МОЙ ДЕД НЕ ЧИТАЛ СЭЛИНДЖЕРА
К 100-летию выдающегося американского писателя
Рубрика в газете: Частный взгляд на жизненную прозу, № 2018 / 47, 21.12.2018, автор: Алексей МЕЛЬНИКОВ (Калуга)
Здравствуйте, уважаемая редакция Литературной России!
Хотел бы вас поблагодарить за публикации моих материалов. Не знаю, заинтересует ли вас очередной. Как вы знаете, 1 января 2019 года будет отмечаться 100-летие Сэлинджера – выдающегося американского писателя. Хотя ваша газета называется Литературной РОССИЕЙ, думаю, что имя этого американца для читающих русских небезразлично. И для пишущих – тоже. Как, впрочем, и для не читающих и не пишущих…
Эта миниатюра – лишь частный взгляд, очень личный, если можно сказать, точечный на то, что мы называем словом «Сэлинджер».
С уважением, Алексей Мельников
Мне кажется, они бы могли встретиться. Не разминуться. На этом нашем маленьком шаре Земном. Поскольку двигались навстречу друг другу. Одновременно. По одноимённым параллелям. Схожими тропами. Дед следовал из Тамбова на Запад. Сэлинджер – из Нормандии на Восток.
Оба прошли преисподнюю. Дед – под Вязьмой. Сэлинджер – под Шербуром. Выжили чудом. Из дедовой роты уцелело трое. Сэлинджеровский полк немец покрошил почти что весь. Если есть Бог, то он про них помнил. «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», – один шептал, другой записывал огрызком карандаша в сыром окопе.
Дед бережно хранил в коробке «Красную звезду» и медаль «За отвагу». Сэлинджер не расставался со шкатулкой – в ней пять звёзд и Президентская благодарность за мужество. Содержимое коробки и шкатулки почти никогда не извлекалось.
До встречи в 45-м им оставалось немного. Большую часть навстречу они уже прошли. Дед встал под Берлином. Сэлинджер увидел Париж. Потом развернулись обратно. Сначала дед – в 45-м. Потом Сэлинджер – в 46-м.
Они были близки друг к другу. Насколько могут сблизиться тамбовский конюх и нью-йоркский аристократ. Кое-что их, конечно, разделяло. Но это – мелочи. В главном они были едины. А именно: в ненависти к войне. Любой. В том числе – и победоносной. В том числе – выделившей их из сотен убитых однополчан. И только их одарившей жизнью.
Война их объединила в ненависти к себе. Дед ни в какую не желал распространяться на её счёт. Не прочитал о ней ни одной книжки. Наверное потому, что ничего не написал о войне Сэлинджер. Тот также бежал воспоминаний об этом злобном занятии. В том числе – косвенных, отвергая даже турпоходы только потому, что надо ночевать под брезентом. На земле. В сырости. То есть – возвращаться в адский быт военного десанта.
Они эмигрировали с войны. Навсегда. Дед – обратно в конюхи. Затем – на пасеку. Сэлинджер – сначала в литературу. Потом – ещё дальше. Но пути их не разошлись. Они продолжали идти навстречу друг другу. И продолжают, мне кажется, по сей день
Мой дед не читал Сэлинджера. Не видел. Не знал. Негромко крестьянствовал. Жил и, думаю, верил, что есть рядом кто-то великий, кто может подойти и тихо положить руку на плечо. И помолчать. В том числе и о том, что не заслуживает слов. Помолчать и снова уйти. Незамеченным другими.
«Надо набраться мужества, чтобы стать никем» – закрывая за разрушительным честолюбием дверь, черкнёт в блокноте бывший американский сержант – великий Сэлинджер. Бывший русский сержант – мой дед – с такой странной формулировкой бы согласился. Оба знали, что такое мужество и доблесть. И точно ведали, где их лучше в последний раз применить.
Книгу “Над пропастью во ржи”, конечно, читал, но не сказал бы, что она произвела сильное впечатление, просто хорошее произведение. А вот книгу другого американского литературного отшельника, Кена Кизи, автора знаменитого романа о “кукушкином гнезде”, но только речь о романе “Порой нестерпимо хочется”, рекомендовал бы всякому, кому интересен штат Орегон, эта “американская Сибирь”. Когда читал, показалось, что погрузился в “Царь-рыбу” Виктора Астафьева. Совпадение, конечно, случайное и для того, и для другого автора, но если бы меня спросили, какой американский роман считаю самым “русским”, назвал бы Кена Кизи. Надеюсь, о его творчестве когда-нибудь также поведают в “Литературной России”.
В переводе Сабарова – “Порою блажь великая” (кажется, это слова из какой-то песни).
Да, было и такое издание. А упомянутую мной книгу одолел в три захода, уж очень велика по объему, но до сих пор вспоминаю уважительно, отличный был автор.