случайно, я права? Чем, на ваш взгляд, отличается духовная поэзия от просто поэзии – и не является ли вся хорошая поэзия в той или иной степени духовной? Достаточно ли поэту заниматься духовными поисками и писать на философоско-религиозные темы, чтобы быть в жанре, или важны ещё какие-то нюансы? Грубо говоря, по каким критериям вы определяете духовность поэзии? И, возможно, назовёте нескольких знаковых поэтов?
– В Издательский Совет привели поиски словесности. «Премиальная» литература меня никогда не устраивала, доморощенные подражания западной анемии в виде матерных верлибров, принимаемые не просто за хороший тон, но и чуть ли не в виде святых заповедей, тоже. Так возникла фигура Совета – места, через которое проходит традиционная русская литература, без высоколобых претензий, кривляний пытающаяся отыскать в современности саму себя.
Не вся поэзия духовна именно в смысле подъятия духа с одра. Тот же самый матерный или просто выкрутасничающий, играющий с самим собой, как щенок со своим хвостом, верлибр, отрицающий и Серебряный, и Золотой века, для меня лишён духа. Если есть в вялых умствованиях след духа, то уже подвергшегося вивисекции. Но должны ли калеки изображать некалек, вопрос открытый. Для меня – закрытый давным-давно. Нет, не должны. Не умеешь – отойди в сторону, тем более не смей судить о мастерстве и пытаться дезавуировать тех, кто умеет и делает.
В поэзии нельзя писать на философско-религиозные темы. Вообще – «на темы» в поэзии не пишут. Поэтическая речь органически образуется внутри размышляющего временами о религиозных и философских категориях, но Боже упаси словесника пытаться выписывать из себя рифмованные сентенции. Это гибель немедленная. Современная поэтическая речь синтетична, но важнейший её элемент – достоверность. Я бы не стал доверять случайному собеседнику, начинающему вертеть у меня перед глазами ломкими пальцами и с места в карьер трактовать Гегеля или восхищаться Гуссерлем. Поэт – собеседник именно случайный, это принципиальный момент, но становящийся за несколько строк своим.
Критерий духовности в современной поэзии один-единственный. Точнее говоря, один критерий и есть: поэзия духовна, если я физически, ментально, сразу же, с первого звука безошибочно различаю, каким духовным трудом она создана, как несообразно ничему прежнему повёрнуты тысячу раз знакомые контексты, как вплавлена в языковую ткань не бывалая прежде интонация, и с какой страстью – именно страстью – исторгнуты слова первой и последующих строк из поэтического устья, горла, не знаю ещё, чего. Интенсивность речевого воздействия, которая в миллионы раз превосходит светимостью тот же русский (татаро-монгольский?) мат, говорит мне – эта поэзия одухотворена в высшей степени. Я следую за ней почти безвольно, подчиняясь потоку, увлекающему меня к блаженству ОСОЗНАВАНИЯ себя собой. Когда я, безвестный, становлюсь на равных с поэтом, то неопровержимо чувствую, что некто гораздо выше, чем я сам, взошедший на гребень своего бытия, протянул мне руку. И значит, я могу оказаться на той же высоте. Меня признают равным, и такое признание суть божественная любовь. Агапэ.
Знаковых называть не стану, вы уж простите. Не признаю этого понятия в принципе. Знаки – на дороге, и называются соответственно – «дорожного движения». Так что эпитет придумал явно обладатель какого-нибудь «ауди» или «рено». «На телевидении таких пруд пруди»(с). В поэзии не может быть, на мой взгляд, именно знаковых поэтов. Есть однодневки, которых старательно надувают, чтобы они выпустили книжку и не выпустили второй и третьей. Чтобы понимать, кто из поэтов лучше воплощает вот этот только что отлетевший миг, полчаса, несколько месяцев или лет – нужно читать поэзию постоянно. Читать, сравнивать, взвешивать, восхищаться, негодовать. Нужно быть внутри. Извне вы мало что поймёте. Если будете гнаться за именами, станете чем-то вроде гаишника, проверяющего документы у машины, набитой ветеранами локального конфликта. Что можно понять из служебных удостоверений? Ф.И,О., должность, номера частей. Основное просто пройдёт мимо вас.
Как? Должность? Номера частей? И всё?!.. А место дислокации? А укомплектованность новобранцами? А материально-техническая часть? А пароль и отзыв, в конечном счете?!..
Да…, не служили Вы, батенька, видимо, не служили… небось, комиссию по приему журнальных рукописей не с первого-то раза прошли… ))
Сказ не может быть аутентичным, потому что это всего лишь – литературный прием. Чему учит доцент, который этого не знает?
Литературу двигают молодые дарования. пусть им и не нужно помогать, прорвутся сами, но ругают, что все объединились в группы, стайки единомышленников и грызутся за успех, ведь мы одна страна, соотечественники живого слова и нам нечего делить. Пусть все талантливые пишут и печатаются, раз есть желание.
Дешевые понты. Интервьюируемый сам написал что-то выдающееся?
Интервьюируемый – выдающийся мастер давать интервью.
Дешёвый вокзально-ларёчный анонимный сброд в комментариях. Профессионалы обгаживания. Именно из-за “кугелей” и “сядовых”, опухших похмельных морд, никакого желания выступать в газете почти ни у кого не осталось.
Цитирую вас, Теодор: “Именно из-за «кугелей» и «сядовых», опухших похмельных морд, никакого желания выступать в газете почти ни у кого не осталось”.
Тревожное сообщение. Очень жаль, если это действительно так, если ни у кого уже не осталось желания выступать в газете… Надеюсь, что это всё-таки не так. Надеюсь, что так не бывает, что так не может быть.
Надеюсь, что, напротив того, желающих становится всё больше и больше – вот, смотрю, и тираж последнего пришедшего мне номера подскочил до 6 800…
Встревожило меня ваше сообщение, Теодор, и в другом плане – оно представилось мне обращением к редакции, просьбой не давать слово “опухшим похмельным мордам”…
Но ведь этого нельзя допустить! Душа моя в ужас приходит от одной только мысли о том, что это случится. Что кому-то не будут давать слово. Я серьёзно.
Как говорится в одном из стихотворений Андрея Земскова, “А свобода – моя невеста, мы обнимемся наконец-то…”!
Понимаете, о чём я? (Прямо-таки растерялся я, так сразу и не могу подобрать нужных слов)
В диалектике имеется такое понятие: напряжённость противоречия. Кажется, его ввёл Эвальд Ильенков, по крайней мере, в популярном сочинении “Откуда берётся ум?” он подробно толкует об этой самой напряжённости.
Друзья, ну, что вы, в самом деле, как дети!
Надо уметь выдерживать напряжённость противоречия!
Развивайте в себе эту способность. Как и способность не обращать внимание на то, что, на ваш взгляд, не заслуживает никакого внимания.