Отстранённый после операции «Багратион»

Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 23, 13.06.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Одна из самых грандиозных битв в войну произошла летом 1943 года под Белгородом – в Прохоровке. Тогда против нас была брошена вся танковая мощь германского вермахта. Немцы планировали захватить Прохоровку, прорвать оборону советский войск и выйти на оперативный простор. Но мы сорвали все их планы. И это было сделано в том числе благодаря нашей 5-й гвардейской танковой армии, которой командовал Павел Ротмистров.

 

 

Будущий военачальник вступил в красную армию восемнадцатилетним пареньком и почти сразу был брошен на подавление вспыхнувшего весной 1919 года Мелекесского восстания в Самарской губернии. В ходе усмирения взбунтовавшихся против комиссаров крестьян он подхватил малярию. К слову: спустя два с небольшим года ему довелось брать и мятежный Кронштадт. Его в числе других курсантов дислоцировавшейся в Смоленске Западной пехотной школы красных командиров тогда срочно перебросили в Петроград и он одним из первых ворвался в крепость. Уже раненый, собравшись с последними силами, он лично уничтожил пулемётную точку. За что потом получил своей первый орден – Красного Знамени.

Вновь до середины 30-х годов служба Ротмистрова шла по восходящей. Он хорошо проявил себя в качестве командира стрелкового полка на Дальнем Востоке. Не случайно осенью 1937 года ему поручили обучение тактике уже других офицеров: он стал преподавателем в одной из академий. И вдруг на Ротмистрова поступил донос. Его обвинили в связях с «врагами народа» и исключили из партии. Однако офицер посчитал, что его оклеветали, и подал апелляцию. В итоге исключение ему заменили на строгий партийный выговор. А самое главное – он остался в армии на преподавательской работе.

В академии Ротмистров сосредоточился на проблемах применения танков в будущих войнах. А вскоре началась война с белофиннами. И начальство предложило ему опробовать теоретические наработки на практике. И он был назначен в 7-ю армию командиром танкового батальона. За участие в прорыве «линии Маннергейма» его наградили вторым орденом – уже Красной Звезды.

После финской кампании Ротмистров получил повышение и стал замкомдивом в Прибалтике. Начало войны застало его в литовском городе Алитус. Первые сражения с немцами оказались не в нашу пользу. Ротмистров вместе со штабом 3-го механизированного корпуса 2-й танковой дивизии попал в окружение. К своим он вышел лишь через два с лишним месяца.

После недолгой проверки Ротмистрову передали в управление создававшуюся из рабочих Путиловского завода 8-ю танковую бригаду, которая входила в состав 11-й армии Северо-Западного фронта. Эту бригаду потом бросили под Калинин, которому в постсоветское время вернули старинное название Тверь. Командование требовало от Ротмистрова во что бы то ни стало остановить продвижение немцев на Торжок. Но силы были не равны. Понимая это, Ротмистров в стремлении не допустить разгрома своей бригады, отвёл танкистов в район Лихославля, чтобы уже оттуда ударить по немцам. Но его действия вызвали ярость у командующего фронтом Конева.

«Ротмистрова, – телеграфировал он Ватутину, – за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригады арестовать и предать суду военного трибунала».

Но Ватутин в обиду Ротмистрова не дал.

Ну а в декабре сорок первого года началось уже наше контрнаступление. Танки Ротмистрова отличились при освобождении подмосковного Клина. Его бригада получила звание гвардейской. А сам он был награждён орденом Ленина.

Командование, когда представляло офицера к награде, в наградном листе написало:

«Таковая бригада с 24 сентября 1941 года принимала участие в боевых действиях Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов.

Войдя в состав Калининского фронта, бригада после 200 км марша вступила в бой с превосходящими силами противника, развившего наступление вдоль Ленинградского шоссе на город Торжок. В результате боёв фашисты, понеся большие потери, были отброшены к гор. Калинину. Смелыми действиями танковая бригада сорвала план наступлений немецких захватчиков на гор. Торжок.

В последующих боях в районе Медное, Калинин, нанося значительные потери противнику, вынуждала его перейти к обороне.

На участке Калининского фронта бригада перебрасывалась в районы, откуда наиболее угрожала опасность. Ведя активные боевые действия на участках 31, 29, 30, 22 и 39 армий, благодаря умелому и смелому руководству полковника Ротмистрова, бригада успешно содействовала частям в разрешении поставленных задач.

Умелая организация боя во взаимодействии с пехотой и артиллерией и организация восстановления выбывшей из строя материальной части давали возможность бригаде нести незначительные потери и постоянно иметь материальную часть для боевых действий.

Находясь в составе 39 армии в окружении в районе Сычёвки, умелыми действиями бригада сохранила личный состав, понеся незначительные потери.

За образцовые боевые действия под руководством полковника тов. Ротмистрова бригаде присвоено звание «3-й Гвардейской танковой бригады».

Полковник тов. Ротмистров, пренебрегая смертью, руководил боевыми действиями, показывая образцы мужества и геройства, воспитал и сколотил личный состав бригады на разгром фашистских банд.

За умелую организацию и руководство боевыми действиями заслуживает правительственной награды – орден «Красное Знамя».

 

Подписал этот наградной лист 18 марта 1942 года заместитель командующего войсками Калининского фронта Мишулин. Однако командующий Калининским фронтом Конев в своём заключении повысил уровень награды. Он начертал: «Достоин награждения орденом Ленина».

Может, самым тяжёлым за всю войну для Ротмистрова оказалось Прохоровское сражение. Впрочем об этом сражении уже много что написано, и, видимо, нет смысла повторяться.

Подкосила Ротмистрова операция «Багратион». Он на тот момент командовал 5-й гвардейской танковой армией. В боях за Вильнюс его танкисты понесли большие потери. Командующий фронтом Черняховский в гневе потребовал отставки командарма.

24 августа 1944 года Ротмистров обратился лично к Сталину. Цитирую его рапорт:

«Докладываю, об освобождении меня от должности Командующего 5-й Гвардейской Танковой армии.

Конкретные причины, почему я освобождён от должности, мне не известны. Из разговоров с Маршалом Советского Союза тов. ВАСИЛЕВСКИМ и Командующим 3-м Белорусским фронтом Генералом Армии тов. ЧЕРНЯХОВСКИМ я установил, что:

1. 5 Гвардейская Танковая Армия действовала нерешительно и медленно.
2. Будто бы, вопреки поставленной мне задаче, я ввёл Армию в ВИЛЬНО.
3. Якобы в 5 Гвардейской Танковой Армии была низкая дисциплина и имелись случаи панибратства.

Справедливость требует доложить Вам следующее:

1. 5 Гвардейская Танковая Армия более 1,5 лет действовала в степях Украины, а до сформирования Армии, своими частями действовала в степях р. Дона и на Сталинградских равнинах.

С прибытием на 3-й Белорусский фронт личный состав Армии не имел времени ознакомиться с новым театром военных действий и пересмотреть тактику действий с приходом в лесисто-болотистый район. Привычные приёмы танкистов, борьбы с противником на степном театре, оказались совершенно неправильными здесь. Задачу же и направление действий Армия до р. БЕРЕЗИНА получила исключительно по лесисто-болотистому району и особенно 29 Танковый корпус.

Армии всё время ставились исключительно тяжёлые задачи по условиям местности, по времени подготовки к выполнению поставленной задачи и по наличию противостоящего противника. Кроме того, противник всё время держал против 5 Гвардейской Танковой Армии большое число танков и противотанковой артиллерии.

Армия имела в своём составе только два танковых корпуса и поэтому я не имел сил для наращивания удара и развития успеха. В связи с такой обстановкой, Армия продвигалась вперёд относительно медленно, но даже и в этих условиях всё время связывала и уничтожала главные силы танков и артиллерии противника и этим обеспечивала быстрое продвижение соседей.

Мне казалось, что бой протекал нормально, однако Командующий фронтом счёл необходимым отдать предпочтение тому, кто шёл по пустому месту почти не встречая противника (конкретно корпус ОБУХОВА), а не тем войскам, которые обеспечили успех 3 Белорусскому фронту.

2. По вопросу, что я будто бы загнал Армию в ВИЛЬНО, могу доложить кратко, что это просто ложь.

Обстановка сложилась так:

По телефону «ВЧ» мне позвонил тов. ЧЕРНЯХОВСКИЙ и сообщил, что тов. ОБУХОВ занял г. Вильно, поэтому Армию необходимо направить южнее г. Вильно в общем направлении АЛИТУС.

Я, в соответствии с этим указанием, отдал необходимые распоряжения.

Позднее же тов. ЧЕРНЯХОВСКИЙ сообщил мне, что г. Вильно занимается противником и что ОБУХОВ находится в 8 км. от Вильно и ведёт бой только за НОВО-ВИЛЕЙКИ и поэтому приказал мне продолжать выполнять ранее поставленную задачу, т.е. наступать на г. ВИЛЬНО.

По моему решению, Армия наступала на г. Вильно, одним корпусом с востока, другим корпусом обходила г. Вильно с юга и юго-запада, а корпус ОБУХОВА, по приказу тов. ЧЕРНЯХОВСКОГО, наступал на г. Вильно правее меня с северо-востока.

Наступление на г. Вильно моей Армии и корпуса ОБУХОВА продолжалось двое суток, до подхода пехоты. С подходом же пехоты, я свою Армию свернул и начал двигаться на АЛИТУС. Таким образом в г. Вильно была только моя мотопехота и не более 25-30 штук танков.

3. Решительно отклоняю, что в Армии была низкая дисциплина. Для примера высокой дисциплины в Армии, считаю необходимым доложить Вам, что только в этом летнем наступлении в 3 и 29 Танковых корпусах погибли в бою (не от бомбёжки) два командира танковой бригады и два заместителя командиров танковых бригад. Тяжело ранены – два командира танковой бригады (один из них без ноги), убиты несколько Комбатов танковых батальонов.

Мне тяжело докладывать Вам об этих потерях, так как с этими командирами я провёл прочти всю войну, но мне кажется, это может служить достаточной характеристикой высокой дисциплины в Армии, если Командиры танковых бригад, их заместители и командиры батальонов всегда были в бою и на своих местах. При низкой  дисциплине вряд ли командиры бригад находились бы сами в бою.

Панибратства в Армии я также никогда не замечал, хотя обращения между собой требовал вежливого, насколько это позволяла фронтовая обстановка.

4. Я со своей стороны принимал все меры к тому, чтобы лучше выполнить поставленную задачу, неоднократно лично был в боевых порядках и тем не менее ещё бóльших темпов наступления не добился. Вся обстановка складывалась исключительно трудной для меня, в силу чего хочу Вам доложить, что неудачи на войне каждый командир может иметь, что имело место и у меня.

Исходя из действий Армии, которой я командовал и сложившейся обстановки, я считаю, что меня освободили от занимаемой должности незаслуженно.

5. Прошу, если у Вас будет возможность, принять меня для личного доклада» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 128, лл. 129-131).

 

 

Однако Сталин в приёме ему отказал. Генерал оказался в опале. Но совсем его из армии не убрали. Он получил маловлиятельный пост заместителя командующего бронетанковыми и механизированными войсками красной армии.

Выждав какое-то время, Ротмистров вновь обратился к Сталину. 11 ноября 1944 года он послал вождю рапорт. Цитирую:

«Докладываю:

С первых дней Отечественной войны, в течение трёх с лишним лет, я беспрерывно командовал на фронте танковыми частями и соединениями.

Прошу Вас, товарищ Народный Комиссар, дать мне возможность ещё раз применить свои знания и опыт непосредственно на фронте, в предстоящих боях по окончательному разгрому немецких захватчиков» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 128, лл. 137).

 

 

Однако к участию в боевых действиях Ротмистров больше не допускался. Впоследствии он вернулся к преподавательской деятельности, стал сначала в академии Генштаба начальником кафедры, а потом и возглавил военную академию бронетанковых войск, получил степень доктора военных наук.

Но в полной мере заслуги Ротмистрова были оценены лишь после прихода к власти Брежнева: 7 мая 1965 года ему присвоили звание Героя Советского Союза.