Млечный путь Леонида Сергеева
Рубрика в газете: ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С АЛЕКСАНДРОМ ТРАПЕЗНИКОВЫМ, № 2018 / 42, 16.11.2018, автор: Александр ТРАПЕЗНИКОВ

«Его рассказы были мини-спектаклями и, что самое ценное – не отрепетированными, выношенными заготовками, а сплошной импровизацией – образы рождались прямо на глазах, из любого пустяка он умел сделать захватывающий сюжет». Так пишет Леонид Сергеев об одном из своих героев в новой книге «Радость величиной с небо. Романтические и неромантические истории». Само же творчество этого замечательного автора глубоко реалистично, стилистически безупречно, не менее захватывающе и, несомненно, ностальгически романтично. Он черпает свои сюжеты в собственной биографии полной ложкой – и дна в этой творческой чаше не видно. Художник (по одной из своих профессий), турист, рыболов, собачник, поэт в прозе, пристальный наблюдатель жизни и активный её участник. Рассказы Сергеева – это мини-романы, повести, не имеющие конца. Движение по Млечному пути, откуда прекрасно видно всю Землю. Эти истории лаконичны, ассоциативны, метафоричны, многоцветны, многослойны и напоминают лоскутное одеяло, которым хорошо укрыться в дождливую подмосковную или крымскую ночь на лоне природы и смотреть на звёздное небо, ощущая притаившийся где-то шторм. Тишина и покой временны, волнения в мире преходящи, человеческие страсти мгновенны, жизнь – секунда в хронометре вечности, смерти вообще нет. А что же тогда остаётся человеку? Радость созерцания и осмысления.
А одни названия рассказов чего стоят! «В горах идут дожди», «Затемнённая часть леса», «Дорога, раскалённая солнцем», «Для нас счастье начнётся в июле», «Облака плывут», «То прекрасное время», « Под горячими лучами полуденного солнца или под пасмурным небом и проливным дождём», «Я вспоминаю Гурзуф»… Это музыка, живопись и поэзия одновременно. Приведу несколько наугад взятых фраз из этой книги, которые сами по себе (даже без контекста) говорят живым сочным языком о многом. Здесь скрытые и явные смыслы жизни в метафизически-философско-романтическом обрамлении.
«И ветер странствий и другие ветры были даже не ветрами, а так – легкими дуновеньями; они быстро стихали, а охламонский ветер дул беспрерывно и мощно». «Мы влились в ярмарочный мир курортного городка и жили бездумно и весело». «Он писал по памяти, на подрамнике был только контур и подмалевок, остальное он расцвечивал воображением». «Он стоял, опершись на лопату, на его лице, заросшем седой щетиной, играла доброжелательная улыбка, а мудрый взгляд так и говорил – я много повидал в жизни и своё основное время прожил, всё главное позади, теперь мне только и осталось ковыряться в саду, курить добротный табачок да вести задушевные беседы». «Она шла балетной походкой, то и дело откидывала волосы, спадающие на лоб». «Когда я вспоминаю ту встречу, наш деревянный, расшатанный мост кажется мне лёгким, еле различимым, романтическим мостиком, меня охватывает элегический настрой, и всё что было в детстве, представляется намного прекраснее того, что произошло в зрелом возрасте». «Наверно, она давала понять, что война между нами окончена, и ей не нужна моя капитуляция, она готова заключить договор о мире и дружбе, но, конечно, без всякой любви». «Недавно мне в голову пришла сложная мысль: мужчина создан для творчества, а не для того, чтобы изучать повадки и хитрости женщин». «Однажды осенью в городе стоял плотный туман: люди не видели друг друга на расстоянии трёх метров – словно по воздуху плыли зонты, сумки; машины даже днём ползли с включенными фарами». «Короче, одно могу сказать совершенно определённо: порядочные во всех отношениях женщины прекрасны, но с ними скучно». «Его жизнь наполнилась новым смыслом, впервые за многие годы в нём произошла переоценка: то, что составляло основу его существования, оказалось попросту нудной привычкой, «почти похоронной процессией», как называла семейную жизнь его новая знакомая». «К тому же давно подмечено, что ветер удачи сопровождает настойчивых, упорных гораздо чаще, чем всяких других. И яснее ясного: главное в деле – довести его до конца, а профессионализм вообще требует полной отдачи».
И профессионализма у автора не отнимешь. Он идёт по своему Млечному пути, а это обитель не только Космоса, но и микрокосмоса, который издавна обозначен как глубинная суть человека, его внутренняя метафизическая Вселенная с вечнозеленым древом мироздания. А ещё это свидетельство времени. Честное и беспристрастное. А Млечный путь у каждого – свой.
Постскриптум. Странно, но я почти не встретил на страницах этой книги столь любимых автором милых собак. Кроме, пожалуй, вот этих: «Она открыла дверь, и его обнюхала собака с узкой мордой», «Мы принялись убирать лавки, и вдруг на полутемную арену выбежал чёрный пёс и начал танцевать на задних лапах». Они остались «за кадром» и тихо поскуливают там. Что ж, главное ведь во всех этих романтических и не очень историях то, что Леонид Сергеев откровенно выразил в конце своей исповеди: «Я не помню точно, но мне кажется, в те дни нас окружали только хорошие люди. И природа была необыкновенной: и раскалённые горы, и искрящийся воздух в ложбинах, и море – все его глубины и отмели. Наверно, кое-что было не совсем так, просто наш взгляд зависел от нашего состояния, но в этом и вся суть».
“Дорога, раскаленная солнцем”. Где этот писатель русскому языку учился? Не в спецшколе с каким-то уклоном?
Вот и у Александра Сергеевича Пушкина:
“В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной…”
Что не так?
Вроде у Пушкина в “Анчаре” есть “на почве, зноем раскаленной”. Тоже нельзя? Вроде в хорошем месте учился…