Озноб
(Рассказ)
Рубрика в газете: Проза, № 2025 / 47, 28.11.2025, автор: Сергей КУЧИН (п. Рамонь, Воронежская обл.)
Миша был откровенным мальчишкой. Помогал одноклассникам с домашними заданиями, давал списывать. Не затаивал он обиды на отвернувшихся от него, по непонятным причинам, вроде бы, товарищей. Жалел отстающих, проигрывавших. Однажды на лыжном школьном кроссе представил себе, как обидно отстающему быть последним и уступал лыжню, пропустил вперёд всех. Но не получалось у него крепкой дружбы со сверстниками, – скучно с ними. Больше общался со взрослыми. Ребятишки дразнили Кусошником, – почему так, он не понимал. Может за это его иногда поколачивали. Забивался в уголок, переживал обиду со слезами. Общественные обязанности ему не нравились, но выполнял он их исправно и качественно.
В институте отношения с сокурсниками сложились нормальные, уважительные. Так и на работе. Через год ему предложили повышение; он отказался от престижного места. Причина всё та же, – место это очень хотел получить коллега; у того стаж был больше. Странно как отношения складываются: коллега тот после своего повышения в должности даже здороваться перестал, не узнавал. Ему ещё несколько раз предлагали повышение, но всегда оказывалось, что место очень хотел получить кто-то, вызывавший жалость у Михаила. Он уже и сам начал понимать, что его жалость приводила к продвижению не очень толковых специалистов и добрых товарищей. Но характер не исправишь! Как-то соседка разговорилась с ним вообще, а потом спросила, почему он не женится, больной что ли? Он попробовал отшутиться. А через несколько дней к соседке приехала племянница и быстро с ним сдружилась, получилось доверительное приятельство. Задала ему по простому тот же вопрос. Он попытался объяснить через то же чувство жалости: если сосватает одну, то остальным обидно будет. Аня задумалась и предположила, в чём он не прав.
– Если ты серьёзно говоришь, то от твоей размазанной жалости ко всем им ни тепло и ни холодно. Ты выбери одну и пожалей её… будет всем польза.
Он выбрал одну и получил подарок судьбы. Какой характер у неё лёгкий и какая умница!
– Чего ты так смотришь на меня? Халат взглядом прожжёшь.
К ночи Михаила Дмитриевича знобить начало. Он надел вязанную шапочку, тёплое бельё, навёл чай с малиной и устроился ночевать отдельно, на диване в большой комнате, чтобы, на всякий случай, не заразить жену. Укрылся ещё и полушубком.
– Термометр дать?
– Я температуру не чувствую… пройдёт. Так, лёгкая простуда.
Однако к утру продрог, жена накрыла его шерстяным одеялом. Под ним быстро отогрелся и заснул крепко. Не слышал, как она уходила на работу.
Он два года назад вышел на пенсию. Тогда жена, уже несколько лет отдыхавшая от общественного производства, устроилась на полставки диспетчером туда, где раньше работала – в контору энергосбыта дежурным с шести утра до одиннадцати. Убедила мужа в пользе такого решения. Семейная касса слегка пополнится и:
– Что ж буду глаза тебе мозолить целый день и изо дня в день. А так я занята, с людьми общаюсь, сколько новостей принесу тебе, и в телевизор нечего глазеть. Ты отдохни, посиди дома.
На другой день после поездки на дачу почувствовал Подгузов недомогание. Слегка побаливало меж рёбер. Это понятно: от того, что накануне перетрудился немножко, напрягался, когда копал, рубил…
Так прошли завтра и послезавтра. Они превратились во вчера и позавчера…
Однажды вечером не надолго включил телевизор. Зануда занудой, конечно, Шляпа, но он прав – одна и та же тусовка постоянно, подумал Михаил Дмитриевич.. У них что, зарплата маленькая, и они вынуждены по три ставки брать, чтобы семью прокормить? Часто являются, боятся, вдруг их забудут. Кто только нам политику ни толкуют! Откуда взялись умники?
Закипело у него вдруг раздражение от заполнивших телепрограмму всяких шоу, надуманных, напыщенных безмерно.
За ужином высказал жене:
– Почему объявление новостей сопровождаются грохотом, забивающим речь диктора? Почему дикторы не к месту понижают голос, проглатывают окончания и даже некоторые слова?
– Ты меня что ли спрашиваешь? Да я их и не слушаю.
– Ну, так возмущают же некоторые комментаторы своей невоспитанностью, профессиональной необученностью. Их что, прямо с улицы выловили и запустили на токовище! У них будто соревнования по скорости речи, уследить за тем, что говорят невозможно, – слышны от них только слоги и междометия. Некоторые кинорежиссёры политологами на телевидении заделались, прирабатывают что ли? Учат, как надо смотреть на социальные изменения с точки зрения опытных театральных конструкторов. Лучше бы внимательнее сценарии проверяли, за дураков зрителей не держали. Вон в сериалах половину времени актёры только пьют и жрут или говорят о еде…
– Это у них в качестве наполнителей, чтобы сериал растянуть.
– Господи, да какое же великое значение имеют в жизни русского человека эти скоморохи?
– Высказался? Или ещё выступать будешь? Так ты Шляпу обойдёшь.
– Возмущает эта долгоиграющая низкопробность. Как будто специально забалтывают нормальных русских людей.
– Там политика такая, тебе не понять, какая от неё польза. Смотреть насильно не заставляют? Не смотри и успокойся, ты их не переделаешь…
После ужина жена сообщила о предложении банка открыть какой-то новый счёт для пенсионеров.
– Может сходишь в туда, выяснишь, выгодно нам переходить или нет. Вот конверт со всеми документами. У них с часу до двух перерыв. Тогда я уж дома буду. Хочешь, подожди меня, вместе сходим.
– Схожу, конечно… – он шлёпнул пальцами по столу, – Опять банковские новшества вводят!
Переночевал тогда нормально. С удовольствием позавтракал. Жена укутала полотенцем кастрюльку. Молочный супчик с макаронами он любил ещё с тех пор, когда макароны относились к почти дефицитным пищевым продуктам.
За окном небо хмурилось и ветер порывами трепал рябинки около дома. Прохожие мужчины одеты были по-разному: кто в куртки с капюшонами, а кто в пиджаки на распашку. Он выбрал тёплую куртку, обмотал шею шарфом – горло побаливало, надо поберечь.
Улица неуютная. Холодный воздух сразу добрался до коленок. Ну из-за этого не возвращаться же в квартиру, до банка идти недалеко, меньше километра, замёрзнуть не успею.
На кленовой аллее резкий ветер захлестнул, закрутил, погнал по асфальту скрученные листья как стайку однокрылых бабочек. Бодро шагал за ними Михаил Дмитриевич. А полпути ещё не прошёл, как почувствовал давление в груди, повело его вдруг из стороны в сторону, голова закружилась… Остановился, напрягся, попытался собраться и понял сразу, что быстрее, пока не упал, нужно возвращаться домой. Последние метры до подъезда еле брёл. Трясущейся рукой с ключом долго, казалось никогда не получится, пытался попасть в замочную скважину. Тело не слушалось, тянуло назад…
Наконец переступил порог. Мелкая, мелкая дрожь во всём теле. Опустился на четвереньки. Дополз до дивана и еле влез на него. Кое-как развязал шарф и стащил куртку. Через минуту уже стал мерзнуть. Плед лежал в кресле, сил добраться до него не осталось, а пройти на кухню согреть чаю – тем более. Прикрыться хотя бы курткой, полежать спокойно. Силы восстановятся.
А страх подбирался ближе, ближе. От горла боль, правда терпимая, переходила под челюсть и пульсировала в голове. «Нет, один не выдержу. А она придёт не скоро, да ещё собеседницы встретятся. Как телефон-то достать»… Так, дотянулся:
– Слабость сильная, – отрывисто проговорил, – не могу доползти до кухни, быстренько приходи.
Как от её присутствия сразу увереннее себя почувствовал; одеялом его прикрыла, голову шерстяным платком повязала, и чай с малиной уже готов. Как быстро у неё всё получается!
– Где у тебя болит?
– Першит в горле под левой челюстью и голова.
– Шиповник навести?
– Давай, вреда не будет.
– Это у тебя от вирусов, они уже всех замумукали. Сбегаю в аптеку, спрошу, что порекомендуют. А скорее всего простудился ты на даче.
– Сколько раз простужался, а такой слабости никогда не было.
– Ну вот теперь так… атмосфера…
Из аптеки пришла оживлённая, с лекарствами трёх видов: от головной боли, кашля и, на всякий случай, жаропонижающее. Успокоила:
– У всех сейчас такое самочувствие, – поветрие началось… аптекарша сказала – за температурой надо следить и, если что, врача вызывать, неизвестно в какую сторону простуда может сдвинуться.
Дрожь исчезла, а головная боль усиливалась. Шерстяной платок не помогал, таблетка тоже. Подгузов безуспешно пытался найти голове положение на подушке, чтобы уменьшить боль. Такое состояние бывало, когда он раньше заболевал иногда гриппом – с вечера до утра головная боль; днём она притуплялась, а к вечеру возвращалась. Нужно настраиваться, так будет дня три, самое большее пять. Надо их перетерпеть.
– Что ужинать будешь?
– Пока ничего не хочу, голова не в порядке. Может, лимонного сока надавишь?
– Забыла я купить, нет его у нас… Зато киви есть.
Минут через пять принесла очищенную зелёную ягодку киви и маленький стаканчик с прозрачной жидкостью.
– А это что?
– Тошноту сбить, водочка…
– Так ведь голова болит, вдруг хуже будет.
– Тут немножко, столовая ложка только, не повредит.
– Лучше бы кваску, только не магазинного, обыкновенного домашнего, заварного.
– У меня гуща старая, в холодильнике, такая вряд ли заварится. Сбегаю в столовую, спрошу у девчонок. Ты без меня побудишь? Я быстро. Ни с кем по пути разговаривать не буду, – остановилась, присмотрелась к нему, – может, просто отравился чем-то? Что на завтрак ели?
– Макароны, кукурузный отвар. От этого не затошнит…
– Надо печёночную пробу сдать, давно тебе говорила.
К утру замучил кашель. Жена принесла бокал с каким-то питьём.
– Навела тебе порошок…
Она назвала лекарство, он закашлялся, не расслышал.
– Иди спи, что тут стоять будешь, это не повлияет…
А когда она ушла, как будто дышать стало труднее и в затылке боль усилилась. Так прошли следующие две ночи с больной головой и не унимающимся кашлем. Перепробовали три лекарства, на грудь притягивали платком горячую картошку, массировали шею. С трудом сдерживал раздражение Михаил Дмитриевич. Понимал, что от жалоб болезненное состояние не исчезнет, только расстройство жене прибавится. Не надо ухудшать её настроение, она нянька хорошая. Кроме неё кто же будет с ним возиться…
Надо брать себя в руки. Проснувшись, сидя на диване занялся простейшей гимнастикой. Прошёл по квартире, опираясь на стены, двери и подходящую мебель, сидел на кухне перед окном, наблюдал за машинами и пешеходами на улице. Раньше не замечал, а теперь обратил внимание на пары отдыхающих стариков. А как по-деловому шагают с кем-то из родителей малыши – у них всё есть – счастье, уверенность. Совсем малютки в комбинезончиках присматриваются из своих колясок к родным лицам, прислушиваются к знакомым голосам. Они там бодрые, а на него слабость наваливается – не дай бог окажется что-то похуже пятидневного гриппа. Непорядок в голове и горле настораживает. Надо отвлекаться, не поддаваться. И он вспомнил о папках с вырезками из газет, распечатками из интернета, своими заметками, научными сообщениями.
Достал из тумбочки под телевизором те папки. Для чего собирал? Для кого? Сам ведь к ним не обращается больше. Пустые хлопоты отпечатались там. Может, выбросить, не заглядывая в них? Место освободится… А когда-то близко касались, волновали темы военного противостояния, фальшивых историй, земельных проблем и пренебрежения к ним, карьеризм, манипуляции общественным сознанием… Начинал он коллекционировать интересные факты с сообщения о первой в мире пересадке сердца доктором Кристианом Бернардом из Южной Африки в шестьдесят седьмом году. Постепенно простенький альбомчик наполнялся вырезками с информацией о достижениях всяких наук. Вот тот альбом жалко было потерять, – внук взял его в школу для доклада – там он и исчез…
Пухлую папку собрал он ещё о психопатологии властителей вообще и деятельности российских коммунистов в частности. Ну не испытывал он к собранию людей, из которых гвозди нужно делать, симпатий. За это его надо перевоспитать? Изолировать его что ли от передового коллектива?
И это никому теперь не пригодится, подумал Подгузов о своих папках, выбросить что ли всё, не тратить время…Может, отвезти на дачу для печки? Или пусть остаётся? Он задвинул все пачки в тумбочку и вернулся на диван. Голова заболела, – от напряжённого чтения, что ли?
Он смотрел новости, когда жена позвала обедать.
– Что ты так разволновался, аж затрясся. Ешь. Сварила, что ты просил.
– Ну, не могу терпеть обыкновенную бессовестную болтовню.
Жена молчала.
– Что ты молчишь? Считаешь – я не прав? Критиканствую? Хотя казалось (может, вся жизнь кажущаяся), что мы были свободны – хочешь, в санаторий поезжай, хочешь – отправляйся за туманом, государство свободы выбора не ограничивало..
Он подумал, что жена не слушала его, свои мысли её занимают, оказалось – нет, думала о том же времени. Заговорила.
– Не занятых на производстве привлекали к работе насильно – тунеядства не допускали, и правильно делали, не то, что щас, наши по чердакам бомжуют, а мы приглашаем трудовых мигрантов убирать тут. Ну, а всё же признай, спокойнее было, и, в основном, доброжелательно, ответственно вели себя те, к кому приходилось обращаться по разным нуждам. Во всех конторах грубого обращения с клиентами не допускали…
– Не везде! Наглые продавщицы встречались не редко.
– Конечно не везде, но в среднем общество вело себя вежливо, или мне посчастливилось в таком обществе находиться. Сейчас лучше стали питаться и одеваться, а грубостей – через край.
– Просто ты по молодости соскучилась.
– Может, я такая овца, что не замечала тогда идеологического давления. Ну, не хочешь, не слушай. По разнарядке сходи на демонстрацию, а мне и самой там нравилось ходить.
– Теперь то время кажется красивее и добрее. Ка-жет-ся!
– Естественно. Но сегодня особенно заметила, как наши девчонки с посетителями обращаются. Как с цепи сорвались! Такое невежество меня уже давно раздражает. Подумала, чего ради я терпеть буду такое окружение, нервничать там. Уволюсь, решила. На две пенсии проживём?
– И мне, когда ты рядом, легче.
Вечером сник старик. Пять дней, намеченные им на прохождение болезни, давно прошли, а кашель не унимался, одышка мешала, давило грудину. Будто серым сделалось сознание. Перепробовали все известные приёмы избавления от головной боли. Жена позвонила участковому терапевту. Ответила медсестра, посоветовала заранее сдать кровь на анализ и пройти рентген в ближайшей «Диагностике +». Он подтянулся, бодрился, в глазах только не мог скрыть тревогу. Он всегда перед посещением больницы ожидал большие неприятности от неё.
Такси вызывать отказался, поехали на маршрутке.
Оказалось кровь берут быстро и не больно. В рентген кабинете раздеваться, а потом прикасаться грудью к холодному экрану неприятно, но минутку перетерпел. А только вышел оттуда, внезапная слабость чуть не повалила его на пол.
– Такси вызову сейчас…
– Подожди, – с трудом выговорил одно это слово.
Минут через десять пошёл, настойчиво пошёл к остановке автобуса.
Дома жена спросила:
– Что тебе приготовить, что ты хочешь?
– Представь, ничего не хочу… а о чём подумаю, сразу тошнить начинает.
Продолжение рассказа «Подтянитесь!», опубликованного в № 45
“Ты без меня побудишь? ” – правильно: побудЕшь. Глагол “побыть” I-го спряжения.
А рассказ читать совсем неинтересно: нехудожественный он.
Рассказ “Озноб” прочла с неподдельным интересом.
Благодарна автору, что заставил задуматься “кто мы и какова наша действительность”.
Удивительно точно и созвучно современности автор актуализирует вопрос о специалистах и “псевдоспециалистах” любой сферы, о том, действительно ли добрее и дружнее были люди…
Мудрым решением (а может просто мне близко как и жене героя) является то, что нужно признать: на изменения в политстрое, соцжизни (не важно в какую сторону они происходят) не всегда мы можем повлиять. А если это бессмысленно и не под силу одному, то остаётся одно – не обращать внимание.
Делай что должно, и будь что будет…
Думается, что исходя из опыта многих граждан сейчас понятны слова Михаила Дмитриевича “Ничего не хочу…а о чём подумаю, сразу тошнить начинает”. Жаль, что эти мысли пока воспринимаются в грустном ключе, но кто знает, может через поколения они будут иметь положительный оттенок?! Хотелось бы, чтобы всё-таки дальше было лучше/качественнее, чем сейчас. Будем надеяться.
P.s. Творческих успехов и вдохновения автору.
Читала рассказ “Озноб” с огромным удовольствием.
Вдохновил, тронул до глубины сердца и заставил задуматься о важных вещах, позиция героев мне близка и понятна.
Автора благодарю за труд и время, вложенные в этот рассказ, который тронул меня до глубины души, спасибо за те эмоции, которые вы подарили.
Желаю автору новых творческих успехов и вдохновения. С нетерпением буду ждать продолжения этого рассказа и новых работ.
Помню, как Сергей Кучин разнёс критика Льва Пирогова на страницах журнала “Литературная учёба”, 2012, №1. Это было здорово!!!