Настоящая литература травмы
№ 2025 / 31, 08.08.2025, автор: Александр РЯЗАНЦЕВ
Дмитрий Филиппов, «Собиратели тишины». – М. : АСТ, 2024. – 259 стр.
«Собиратели тишины» Дмитрия Филиппова существуют на пересечении документальной литературы и художественного осмысления, что сразу создаёт им уникальный статус в формирующемся корпусе прозы о СВО. Хотя бы просто тем, что практически вся существующая литература про СВО – либо поэзия, либо слегка литературно окрашенная документалистика.
Автор, будучи профессиональным сапёром с опытом участия в Чеченской кампании и боях за Донбасс, сознательно дистанцируется от мемуарного подхода, предлагая вместо отчёта-репортажа сложноорганизованную нарративную структуру. Это принципиальный момент: в отличие от многочисленных дневниковых записей и публицистических очерков, имеющихся на данный момент, «Собиратели тишины» претендуют не на описание событий, а на их художественное осмысление, основанное, само собой, на имеющемся страшном опыте.
Приятно, что стилистика произведения демонстрирует сознательный отказ от традиционной «психологизации» и трендов, на которые в последние годы ориентируется российский литературный рынок: думаю, проза об СВО – вот настоящая литература травмы, а не переживания молодых людей о своих чаще всего сомнительных психологических и душевных наклонностях. Герои говорят короткими, часто неоконченными фразами, их диалоги напоминают расшифровки радиопереговоров – с характерными повторами, цифровыми обозначениями, профессиональным жаргоном, матерком. Это создаёт эффект подлинности, который, однако, усложняет восприятие: читатель, не знакомый с военной терминологией, оказывается в положении гражданского, случайно попавшего на полигон. Интересно, что наиболее развёрнутые лингвистические конструкции появляются в «тыловых» эпизодах – описаниях Москвы или воспоминаниях о мирной жизни, где язык неожиданно становится плавным, мирным, почти чеховским. Да, таков язык мирной жизни, которая чувствует грядущие перемены – но пока не может их понять.
Главный герой – фигура, балансирующая на грани (собственно, как и две части книги, мирная и военная) между индивидуальностью и архетипом. С одной стороны, его биография (Чечня, мирное время, Донбасс) придаёт персонажу конкретность; с другой – сознательная отстранённость, опора на факты – в боевых действиях это важнее, чем рефлексия (отказываться от которой тоже, конечно, опасно – легко можно потерять душу). Филиппов избегает прямых психологических характеристик: внутренний мир персонажа раскрывается через профессиональные действия – расчёты расстояний, оценку грунта, анализ карт. Война показана не как драма, а как работа, где отдых становится роскошью – особенно чтение. И сочинение романа, каждая новая написанная страница которого буквально может стать последней. При этом творчество спасает от Смерти. Ведь каждая написанная страница – это победа над ней.
Особого внимания заслуживает вторая часть, посвящённая штурму Авдеевки. В отличие от классических батальных сцен (например, у Толстого или Симонова), где акцент делается на стратегии или массовом героизме, Филиппов фиксирует детали боя: как распределяется вес снаряжения при перебежке, как меняется акустика в разных секторах обстрела, как выглядит земля после детонации. Эти детали, незначительные с точки зрения общего нарратива, формируют беспрецедентно плотную фактологическую ткань. Однако здесь же кроется и основная проблема текста: нагнетание технических подробностей иногда разрушает композиционный ритм. Впрочем, думаю, в этом и кроется один из главных смыслов романа – войну языковыми средствами, которые использовались в первой части романа, сегодня по-другому не опишешь.
Да, философская составляющая «Собирателей тишины» выражена не через прямые высказывания, а через организацию материала. Повторяющиеся мотивы – тишина как высшая ценность, циклическая природа насилия, невозможность передачи опыта – складываются в единую систему уже после прочтения. И если Дмитрию Филиппову удастся сохранить документальную точность, дополнив её более сложной структурой и характерами, то его новые романы, наравне с «Собирателями тишины», могут стать одними из первых честных, но при этом не чисто документальных, а именно художественных прозаических произведений об СВО, а также важным этапом в развитии всей военной прозы – по аналогии с тем, как «Огонь» Анри Барбюса переопределил литературу о Первой мировой войне.
Верю, что мы прочитаем новые романы Дмитрия Филиппова. Это действительно хороший повод думать не только о дне сегодняшнем, но и завтрашнем.
Александр Рязанцев, а чем отличается сложноорганизованная нарративная структура от наукообразного звездежа?
А ничем не отличается. Автор хочет на двух стульях усидеть и пытается найти сложноорганизованные структуры там, где их и в помине нет.
Саша, мне Ваша рецензия понравилась, и показалось все понятным о книге, которую Вы рецензируете!
Согласен! По сравнению с ахинеей “халтурщицы-сортирофилки и конторы” у автора этой рецензии уважение к Филиппову и мотивация на понимание прочитанного присутствует. Ну и словарный литературоведческий запас наличествует, а не хабалоидный императивный апрашкин лексикон.