Полномочный представитель титанов
№ 2025 / 46, 20.11.2025, автор: Даниил ДУХОВСКОЙ
16 ноября было 125-летие Николая Робертовича Эрдмана.
Эрдман для меня фигура загадочная. Невозможно его точно определить. Великий он или «почти»? Драматург, поэт, комедиограф, лауреат Сталинской премии и сталинский же сиделец. Остроумец в стиле Мих. Светлова и человек трагического мироощущения. Он вроде бы и из «второго эшелона» вознесённых Революцией и двадцатыми годами имён в искусстве, но имя его до сих пор произносится едва ли не благоговейно.
Друг титанов, переживший почти всех их, оказавшийся в благословенные 60-е для тогдашней творческой молодёжи кем-то вроде полномочного представителя давно неживых Маяковского, Мейерхольда, Есенина…
Двадцать лет назад во время моего тесного общения с нашим Шерлоком Холмсом Василием Ливановым, долгими вечерами у него дома, или в мастерской живописца Васи Вдовина, где мы работали над ливановским собранием сочинений, мне и паре моих товарищей посчастливилось услышать из уст этого непревзойдённого рассказчика десятки историй о самых разных людях, населявших прошлое семьи Ливановых.
Ливанов рассказывал обстоятельно, дружески-интимно и одновременно по-актёрски. Он то заразительно хохотал, и глаза его при этом сверкали как у двадцатилетнего, то трагически понижал голос, то осекался от подступавших к горлу слёз. Был среди его историй и рассказ про Николая Эрдмана. Спустя годы Василий Борисович записал этот случай для своей книги «Путь из детства. Эхо одного тире», поэтому нет нужды вспоминать своими словами, я просто возьму из книжки цитату.
Но поверьте, слышать это вживе из уст Ливанова, в узкой компании друзей, в слоях сигаретного дыма под пыльным абажуром старой лампы было удовольствием несравненным и впечатлением на всю жизнь.
Василий Ливанов о Николае Эрдмане
…по распоряжению Сталина труппа театра была эвакуирована в Саратов.
Мы прилетели в Саратов в первых числах января 1942 года. А встречать Новый год нескольких артистов МХАТа, среди которых был и мой отец, пригласил к себе домой главный в Саратове хирург.
В первый день нового года отец был в комнате один, когда в дверь постучали. Вошёл человек в мокром лагерном бушлате, весь заляпанный грязью. Даже лицо.
– Здесь живёт Борис Ливанов?
– Я Борис Ливанов.
Молчание.
– А что вы хотели?
Молчание.
Отец подошёл, всмотрелся.
– Коля! Эрдман!
Это был знаменитый драматург, комедиограф Николай Робертович Эрдман, на рукописи пьесы которого «Самоубийца» А.М. Горький написал: «Цензоры, запретившие эту пьесу, будут достойны участи цензоров, запрещавших «Ревизора» Гоголя».
В 1940 году после публикации сатирической статьи Эрдмана «Наш смех и не наш смех» её идеологически невыдержанный автор был арестован и по приговору суда отправлен на поселение куда-то за Урал.
– Я ненадолго. Отпустили на часок. Мы тут помогаем выталкивать из грязи военный транспорт. У тебя есть выпить?
Отец побежал по гостинице, раздобыл немного спирта. Когда Эрдман усаживался за столик и передвигал под него одну ногу, лицо судорожно искривилось.
– Что у тебя с ногой?
– Ничего.
– Коля, прошу тебя, покажи, что с ногой.
Эрдман задрал штанину. Нога был опухшей, бесформенной до колена и совершенно чёрной.
Пришедший со спектакля актёр Борис Петкер, который тоже жил в этой комнате, остался стеречь Эрдмана, чтобы тот не ушёл. А Борис Ливанов помчался в город, домой к главному хирургу. Адреса он не знал, отыскал дом в наступившей темноте по памяти, можно сказать, по наитию.
– Ну, пожалейте вы старого человека! Он весь день оперировал, недавно пришёл и лёг. Уже ночь! – говорила жена хирурга.
Ливанов стал описывать ногу Эрдмана, умолять. Дверь в комнату врача открылась, он всё слышал, был уже одет и прихватил с собой хирургические инструменты и лекарства.
– Пошли!
Увидев ногу Эрдмана, стал распоряжаться, как в операционной.
– Вскипятите воду! Таз есть? Хорошо. Держите его под ногой. И ногу держите неподвижно!
Хирург делал через небольшие расстояния надрезы на ноге, из которых в таз лились чёрная кровь и гной.
– Гангрена.
Потом в ход пошла мазь Вишневского, и ногу забинтовали. Хирург оставил необходимую справку. Наутро отец вместе с исполняющим обязанности директора театра Иваном Михайловичем Москвиным, прихватив справку, поехали в военную часть, к которой был приписан Эрдман.
Николая Робертовича оставили при театре под поручительство депутата Верховного Совета СССР народного артиста СССР, орденоносца И.В. Москвина.
Отец уговорил Москвина заключить с Эрдманом договор на написание пьесы и даже выплатить автору какой-то аванс, чтобы было на что жить.
Драматург придумал такой сюжет: в какой-то областной центр приезжает гипнотизёр, который угадывает мысли. В обкоме паника.
Запомнилась первая фраза пьесы, которую Эрдман начал читать по мере написания актёрам, соседям по комнате и которую они со смехом повторяли.
Секретарь обкома приходит домой и говорит своим домашним:
«Нам надо поговорить в тесном семейном кругу. Мамаша, выйдете из комнаты…»
Пьесу Эрдман не дописал, и слава Богу! А то бы поселением за Уралом он бы не отделался.
Когда Николай Эрдман смог передвигаться без костыля, его вызвали в Москву писать тексты для ансамбля НКВД.
Помню, как уже в конце войны Николай Робертович появился в нашей квартире в Москве.
На нём была форма сотрудника НКВД.
Со временем я вывел для себя такую формулировку: «Бог внимателен, а дьявол насмешлив».
Эрдман говорил:
– Я всё жду, что в моей квартире когда-нибудь раздастся звонок в дверь. Я открою и увижу молодого человека, который скажет: «Николай Робертович, всё, что вы написали, ничего не стоит в сравнении с пьесой, которую написал я». И когда я прочту его пьесу, я пойму, что он совершенно прав. Но пока я такого молодого человека не дождался.
И ещё, моя любимая история про Николая Эрдмана и Владимира Высоцкого. Их диалог, состоявшийся после читки Николаем Робертовичем интермедий к любимовской инсценировке поэмы Есенина «Пугачев».
Диалог этот значителен и важен, он провидческий и из разряда абсолютных легенд русской литературы, да только знают о нём мало. А ведь сохранилась даже аудиозапись…
Итак, 10 июля 1967 года, в здании Театра на Таганке:
Высоцкий: Николай Робертыч, а вы пьесы не пишете сейчас, нет?
Эрдман: А?
Высоцкий: Пьесы не пишете сейчас?
Эрдман: Вы ещё расскажете кому-нибудь, зачем я буду… Так нет, пишу… А вы песни?
Высоцкий: …тоже расскажете… Пишу, конечно. Пишу – на магнитофон.
Эрдман: Ага. А я – на века… Кто на чём.
…слышал я тут всё-таки по телевидению… какие-то всё… и вдруг… я говорю: это должно быть, вот, ваше. И действительно, потом сказали, что это ваше. Значит, вас уже можно узнавать, как какого-нибудь Теренция или Овидия по двум строчкам, кто это написал – это уже хорошо. Там много читали разных, да…
Высоцкий: А я вот не узнал себя, как он исполнял…
Эрдман: Нет, а я всё-таки, вот, узнал!..
Если, автор, фигура для вас загадочная, может, сначала разобраться? А чужие цитаты складывать, как в детстве пирамидку, ни к чему, наверное. По крайней мере, для читателей. Вы сначала определитесь.
Увадаемый Даниил, -спасибо за Эрдмана и Ливанова. Одна ремарочка – не упомянули о Ангелине Степановой. Думаю именно ей Николай Робертович обязан жизнью… Но это мое мнение, исключительно читательское… Спасибо Вам!!!
Жизнью Эрдман обязан Михаилу Вольпину. Была у него гангрена, хотели бросить солдатика помирать, но Вольпин остался с другом, когда остальные ушли, тащил его на себе в тыл. И по селам зарабатывал на пропитание – рисовал портреты местных жителей. Вольпин-то ВХУТЕМАС закончил, а Эрдман не умел решительно ничего, кроме сочинений. Слабак и белоручка. И трусоват – в воспоминаниях С. Юрского об этом есть полтора абзаца, но очень убедительные.
Я бесконечно уважаю Юрского и его “полтора абзаца”, но Эрдман заслуживает на мой взгляд бОльшего. К примеру этого https://royallib.com/book/erdman_nikolay/pesi_intermedii_pisma_dokumenti_vospominaniya_sovremennikov.html Рекомендую интересуюшимся… Еще раз спасибо Даниилу Духовскому и “Литроссии” за память и публикацию.
От того, что вы уважаете или не уважаете С. Юрского, ничего не меняется. Есть как есть.