Плавучий мост: от университетской поэзии к поискам нового языка

Рассказывают Виталий Штемпель и Надежда Кондакова

Рубрика в газете: Страна поэтов, № 2020 / 10, 19.03.2020, автор: Виталий Штемпель, Надежда Кондакова

На днях была вручена премия поэтического журнала «Плавучий мост». Неожиданно для многих победителем стал поэт из Самары Евгений Чепурных, в номинации для молодых авторов победила Дарья Ильгова. Наш корреспондент Григорий Шувалов обсудил итоги премии с главным редактором журнала «Плавучий мост» Виталием Штемпелем, проживающим в Германии, и редактором журнала, поэтом Надеждой Кондаковой.


– Расскажите вкратце, почему вы решили издавать поэтический журнал «Плавучий мост», какова его концепция и чем он отличается от других литературных журналов, издаваемых, как в России, так и за рубежом?
Виталий Штемпель: Мысль была проста. Уйти от любого вида редакторского диктата (а личные отношения, вкусовые предпочтения – это тоже форма диктата), сделать журнал, который был бы открыт для всех. Условие одно – стихи автора должны быть фактом литературы. А для этого поэтический дар обязателен. Каждый редактор журнала (а их на сегодняшний день 12) имеет возможность представить на его страницах авторов, которых он считает интересными. Для этого не нужно моё согласие как руководителя проекта. Естественно, что по отдельным публикациям, а иногда стихотворениям, мы дискутируем. И второе. Площадь журнала ограничена, поэтому редакторская площадь каждого также имеет установленные границы. Подача материала – тоже в компетенции руководителя проекта. Каждый номер журнала должен иметь, если хотите, свой внутренний сюжет, своё развитие.
Что касается нашего отличия от других журналов. За зарубежными журналами я мало слежу, чаще всего это свой мир. Что касается российских журналов, прежде всего, так называемых толстых, к которым и мы относимся. Сегодня мы чествуем нашего первого лауреата премии «Стихи в журнале» Евгения Чепурных. О нём мало кто знал. Не правда ли – поразительно! Поэт такого масштаба мало кому известен! Я мог бы назвать ещё и другие имена. Наше отличие как раз и проистекает из того, что я сказал ранее.

Виталий Штемпель

– Довольны ли вы результатами первого премиального сезона? Насколько я знаю, были некоторые обиды со стороны участников, посчитавших себя обделёнными?…
Виталий Штемпель.: Могу сказать с уверенностью – очень! И сразу добавлю: каждый финалист был достоин стать лауреатом. Но подборка стихотворений Евгения Чепурных, на мой взгляд, была наиболее сильной. Поэтому то, что он стал лауреатом, – совершенно справедливо. Конечно же, каждый хотел им стать. Творческий человек иногда «выплёскивает» из себя накопившееся. И здесь не следует «переоценивать» отдельные обиды. Они естественны.

Надежда Кондакова: Результатами премии «Стихи в журнале» я довольна. Было интересно наблюдать весь процесс изнутри. Когда стали приходить от редакторов и членов редколлегии первые номинации, я сразу поняла, что будет интересно: номинированы были очень разные по уровню подборки очень разных по стилистике поэтов. Были и верлибры, и регулярные стихи, силлабо-тоника. На первом этапе голосования вперёд вышел, со значительным отрывом – Евгений Чепурных. Разрыв между остальными был незначительным – в 1–3 балла. На этом этапе были отобраны 9 авторов, чьи подборки набрали наибольшее количество баллов. Но дальше было ещё интереснее. Все эти баллы, как теперь стало модно говорить, «обнулились». И всем членам жюри были посланы только эти 9 подборок в алфавитном порядке. Без указания, кто стал первым, кто последним. И вот ситуация с Евгением Чепурных вновь повторилась. Его подборка вновь набрала больше голосов, чем все остальные. Почти в два раза. Так что я удовлетворена полностью: было 100% чистое голосование и чистый выбор. Хотя и за других авторов тоже отдали свои голоса наши коллеги из жюри.
Кстати, сейчас многие читатели в «Фейсбуке» одобряют наш выбор, и те, кто знал о существовании в Самаре такого поэта, и те, кто услышал о нём впервые. А я рада не только как сопредседатель премии, но и как человек, пишущий стихи. Настоящему поэту дана возможность издать книгу. Предыдущая у него вышла 6 лет назад.

– Я сопоставил результаты вашего конкурса и других масштабных премий, претендующих на широкий охват современной поэзии. Так, например, между 100 лучшими стихотворениями, номинированными на премию «Поэзия», и вашим длинным списком было всего одно совпадение во взрослой номинации (Игорь Караулов) и два в молодёжной (Егана Джаббарова и Василий Нацентов). Т.е. совпало всего 3 автора из 100. А например, с молодёжной премией «Лицей» совпадений за 3 сезона (30 авторов) тоже два (тот же Василий Нацентов и Александра Шалашова). Чем вы объясните такой большой разброс? Действительно ли у нас так много хороших поэтов, что разные институции могут составлять премиальные списки, практически не повторяясь, или же все они, и ваша в том числе, отвечают только за отдельный сектор всего поэтического поля?

Н.К.: Только не называйте это конкурсом. Это премия за подборку, не за стихотворение и не вообще «по совокупности заслуг» – и это принципиально. Меня, например, коробит, когда поэты пишут, я «выиграл» тот или иной конкурс. Язык – предатель. Если ты «выиграл», значит «играл». Во что? В поэзию? Конкурсанты соревнуются, поют, пляшут, читают чужие стихи, кто хуже, кто лучше. Но поэзия – это не увеселительная история. Трудно представить, что участвовать в таком «конкурсе» ринулся бы Юрий Кузнецов. Или, например, Бродский. На конкурс посылают свои работы, соглашаясь на этот «бег в мешках». Иное дело премиальный процесс. Мы даже не уведомляли авторов, что их подборки номинированы. Они опубликованы и уже потому стали частью литературного процесса.
Но у нас в планах есть и другое: мы хотели бы в следующем сезоне предложить участвовать в нашем премиальном процессе и другим журналам. Например, «Новый мир» выдвигает свою, на их взгляд, лучшую публикацию, «Наш современник» – свою. И наряду с нашими номинантами их оценивают члены жюри. Таким образом, разорванное 30 лет назад полотно литературного процесса, может быть (большой вопрос!), станет потихоньку восстанавливаться. Но боюсь, не все согласятся, именно потому, что победитель непредсказуем. Только стихи, точнее – журнальная подборка, а не имя и не бэкграунд, определяют победителя.
Среди ста прошлогодних стихотворений премии «Поэзия» было мало тех, которые я, например, хотела бы видеть в нашем журнале. Весь этот набор журнала «Воздух» пусть и публикует сам «Воздух». У нас, в финале премии «Стихи в журнале», кстати, очень интересный поэт Максим Калинин из Рыбинска с настоящими «свободными стихами» (верлибрами, а не с «прозой, да ещё дурной», по меткому замечанию Пушкина).

В.Ш.: Результаты этого анализа меня не очень удивили. Вполне понятно, что, например, такие поэты, как Евгений Чепурных и Дмитрий Мельников, просто не могли там оказаться. Я не обнаружил, например в «100 стихотворениях» единого концепта. Ни тематического (что, впрочем, не так уж и обязательно), ни объёмного. Стихотворения в несколько строф конкурируют с целыми поэмами. Среди авторов стихотворения немало и наших авторов, но многие имена мне вообще не известны. Это не значит, что они плохи. Но я не думаю, что я так далёк от поэзии, чтобы не знать 50-60 поэтов, способных написать лучшее стихотворение года. Это уже меня смущает. То есть я не уловил принципа, по которому были номинированы авторы стихотворений. Это наталкивает на мысль, что эта премия носит некий тусовочный характер.
И, поверьте, это не апломб и не принижение достоинств других литературных институций с моей стороны. Все редакторы «Плавучего моста» приглашены в качестве редакторов не только потому, что каждый из них – состоявшийся поэт, но ещё и потому, что требовательны в своём выборе. Что касается молодых наших авторов. Уже в прошлом году, с подачи одного из редакторов журнала, именно – Андрея Таврова, мы стали уделять им значительно больше внимания. В частности, мы укрепляем союз с Литературным институтом. Сейчас в редакционной папке с десяток прекрасных поэтических подборок его студентов. Планируем в каждом номере давать одну-две из них. Но, кажется, молодые авторы уже заметили наш интерес к ним. Приятно осознавать, что есть немало молодых авторов, практически не известных широкому кругу читателей, творчество которых достойно быть представленным на страницах нашего журнала. И мы это будем делать на регулярной основе.
Что касается возможного разделения по секторам всего поэтического поля. Думаю, просто невозможно поместить редакторов «Плавучего моста» в один таковой сектор. Скажу больше – не только редакторы делают этот журнал. Давно уже стало нормой то, что в этом участвуют также и наши постоянные авторы, рекомендуя нам новых интересных авторов. Если кто-то порекомендует нам редактора, способного расширить это поле, мы его примем с распростёртыми объятиями. Впрочем, если вы заглянете в наш редакторский состав, то, наверное, и сами убедитесь, что сделать это будет очень трудно, если вообще – возможно.
– Как проходил отбор в молодёжную номинацию?

Н.К.: Как автор и как читатель, я с «Плавучим мостом» – с первого номера, но как редактор – только третий год. И первое, на что я обратила внимание – в наших публикациях мало молодых поэтов. В то время, как вокруг все «Липки и неЛипки» возятся как раз с «молодыми», часто уже великовозрастными (они-то и участвуют во всех подряд конкурсах и премиях). Поэтому, задумав премию, и дав ей возрастное ограничение («До тридцати»), мы столкнулись с тем, что в этот первый сезон вынуждены были номинировать всех, кто был опубликован в нашем журнале и попадал под этот возраст. Более того, мы обратились к ряду журналов (в основном, издающихся в русской провинции, как «Сибирские огни», «Алтай», «Дон» и др.) с тем, чтобы они тоже номинировали свои подборки. И как раз Егана Джаббарова, Василий Нацентов и ещё ряд участников – это номинанты других журналов. Но победу по баллам, выставленным членами жюри этой премии, одержала Дарья Ильгова, номинированная и «Плавучим мостом», и журналом «Москва». И почти рядом с ней оказался наш автор, 19-летний студент филфака из Еревана Константин Шакарян.
Так что мы собираемся в будущем поправить ситуацию, искать одарённых молодых, публиковать их в каждом номере, но не снижая планку, не делая никаких скидок на «молодость». В конце концов, «молодые поэты» Михаил Лермонтов и Павел Васильев к 26 годам уже всё написали.
В.Ш.: Совершенно согласен с Надеждой. У нас с ней была долгая дискуссия: какой возраст должен быть предельным. Я ратовал за 35 лет, Надежда – за 30 лет. Теперь благодарен ей за то, что она меня переубедила.
– А есть, на ваш взгляд, какие-то глобальные отличия между стихами молодых и более зрелых авторов? Может быть, какие-то формальные, смысловые. Являются ли молодые авторы новаторами в отличие от более консервативных старших коллег? Видите ли вы какие-то положительные или, наоборот, отрицательные тенденции в творчестве молодых?
В.Ш.: Безусловно, отличия есть. Можно ли назвать их глобальными уже сегодня, я не знаю. Но к этому идёт. Появляется совершенно новый язык. Я бы его обозначил термином «солецизм» (солецизм – синтаксически неправильный оборот речи, не искажающий смысла высказывания – прим. ред.). Большинство из того, что пишется сегодня молодыми, скажем, в 80-е годы прошлого века, опубликовать было бы невозможно. По той же причине, которую называл когда-то Пушкин, говоря о стихах Кольцова (которого, к слову сказать, любил). Сегодняшние молодые всё более осваивают новый язык. Они не боятся ломать «узаконенный» синтаксис русского языка, придают словам всё новые семантические оттенки. Запросто адаптируют слова из других языков, прежде всего, конечно, английского. Кроме того, многие из них способны читать зарубежную поэзию на языке оригинала. Русский язык для них всё более становится языком базовым. Но вспомним, что ещё знаменитый гусар-поэт Денис Давыдов писал:
Сегодня получу желаемое мною –
Иль абшид на покой!
В то время эти строки понимал всякий образованный русский человек. В советское время, полагаю, мало кто мог понять, что это за абшид такой (der Abschied, нем. – прощание, расставание).
И всё-таки, я не верю, что поэзия сможет себя сохранить, если полностью попрощается с нормами гармонического стиха. В Германии уже сегодня очень мало поэтов пользуется рифмой, мало кто придерживается строгих норм стиха. И, как следствие, – читатель потерял интерес к современной поэзии. Да, устраиваются поэтические конкурсы, чемпионаты, на которых собирается масса народа, прежде всего молодых людей. Но это разовые акции. Прослушано и – забыто. К литературе это почти не имеет отношения. Я говорю «почти», потому что язык поэтов значительно обогнал язык повседневного общения. Будет ли это когда-нибудь востребовано – не знаю. В любом случае, я считаю, что освоение техники написания силлабо-тонического стиха сегодня не менее важно, чем раньше. Это как музыкальный слух. Если его нет, то лучше к этому инструменту не прикасаться.
Добавлю. Молодые сегодня тоже очень разные – с разной мерой отчуждения как от традиций русского стихосложения, так и от родного языка. Кто из них прав, кто неправ – покажет время. Если ещё покажет.
Н.К.: Миром правит мода. Это было всегда, не только в западных странах, но и в СССР, возможно даже у нас больше, поскольку «мода» наша была заимствована, выдавалась из-под полы.
И самые первые поборники моды, конечно, люди молодые. Вот я давно говорю: убедите молодёжь, что читать – модно, что быть неучем и не знать русского языка – не модно, и ситуация изменится. То же и в поэзии. В конце 80-х – начале 90-х годов я довольно много ездила на разные писательские встречи, например, в европейские страны – в Финляндию, Швецию, Италию, Польшу, Австрию… А весной 1991 г. была большая поездка в США. В делегации нашей было много народу, назову только Александра Ерёменко, Ивана Жданова, Илью Кутика, Аркадия Драгомощенко, Нину Искренко, Алексея Парщикова, учившегося в то время в Калифорнии. Мы встречались с американскими поэтами и вместе выступали в разных университетах – Стэнфорд, Беркли – и тогда я впервые столкнулась с феноменом «университетской поэзии». Это чисто филологическое явление, для которого был даже явлен специальный термин «Language School» – «языковая школа» поэзии. По мере сил мы стали переводить друг друга, в частности, совместно изготавливая «подстрочники». И вот тут выяснилось, что авторов этого направления особо не интересуют смыслы, совсем не интересуют проблемы, и даже темы – второстепенное. Главное – причудливое столкновение слов, звуков, главное – поиски внутриязыковых сближений и расхождений, которые высекают либо что-то забавное, смешное, либо, наоборот, наводят тень на плетень. Гармония при этом тоже не рассматривается, скорее идёт ориентация на дисгармоническое начало – мир-то изначально дисгармоничен! Глядя на всё это, я подумала: скоро эта мода перекинется и к нам. Но что будет делать наш бедный читатель, так любящий поэтические вечера, охотящийся за новыми книгами поэтов?! В Америке они давно разъехались по разным квартирам – поэт и читатель стихов. И наши американские коллеги, помню, говорили с горечью, что издать книгу для них – раз плюнуть, а вот продать её – проблема. А мы-то плакались наоборот: издаться трудно, ждать долго, а уж если издадут – тираж 10 тысяч за неделю раскупят, как было с первой книгой Ивана Жданова «Портрет» и со второй – «Неразменное небо». Они только глаза таращили: 10 тысяч за неделю? Так это бестселлер!
Всё сбылось, как по писаному. Рухнул режим, и через океан тотчас перескочила и литературная мода – на беспредметное, бессмысленное, дисгармоничное, вроде бы заумное, а на деле просто не рассматривающее такие категории, как ум и музыка. Концептуализм и постмодернизм, уже доживавшие на Западе дни своей старости, явился нам в обличье новизны и молодости. Якобы это и была свобода. Верлибр стал моден, а силлабо-тоника – это архаизм. Какие смыслы стояли за тем и другим – неважно! Есть ли за стихами личность поэта (ну, на минуту представьте, что за стихами Блока или Цветаевой, Есенина или Мандельштама, Ахматовой или Пастернака – нет личности поэта, его жизни, его миропонимания!). Однако уже три десятилетия это разрушение смыслов и уничтожение личности поэта продолжается. Слава Богу, за этим «пароходом современности» не погнались старшие: Чухонцев, Кушнер, Казанцев, Рейн, Юнна Мориц, да и моё поколение – от Кублановского и Жданова до Бахыта Кенжеева и Марины Кудимовой – остались на своём месте, в лучшем случае – на какое-то время замолчали. А молодёжь первых постсоветских лет кинулась изучать феномен Бродского, разнимать его на части, чтобы посмотреть, а что там внутри, как добиться того же успеха. А успеха добились два поэта, последовавших своим путём в поисках самих себя. Я говорю о Денисе Новикове и Борисе Рыжем. Сегодня одному было бы 50, другому – чуть меньше. Оба не поддались на соблазн «европейского успеха», оставшись в пределах русской просодии, в поисках русских смыслов.
Однако, кажется, уже второе поколение «молодых» мечется между регулярным стихом и свободным, ищут себя меж тенями концептуализма, который так стремительно постарел и вышел из моды, что теперь нуждается в комментариях чуть ли не к каждой строчке. Модное всегда становится старомодным, а вечное – только антикварным.
– Вы упомянули про уже второе поколение, которое «мечется, между регулярным и свободным стихом». К первому, я так полагаю, можно отнести как раз Новикова и Рыжего, он, правда, чуть помладше. Среди номинантов вашей премии тоже есть представители этого поколения – Игорь Караулов, Дмитрий Мельников, Мария Ватутина, которым нисколько не тесно в рамках классической просодии, что, впрочем, не исключает и экспериментов. Есть ли, на ваш взгляд, в этом поколении те, кто станут будущими классиками, или для этого обязательно нужно иметь трагическую судьбу?

Надежда Кондакова

Н.К.: Ещё есть и Константин Кравцов, однокурсник Дениса Новикова! И модная ныне Татьяна Грауз, и Юлия Пивоварова – все они из этого поколения! я в это поколение – верю! Беда в том, что они в себя зачастую не верят, они разрозненны, желчны, еле переносят друг друга. Всё это оттого, что время, когда они начинали, было волчье: каждый за себя, каждый выживал, как может.
А эксперименту не чужд ни один настоящий поэт. И, прежде всего, это – поиск своего языка, адекватного тому, о чём поэт хочет поведать миру. Эренбург, представляя стихи уже немолодого Слуцкого, сказал: «неуклюжесть его строк потребовала большого мастерства… она позволила передать то страшное, что было бы оскорбительным, кощунственным, изложенное в гладком стихе аккуратными литературными словами».
А что касается трагедии, то именно это поколение 50+ (не только литературное) хлебнуло её сполна. «Геополитическая катастрофа» проехалась по ним трактором и вспахала до печёнок; время, казалось бы, предоставило «возможности» бесцензурной литературы, и тут же выяснилось, что это уже никому не нужно. Это ли не трагедия? Каждый выживал, как может. Беременная сыном Инна Кабыш, приезжала на месяц в Переделкино, чтобы хоть три раза в день поесть, – кормил ещё Литфонд; дома не было продуктов или они были не по карману. В каждом из них я чувствую этот трагический надлом. Кстати, недаром Жданов проголосовал за Василия Казанцева, объяснив это его внутренним светом. А про остальных сказал: они пишут, как будто не верят в Воскресение.
– Виталий, а в Германии есть подобный разрыв между поколениями?

 

Награждение Дарьи Ильговой

 

В.Ш.: Я не берусь судить о том, что мне не очень близко. Как-то я собирался перевести одну известную немецкую поэтессу. Читаю – всё понимаю. А перевести не могу. Это не моё. Не потому, что написано женщиной. А потому что строки её – сами по себе, а автор – сам по себе. Я оказываюсь между ними. И не могу принять ни чью сторону.
Но вот как-то прочитал такое стихотворение:
Я живу и не знаю как долго,
Я умру и не знаю когда,
Я иду и не знаю дорогу.
Отчего ж я так весел тогда?
Эти строки написал один немецкий поэт более пятисот лет назад. Я их прочитал и сразу же переложил на русский. Потому что их автор пятьсот лет назад чувствовал то же самое, что и я сегодня.
Я очень высоко ценю немецкого поэта Яна Вагнера, с которым, к сожалению, не встретился (как раз приболел). Кстати, он единственный поэт в истории Лейпцигской ярмарки, получивший премию в номинации «Беллетристика». Это почти невероятно! Я бы куда менее удивился, если бы он получил Нобелевскую премию. Переводить его на русский чрезвычайно трудно. Для этого нужно полностью отдать себя переводу. Очень хотелось бы, чтобы русский читатель открыл его для себя. Есть неплохой перевод одного из его стихотворений, сделанный Вячеславом Куприяновым, в совершенстве владеющим немецким языком. Всё остальное, что мне приходилось читать, переводами назвать нельзя – от оригинала в них нет ничего.
Что касается разрыва поколений. Оно существовало всегда. И существовать будет. Но поэзия всегда была полна парадоксов. Стихи Евгения Евтушенко куда более легко воспринимаемы нежели стихи Иосифа Бродского. Но после Евтушенко стало куда труднее писать рифмованный силлабо-тонический стих. Он невероятно расширил его границы в области рифмы, метафоры. Можно сказать, он влил в него свежую кровь. После Бродского стало возможным начинать писание стихов в любом возрасте, в том числе и пенсионном. Он оставил своим апологетам методику их написания. Сегодня ни тот, ни другой в полном объёме, полагаю, не читаются никем. Молодые ищут новых кумиров. Не зная того, что стоят на плечах того и другого. В этом смысле время их примирило.
– Насчёт того, что Бродский и Евтушенко не читаются в полном объёме, позвольте не согласиться. И читают, и подражают, вокруг того же Василия Нацентова в Воронеже сложилась поэтическая группа, творчество которой я в шутку называю «воронежское шестидесятничество», оно, правда, запоздало на полвека, но для России с её извечным отставанием провинции от центра это вообще характерно. Так вот в их кругу читают Евтушенко, Окуджаву и т.д., хотя ещё 15 лет назад, во время моей учёбы в Литинституте, в любви к этим авторам просто стыдно было признаваться. Но вот выросло первое постсоветское поколение, и для него запрос на авторов эпохи оттепели чрезвычайно актуален. А Бродский очень востребован, например, в актёрской среде, чуть ли не у каждого молодого актёра есть в репертуаре стихотворение Бродского.
Хотел бы вернуться к победителю молодёжной номинации журнала – Дарье Ильговой, творчество которой можно отнести к «новому традиционализму». Почему жюри был сделан именно такой выбор, ведь были и абсолютно полярные стихи, например, у Еганы Джабарровой или у группы «За стеной».

В.Ш. Вопрос сложный, почти на засыпку. Безусловно, у каждого члена жюри были свои фавориты (или фаворит). Мы дали возможность каждому члену жюри назвать пять лучших, по его мнению, поэтических подборок.
17 членов жюри назвали в качестве своего кандидата в лауреаты 11 молодых поэтов. В принципе, мог победить каждый из них. Победителя определил простой подсчёт баллов. В итоге больше всех набрала Дарья Ильгова. Кстати, в свою «пятёрку» лучших Дарью включили также многие члены жюри, которые в своём творчестве традиционный стих жалуют не очень-то или вовсе не жалуют. Нужно не забывать, что определялась лучшая подборка, опубликованная в одном из журналов, издающемся в бумаге. Не сомневаюсь, для многих победа Дарьи Ильговой оказалась неожиданной. И у каждого есть свой, более достойный с его точки зрения, лауреат. Но давайте просто порадуемся её победе и пожелаем ей никогда не останавливаться в своём творческом росте.
Григорий, согласитесь: если бы лауреатом стала Егана Джаббарова (кстати, очень интересная поэтесса, номинированная журналом «Новая Юность», автор «Плавучего моста»), или же группа «За стеной» – может быть, самая перспективная группа молодых поэтов, то этот же вопрос мог бы прозвучать иначе.
Это первый наш опыт проведения премий. Он требует всестороннего анализа. Естественно, мы уже сейчас смотрим в будущее. Думаем, в частности, над тем, как сделать наши премии ещё более аттрактивными. С равными шансами для приверженцев самых разных поэтических стилей.

– Стартовал новый сезон премии, будут ли какие-то изменения, нововведения. И вообще, какие планы у журнала на будущее?

Н.К.: На премиальном вечере один автор сказал мне так: «Раньше я сначала выбирал стихи для «Нового мира», для «Знамени», а оставшееся предлагал в другие журналы, в том числе и в «Плавучий мост». Теперь думаю делать наоборот: лучшую подборку – вам!» То есть, премия повышает нашу конкурентоспособность, и это значит, что в следующем сезоне следить за номинированными подборками будет интереснее.
И ещё, мне кажется, мы будем больше публиковать молодых поэтов, повышая тем самым и будущий интерес к премии «До тридцати».

В.Ш.: Прежде всего, хочу сказать следующее: премии, учреждённые нами, не ориентированы на каких-то отдельных поэтов или группы. У всех наших авторов равные шансы быть в числе номинантов. Но любая премия тем и хороша, что число номинантов ограничено, а лауреатом может стать только один из них. Кроме того, премия, если конечно, лауреат не «назначается» за круглым столом, имеет по крайней мере один положительный эффект: она привлекают к творчеству целого ряда поэтов самое пристальное читательское внимание. Читатель пытается «разглядеть» будущего лауреата, предугадать его. А потому внимательно прочитывает стихи того или иного автора, становится как бы соучастником премиального процесса. В итоге он – либо радуется, либо сокрушается. Но побеждает поэзия.
Как уже сказала Надежда, молодым мы будем уделять ещё большее внимание. Естественно, на страницы журнала попадут только заслуживающие это. Скидок на молодость у нас нет. Но уже сейчас в нашем редакторском портфеле есть целый ряд по-настоящему интересных подборок молодых авторов.
Что касается наших планов. Быть в постоянном движении. Мы реализовали проект с премиями. И дальше будем его развивать. Изменилось лицо журнала. Мы первые стали издавать журнал в твёрдой обложке. Это ноу-хау принадлежит нашему редактору и издателю (совместно с Вальдемаром Вебером) Вячеславу Кожемякину. Почему мы ушли от традиционной мягкой обложки? Если раньше тираж журналов исчислялся десятками, а порой и сотнями тысяч экземпляров, то сегодня, в лучшем случае, – сотнями. Поэтому и вид он должен иметь соответствующий. Я не ошибусь, если скажу, что и авторы и читатели положительно оценили это новшество.
Но более всего хотелось бы не потерять доверия наших авторов и, конечно же, наших читателей. Ради них и существует этот проект, название которому – «Плавучий мост».

Беседы вёл Григорий ШУВАЛОВ

6 комментариев на «“Плавучий мост: от университетской поэзии к поискам нового языка”»

  1. Какие могут быть победители в поэзии? Какой болван такое придумал? Можно соревноваться в версификации, так большинство сочинителей даже сонет не сложит, они только оргинилальничать способны, ремесла не знают.

  2. Отличная беседа получилась! Я счастлив быть среди авторов “Плавучего моста”, за что отдельное спасибо главреду, я обращался к одному из редакторов журнала – и получил сухой ответ, типа я сама читаю и выбираю, при случае почитав вас, а Виталий сразу же поставил подборку в номер! А уже в следующем опубликовал рецензию на мою книгу!

  3. Какое отвращение запечатлелось на лице И. Волгина. Был бы кто другой, я бы посочувствовал.

  4. Правильно. Засыпает. Расслабился. И больше не в силах притворяться. Все на лице и отразилось.

  5. Оказывается, твердый переплет для журнала некто Кожемякин придумал. А “Новый мир” в таком переплете светло-серого или слабо-голубого цвета никогда не выходил. Ай да мыслитель. Копирайт, надеюсь, он уже за собой закрепил? Жалко такое изобретение чужим людям отдавать, они же воры.

Добавить комментарий для Эдуард Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован.