НИСХОЖДЕНИЕ (Глава 3)

Рубрика в газете: Проза, № 2023 / 24, 27.06.2023, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)

Предыдущую главу малого романа “Нисхождение” можно прочитать в № 23.

---

Глава 3

 

«Нет такой религии, в которой бы отсутствовали запреты

или в которой они не играли бы значительную роль»

Эмиль Дюркгейм, «Элементарные формы религиозной жизни.

Книга III. Основные виды ритуального поведения. Негативный культ и его функции»

 

 

Колян жил на самом краю, причём и в буквальном, и в переносном смысле слова. Прокоп порой забегал к нему на чай, так как Коляновый простецкий тип речи расслаблял слух до неимоверной и гениальной простоты души.

В этот раз решил забежать перед отъездом, без церемоний, наскоком. Колян был дома и подтапливал просвечивающую через расколотые в кирпиче щели банную печь какими-то сучковатыми обрезками древесины.

Прокоп пил чай и слушал очередную жизненную перипетию Николая.

– После бури той, едем мы с отцом по трассе. Вокруг штабелями положены берёзы и мужики с бензопилами. Заготовка пошла халявная, это ж не лес, платить не надо, мож продадут.

– Нормально. А вы куда с отцом-то ехали?

– Да, короче, подписался на командировку, в операторе нашем, по сотовой.

– А делать-то чего надо?

– Да там, типа, не хватает людей, ну и съездить надо, в салоне поторговать.

– Ну и как, поторговал?

– Да приехал, первым делом письмо с фотками отправил. Типа чё меня в дыру какую-то отправили. Салон не виден нихера, ни с какой стороны, рекламы никакой нет. Я сижу, типа, на улице, курю, мужик мимо идёт какой-то и спрашиваю у него, типа, «где тут сотовый салон?» Тот такой, «да нет здесь никакого салона». А он местный, ходит тут в магазин каждый день за покупками и даже не в курсе. А он реально не виден там. Типа, ходишь так, смотришь там прямо перед собой и у тебя, короче, видна аптека, видны так какие–то магазины игрушек и от салона этого пол-яичка логотипа видно только.          Ну, я отослал фотки, чтобы, типа, посмотрели как тут.

– Ты, в общем, заморочился, что вроде приехал, а условий никаких.

– Ну, да. Да и вообще, хочешь вроде помочь, людей у них нет, ну, думаешь, ладно, как лучше чтобы, раз уж приехал. Вроде как кто-то приходит–уходит, людям как бы похеру. А так вроде как помощь приподнести, вроде как не зря устроился.

– Ну и с родителями там в деревне заодно пообщался, да? Они спрашивали, как ты живёшь, поди?

– Ага, спрашивали.

– Ну и что, брат, как ты живёшь?

– Ну, как. Мне нравится, – Колян хмыкнул. – Нормально живу.

– Ну, да, нормально, – Прокоп тоже слегка усмехнулся в поддержку собеседнику.

– Бог же нас вроде как сделал, чтобы жили и радовались, вот и радуюсь, – Колян засмеялся своей шутке и отпил травяного чая из большой кружки.

– Я к родителям-то приехал, что работы не было, да телефон ещё потерял. Я вообще шёл симку восстановить, ну и вот работа эта подвернулась. Думаю, какая разница, всё равно сижу, в общем, так и устроился туда. Там две девки местные работали, слово за слово, в общем, так и устроился. Я вообще зарекался с коллегами не спать, а тут опять влез. Короче, замутил так, без мыслей, ну у одной как-то сидели, я, в общем, и остался. А потом ничего такого и не думал, ну было и было. Со второй так же. Ну и особо не распространялся им про это. А девки эти уже что-то там навыдумывали. Тут зарплату должны были дать, одна вообще говорит мне, типа, чтобы ей отдал, а то, типа, пропьёшь. В этом месяце, говорит, у тебя уже ништяк должно быть, как раз мне её, типа, скинешь сразу и будем, типа, вместе. Я ей говорю, какой вместе, нахера мне, типа, это нужно-то.

– А она чего в ответ?

– Ну, а мы, до этого… я ходил, типа, ужин там готовил.

– А она уже вроде как об этом подумала, что как семейная жизнь, да?

– Ну, да. А я-то просто, после работы, ну и вроде как чего тёлку-то не научить готовить, ей это вообще, как бы нужно по жизни.

– Так они в своих домах живут, не в съёмных квартирах?

– Да они, типа, все уже разведены, дома свои. У одной ребёнок есть. Одной 38, а второй 24 года, вторая без ребёнка пока.

– А ты, то к одной, то к другой периодически ходил, после работы и так, да?

– Ну, да. Я это считал всё типа как дружбой. Ну, там выпивали вечером как-то, переспали по разу. Она говорит, типа, мужика нет, ну, нужен как бы, ну вот и так всё без каких-то там дел, так, по дружбе. Просто корпоратив, типа, там был, шашлычок жарили, а потом она всех уже по домам отправила, а я остался.

– Это да, корпоратив-то корпоративом, а в жизни-то оно тебе вроде бы и не упало никак. Ты же холостяк вроде убеждённый уже.

– Ну, да. Оно всегда так получается. Вроде девка какая к тебе приходит, а потом три дня пожила если, то всё, начинается. Короче если три дня подряд просыпается в моей кровати и у меня начинается, типа, такой подгон, типа, «надо тебе уезжать, короче». Думаю, надо чё-то выдумать, то там родители ко мне, типа, должны приехать с дочкой моей, дочке, короче, тут надо будет ночевать, все дела. Ты тут давай, типа, пока свали на недельку, вся эта канитель пройдёт, а потом, типа, обратно переедешь ко мне. Она же к третьему дню уже и вещи свои успевает кое-какие понавезти в дом. А так, говорю, как раз и остальные вещи довезёшь, типа, а пока так оставь всё. Неделька проходит, не звоню, вторая неделька проходит, не звоню, короче, начинает звонить, типа чё-как. Да, блин, чё-то заморочка какая-то, опять что-то выдумываю. Короче, говорю, тебе надо вещи собрать, свалить в общем. Нет, ну мы там, типа, друзьями останемся, всё нормально, ну просто чё-то не получается.

– И так всегда что ли?

– Ну, да, три дня проходит и всё.

– У них, наверно, инстинкт какой-то срабатывает, ведь чего они остаются иначе, понятно же чего им всем надо-то.

– Ну, они вроде как просто так хотят, вроде как жить не собираются с тобой, но у них вот этот бабский какой-то инстинкт что ли, то ли чё, продолжение рода может. Хрен его знает, короче, чё там у них происходит. Ну, а там потом начинается уже – давай купим это, а не то, давай вот это сюда переставим, друзья твои что-то не такие как надо. Короче, капать на мозги тебе начинает, и не то, чтобы явно, а так, между делом. И главное, она же даже если нормальная кажется, типа, такая вся в теме, то всё равно всё также в конце делается с ней. Она так капает, что, типа, вот этот друг твой, он тип какой-то не очень. Я говорю, что, типа, всё равно буду с ним общаться. Она тогда начинает, что, типа, ну вот, он тебе нравится как друг, и я тебе нравлюсь, ну и мы-то с тобой, типа, вместе, а с ним-то ты, типа, не живёшь. Я ей, ну ладно, типа, урежу частоту с ним общения.

– И вроде как ритм жизни начинает нарушаться, да?

– Ну не то чтобы так вот, а куришь на унитазе, сидишь и думаешь, а правильно сделал, может она тут вообще не очень нужна, мне же вроде и без неё нормально было. А потом думаешь, а зачем мне вообще это надо-то, чё я сижу и думаю про это, можно же в принципе вообще об этом было не думать.

Короче, зачем она вообще тут нужна-то?

– Понятно, в общем, начинает она тебя напрягать своим присутствием.

– Ну да, кто-то тут явно лишний. Это как эти самые, монахи, они же не зря от баб в монастыри-то убегали, там, типа, можно спокойно жить, без напряга вот этого, дела разные там по дому, когда надо, тогда и сделал, по нормальному такому укладу. Ну, и вместо накурки там какой или бухла, они только молятся, общаются там со всяким высоким, и тоже вроде как прёт их от этого.

– Ну, так они же там и сбегают некоторые, да и про монашек разные истории явно не на пустом месте рассказывают.

– Ну, так там тоже люди они, ну кто-то нет-нет, да сбегает по делам разным своим, а так всё ровно двигается. Монашки, оно ведь тоже, если по этой схеме, выходит, что тёлки самые нормальные, которые тоже поняли всю беспонтовость здешней бабской суеты. Ну, я так сам думаю, что сильно так может быть.

– Так а ты сам-то в монастырь как, не хотелось?

– Да не-е, зачем мне это всё, мне так нормально. Тут девчонка одна появилась вот, из кришнаитов, она поиграть ко мне приходит, у неё эта, как её, ну, в общем, такая штука, типа, барабанчика стального, а я на гитаре с ней сейшеню. Говорит, что «может к нам, какой праздник будет, придёшь тоже, поиграешь».

У кришнаитов курить никто не курит, да и пить тоже там никак.

Да это ладно, я же и не думаю к ним туда, это она так. Она вообще просто приходит иногда поиграть. У них аскеза там, алкоголь, вещества всякие – никак, готовят без мяса и рыбы, без яиц. Так-то у них служение интересное, они радуются постоянно, как от жизни просто кайфуют. Она приходит посидеть, поиграть, как друг, и поговорить с ней нормально. Она играет так нормально. Барабанчики такие небольшие, прямо хорошо делает, флейта ещё у неё…

После выпитого чая лицо разгорячилось и захотелось умыться.

В гостях у холостяка ты можешь сделать одно из бытовых, но прямо-таки ошеломительных открытий об этом мире. Когда моешь руки в ванной, то бывает, что происходит обычная история – ты моешь руки, вытираешь их полотенцем, что висит на крючке на стене, и выходишь из ванной, думая о чём-то своём.

Но иногда, в ванной холостяка, на крючках висит два полотенца!

И, вытирая руки, ты даже не знаешь, какое из них для ног, потому как по виду это невозможно определить в принципе. Просто одно из них синего, а второе – красного цвета. Какое выбрать?

И тут-то с тобой происходит сатори – ты словно резко просыпаешься и видишь два одинаково затёртых и сырых полотенца. Ты точно знаешь, что одно из них для ног, другое для головы, но выделить то, что для головы по чистоте или ещё какому признаку просто невозможно.

Проблема выбора в натуральном факте бытового бытия. Одна и та же форма несёт в себе совершенно противоположное содержание. Второе озарение происходит, когда становится очевидным простой факт – проблема выбора, это лишь иллюзия, так как телу безразлично каким из двух полотенец ты вытрешь руки. Вовсе не реальная потребность, а только культурологическая привычка заставляет тебя выйти с мокрыми кистями и вытереть их единственным найденным на кухне полотенцем для вроде бы посуды.

А ты идёшь от Коляна и про себя думаешь: «Ну ведь действительно. Поговорили ведь. И может и не так часто встречаетесь как раньше, может и вообще раз в полгода, но главное в другом. Просто вот эта вот рассинхронизация тебя «приличного» и друга – холостого – она не в разности, она в самом ритмическом рисунке жизни.

Дело здесь не в категориях хороший-плохой, добрый-злой, хотя они, конечно, всегда присутствуют в нашей жизни, но здесь иная геометрия, иной тип ритмического рисунка жизни. Здесь это означает просто два типа синхрона, да, когда–то имевшие один близкий звуковой тон, ритм – звуковой исходник, но теперь сформировавшие свои уникальные и сложные жизненные ритмы.

Тем не менее, все мы играем на одной и той же гитаре, хотя и мелодия у каждого своя. И потому мы не глушим друг друга, а просто живём так, как сейчас в этот момент согласуется ритму каждого из нас…»

Дождь моросил. Идти под зонтом было шикарно, хорошо было, если уж говорить откровенно.

Городские цветочные клумбы, провинциальные, немного наивные в своём железобетонно-квадратном, технически понятном оформлении, всё же были покрашены разноцветной краской – белые, синие, красные. И цветы в клумбах, под этим мелким дождём, в этой лёгкой серебристости приближающейся осени, цветы горели яркими-яркими самоцветами, немыслимыми яркими пятнами, размываясь в мокрых витринах и окнах проезжающих рейсовых микроавтобусов.

И это тоже был свет.

Всё было просто, влажно и спокойно. И лишь что-то впереди уже зудело, уже касалось твоей пуповины и тянулось какой-то тонкой паутинкой от тебя – туда, вперёд. Вперёд по этой паутинке тянулся тонкий звенящий луч в неизвестность завтрашнего дня, и куда-то намного дальше этого завтрашнего, в то, что человеческий ум смог помыслить как вечное.

Жизнь пульсировала и громоздилась со всех сторон и вдруг, среди этого серебристого послеобеденного приятного полумрака зажглись электрические шары над маленьким козырьком уличного сетевого ресторанчика быстрого питания.

Вроде бы было так радостно, но какая-то светлая печаль окрашивала эту радость особой глубиной, особой мягкостью, всепроникновением, чем-то настолько немыслимо, невыносимо твоим, родным, что становилось в этот момент непонятно, где ты, а где ещё что-то. Ведь это всё – ты.

Странное ощущение. Это не та гордыня овладения, нет. Это не то хищническое присвоение – нет. Это было нечто неотъемлемое, нечто, что является естественным состоянием существа.

Прокоп разглядел, что в сердцевине мира лежит печаль. Глубокая тоска внутри человека и радость – вокруг – только они и могли придавать миру красоту. Красота ошеломляла и пробивала до слёз, даже как-то неловко казалось открыть подобное явление души в себе.

Поганый гуманитарий, образованец сидел там, посередине, словно на унитазе и всё ещё продолжал пыхтеть и тужиться. Он тоже был там – внутри, он бухгалтерски подсчитывал глаголы и прилагательные, синтаксические конструкции, всю энциклопедическую мелочь тырил по карманам и надувался от важности и избранности себя этакого учёного и всё понимающего. Впервые Прукин со стыдом увидел это мерзкое существо, почувствовал его рабское преклонение перед дешевизной грамматики. Прокопу стало на мгновение по-настоящему стыдно.

Асфальтовая широта и влажность проспекта улетала вверх, по холму, в центре города, на его главной, старой улице, вокруг которой восходили дома. Линия проспекта стремительная, когда ты резко обернулся назад, и такая мягкая, текущая вверх перед человеком.

Кирпич – поношенный, пятиэтажный и панельные многоэтажные бетонные прямоугольники оказались раскрашены мозаиками с изображением людей разных рабочих профессий. Прукин раньше совершенно не обращал на них внимания. Их застилал пластмассовый мир торговых центров – мир прукинской повседневности. Но по земле кое-где всё же была жизнь, она пробивалась вкраплениями цветочных клумб вдоль побочных улиц, вдоль асфальтовых полос городских проспектов.

 

---

Следующую главу читайте в № 25