НИ ИМЕНИ, НИ АДРЕСА НЕ НАДО

Рубрика в газете: Не состоявшийся интернационал, № 2018 / 37, 12.10.2018, автор: Евгений МИЛЮТИН

«На берегу Северного моря Гамбург лежит как крупная, мокрая, ещё трепещущая рыба, только что вынутая из воды. Вечные туманы оседают на заострённые чешуйчатые крыши его домов. Ни один день не остаётся верным своему капризному, бледному, ветреному утру. С приливом и отливом чередуется влажное тепло, солнце, серый холод открытого моря и бесконечный, неуёмный, шумный дождь, обливающий блестящие асфальты так, точно кто-то, стоя у взморья, из старого корабельного ведра, каким вычерпывают дырявые лодки, захлёбывающиеся во время сильной качки, подымает из моря и выливает ползалива на непромокаемый, как лоцманский плащ, дымящийся от сырости, вонючий, как матросская трубка, согретый огнями портовых кабаков, весёлый Гамбург, который стоит под проливным дождём крепко, как на палубе, с широко расставленными ногами, упёртыми в правый и левый берег Эльбы».

 

Женщина, написавшие эти строки, прибыла в Германию из России осенью 1923 года под чужим именем с изрядным набором документов, которые характеризовали её то как члена правления советского кинотреста, то вдруг она представлялась корреспонденткой одной из газет: «Известий», «Правды» или «Красной Газеты».

 

Позже в Москве ей выдали такую справку: «Настоящим удостоверяю, что тов. Л.М. Рейснер провела время с середины октября 1923 по половину января 1924 на нелегальной зарубежной работе. Карл Радек».

 

 

Остзейская немка, Лариса Михайловна Рейснер впервые оказалась в Германии, куда её привозили только в раннем детстве, и, конечно, влюбилась.

Её биограф, Галина Пржиборовская, приводит отрывки писем, отправленных из 1923 года:

«…жива, здорова, въедаюсь в эту новую страну. Самочувствие – блистательно. Будьте очень, очень спокойны… Начнётся буря, я её смогу встретить во всеоружии. …никогда ещё с 18 года не жила чище, никогда столько не читала и не думала в полном молчаливом одиночестве. Снег мне на душу падает, стою как дерево зимой».

И ещё:

«Еду в два путешествия… в круг крупной промышленной буржуазии. Пишите мне через т. Уншлихта – для Изы. Ни имени, ни адреса не надо. Помните, никому ничего не пересказывайте, погубите меня».

 

Ей было 27 лет, за плечами – большая, даже огромнейшая жизнь. Разведчица, комиссар Морского генерального штаба РСФСР, военный корреспондент, жена полпреда в Афганистане. Романы с Н.Гумилёвым и Л.Троцким, участие в расстрелах, участие в спасении заключённых «баржи смерти», бессчётное количество статей, несколько книг. Один развод. Три выкидыша или аборта – по слухам.

«Что я делаю? Пишу как бешеная. Загоняю в переплёт свой Афганистан».

Прожить ей оставалось три года. Но прежде книга «Гамбург на баррикадах» сделает её всемирно известной писательницей.

 

Чем конкретно занималась Рейснер в Германии – неясно. А чем там занимались в то же самое время Е.Стасова, Г.Пятаков, И.Уншлихт, К.Радек, выпускники и слушатели старшего курса спецфакультета РККА?

Историкам доступны лишь очень скупые сведения, которые сводятся к следующему.

 

В Германию к октябрю 1923 г. были стянуты лучшие силы подпольщиков и разведчиков, какими располагал СССР. Это был завершающий этап операции, которая по своим масштабам превосходила все прежние начинания Коминтерна. Речь идёт о попытке повторения русской революции, но уже в Германии.

 

Весной 1922 года Иностранный отдел ОГПУ подготовил для Политбюро ЦК РКП (б) записку, в которой были суммированы данные Регистрационного управления РККА, Отдела международных связей Коминтерна, Наркомата иностранных дел и собственной агентуры ИНО о перспективах социалистической революции в Западной Европе.

 

Особое место в записке отводилось Германии, Польше и Италии, где, по мнению разведчиков, сложились наилучшие условия для осуществления революции: кризис в экономике, напряжённые отношения между политическими партиями, обострившаяся до крайности социальная ситуация.

 

Летом 1923 года Рурский кризис в Германии поставил её на грань массовых волнений. В Москву прибыла делегация КПГ для переговоров с Исполкомом Коминтерна и политическим руководством СССР.

 

По итогам переговоров в Коминтерне была создана германская комиссия, на которую возлагалось оказание прямой помощи германским товарищам в деле захвата власти. В состав комиссии вошли Зиновьев, Бухарин, Троцкий и Сталин. Из бюджета страны на подготовку «германского Октября» было выделено, по некоторым оценкам, до 300 млн золотых рублей. По приказу Троцкого конные корпуса РККА были передислоцированы в западные районы СССР, откуда через территорию Польши они должны были двинуться в Германию.

Велись переговоры с эмигрантами из кружка А.И. Гучкова на предмет нейтралитета польского правительства.

 

21 сентября 1923 года в Москве состоялось совещание Исполкома Коминтерна, ЦК РКП (б) и ЦК компартии Германии, на котором был утверждён план восстания и назначена его дата – 9 ноября 1923 года.

 

План копировал ход Февральской революции 1917 года в Петрограде и предусматривал переход к восстанию после всеобщей забастовки и праздничной демонстрации, посвящённой годовщине Октябрьской революции в России. Попытки властей разогнать её должны были, по замыслу организаторов, вызвать стихийную реакцию масс.

Против этого плана некоторые немецкие коммунисты возражали, в частности, Э.Тельман. Однако большая часть руководителей КПГ была ослеплена масштабом подготовительных мероприятий и теми сказками об энтузиазме масс, которые распространяли о своей революции российские большевики.

 

 

Помимо прочих неблагоприятных обстоятельств, которые стали ясны лишь «в процессе», авторы плана недооценили лояльность рейхсвера, полиции и социал-демократов режиму Веймарской республики. В России в 1917 году весь «февраль» уже разложился к моменту выступления большевиков, но германские «февралисты» оказались более крепким орешком.

 

Не дожидаясь «праздничных» демонстраций, рейхспрезидент, лидер СДПГ Фридрих Эберт ввёл в стране осадное положение. Этот шаг социал-демократов сразу лишил КПГ массовой поддержки. Зато войска и полиция действовали очень слаженно, атакуя сеть КПГ по заранее им известным адресам, не останавливаясь перед применением оружия в тех местах, где выступления всё же состоялись – особенно, в Саксонии. Было разогнано рабочее правительство Саксонии, на которое организаторы революции очень рассчитывали. В Гамбурге, где вооружённое восстание началось в уже безнадёжной ситуации под руководством Тельмана, изначально выступившего против этого плана, восставшие продержались 60 часов, отбив все атаки.

 

Ввиду изоляции Гамбурга и поражения во всех других пунктах, в ночь на 23 октября 1923 года в Москве было принято решение об отмене дальнейших операций, прекращении сопротивления и эвакуации Гамбурга.

 

В книге Ларисы Рейснер дан, на мой взгляд, наилучший анализ главной психологической причины поражения восстания – чисто немецкой.

 

«Любой, кто видел Берлин в октябрьские дни, наверняка вспомнит удивительное чувство двойственности, или, скорее, двусмысленности, как основную черту его революционных потрясений. …заработная плата, съедаемая инфляцией, захватывающие дух цены на предметы первой необходимости, разорение мелкой буржуазии… Дорогие автомобили, избегающие пригородных улиц, и полиция, закрывающая глаза на грабежи продовольственных лавок. И на этом фоне пассивность широких масс трудящихся, всё ещё приверженных социал-демократии.

Это трусливо-недовольное большинство два-три дня отсиживалось дома у камина, коротая время за чашкой кофе и чтением «Форвертс» [газета социал-демократов], ожидая момента, когда стрельба стихнет, мёртвых и раненых унесут, баррикады разберут, а победитель – кто бы это ни был, большевик или Людендорф, или Сект – посадит проигравших в тюрьму, а победителей в кресла власти».

 

Ещё один отрывок, не вошедший в окончательный текст книги, приводит Галина Пржиборовская:

 

«Немецкий рабочий культурнее русского, его жизнь после первых лет молодых скитаний гораздо крепче связана семьёй, оседлостью, часто обстановкой, приобретённой в течение десятков лет на грошовые сбережения. Мелкобуржуазная культура, мещанская культура давно просочилась во все слои немецкого пролетариата. Она принесла с собой не только всеобщую грамотность, газету, зубную щётку, любовь к хоровому пению и крахмальные воротнички, но и любовь к известному комфорту, необходимую опрятность, занавески и дешёвый ковёр, вазочки с искусственными цветами, олеографию и плюшевый диван…»

 

Скептиком был и Карл Радек, отметивший, что вместо того, чтобы брать штурмом вокзалы, немцы выстроились в очередь за билетами в коммунизм.

В отличие от Рейснер, Радек не был в Германии новичком. Почему он не объяснил всё это московским товарищам заранее, и зачем вообще понадобилась октябрьская авантюра?

Как, возможно, и Рейснер, которой по какой-то причине понадобились встречи с крупной буржуазией, Карл Радек выполнял в Германии двойное поручение Москвы. По линии Коминтерна он был одним из координаторов подготовки восстания, а по линии ЦК вёл переговоры совсем с другими людьми.

 

Его партнёрами во втором случае были офицеры «войскового управления», как в те годы назывался генеральный штаб рейхсвера, то есть, именно те официальные деятели, которые подавили восстание в Гамбурге, прежде всего, командующий рейхсвером генерал Ганс фон Сект.

Это не было личной инициативой Радека. В конце 1920 – начале 1921 г. по указанию генерала фон Секта была создана так называемая «Sondergruppe R» – «Зондергруппа Р», в советской терминологии – «Вогру», то есть «военная группа», предназначенная для организации сотрудничества с Красной Армией. По итогам переговоров с её делегатами Политбюро ЦК РКП(б) приняло план «восстановления… военной и мирной промышленности при помощи немецкого консорциума».   

 

Одно из решений Политбюро, подписанное Лениным, касалось директив советской специальной миссии в Берлине. Миссия заключалась в организации крупномасштабных военных закупок в Германии для нужд РККА. Особый смысл этого соглашения состоял в том, что в действительности только часть советских заказов предназначалась России. Другая часть должна была лишь складироваться в России в качестве немецких вооружений, производимых сверх ограничений Версальской системы.

 

Карл Радек был центральной фигурой этого плана. Переговоры по военным вопросам он вёл с шефом «Зондергруппы Р» майором X.Фишером, а тот докладывал о переговорном процессе и его промежуточных результатах Секту.

 

Обширную невидимую часть советско-германского сотрудничества с акцентом на военные возможности двух стран увенчало подписание 16 апреля 1922 г. в итальянском городке Рапалло советско-германского договора.

Вечер перестаёт быть томным, и всплывает неприятный вопрос о морали.

 

Но давайте вспомним слова Рейснер: «Любой, кто видел Берлин в октябрьские дни, наверняка вспомнит удивительное чувство двойственности, или, скорее, двусмысленности, как основную черту его революционных потрясений». Теперь это звучит несколько иначе, не правда ли?

 

Москва и её агенты играли в Германии не одну, а две партии. Но обе эти партии были в высших интересах России, были нацелены на приобретение достижений немецкой промышленности для русского рывка в коммунизм: не мытьём, так катаньем.

 

А немцы играли три мелодии. Одну для Москвы, другую для Запада. А, в-третьих, готовили войну как с Россией, так и с Западом. В феврале 1924 года подполковник Иоахим фон Штульпнагель представил на рассмотрение фон Секта «Мысли о будущей войне», одной из которых была идея войны с опорой на волю большинства народа, в котором следовало культивировать ненависть к социалистам, пацифистам и странам, получившим территориальные приобретения за счёт Германии. Ни о каком сотрудничестве с Россией в этом документе глубинного государства уже не упоминалось.

 

Не стоит упрощать сложную историю германского Октября, как не стоит упрекать в неискренности людей, игравших в неискренние игры европейской политики. Их не арестовали, не убили, хотя они, «чужие и свои», несомненно, были готовы и убивать, и быть убитыми.

 

Прощание с Германией не вернуло им надежд, не избавило от двусмысленностей, так как игра ещё не была сыграна. Как Россия не могла обойтись без немецких станков и инженеров для совершения своей и мировой революции, так и Германия не могла обойтись без русского угля или зерна для совершения реванша.

 

И всё же…

 

«Рейхстрибунал не ошибся, когда приказал предать огню эту тоненькую книжечку русской коммунистки» (Карл Радек, Лариса Рейснер. Некролог).