Причины появления группы авторов «Союз 24 февраля»
№ 2024 / 23, 21.06.2024, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)
За последние тридцать лет литераторам и вообще гуманитариям в России была предоставлена такая невероятная свобода самовыражения, что аналогов этому сложно найти где-либо в истории. Публиковалось всё подряд, и вначале эта вседозволенность заявлялась как необходимое условие для реализации творческого потенциала отечественной интеллигенции. Постепенно стало очевидным фактом, что никаких особых открытий и прорывов в области гуманитарных наук (пожалуй, за исключением философии) и культуры не наблюдается, и тогда появилась новая навязчивая идея «конца» литературы, искусства, истории и т. д, и т. п.
Разумеется, «свободный» западный мир ещё в середине XX века проговорил всё обо всех концах всего, но до отечественных гуманитариев эти веяния «свободной» мысли дошли в уже деградировавшем виде и были восприняты совершенно примитивно, если не сказать – чрезмерно буквально. Причиной, как сегодня видится, стала совершеннейшая бездарность большинства граждан, пролезших на верхушки редколлегий, комиссий, жюри и прочих структур в поле гуманитарной мысли и особенно – художественной литературы. Сказать, что эти засевшие и бессменные руководители всего и всея ничего не понимают о собственной бесплодности, это значит признать у них отсутствие элементарного здравого смысла. Впрочем, это и не удивительно, ведь говоря о здравом смысле имеют в виду прежде всего понимание сущностных вопросов гуманитарных наук и культурных процессов, а не банальную способность удачно распределить государственные средства и тем самым обеспечивать не развитие поля культуры, а только собственный материальный достаток.
Критические точки общественной жизни создают напряжение в поле литературы и в целом – культуры, и это, в общем-то, естественная реакция подлинного потенциала отечественной культуры на возникший кризис. Напряжение нарастало на протяжении последнего десятка лет и сегодня достигло своего апогея. Бесконечно напряжённой данная конфигурация, в частности поля литературы, быть не могла в принципе, а потому в андеграунде формировалась живая и яростная динамика творческого процесса, которая сегодня проявилась в создании ряда новых литературных журналов и художественных объединений авторов.
Помимо «уехавших» и тех, кого именуют сегодня «иноагентами», в гуманитарной сфере существует и дополнительная среда тех, кого можно определить через категорию «тихари». Речь идёт о тех сообществах и структурах в поле литературы, которые нарочито, а часто и агрессивно заявляют о своей аполитичности, при том, что занимают в поле литературы положение получателей серьёзных грантовых средств из различных источников государственного и частного сектора финансирования. По существу, данная категория агентов поля литературы реализует свои замыслы в области культуры и тем самым по умолчанию участвует в формировании культурной политики страны.
Почему же заявления об аполитичности или о существовании «вне политики» являются ошибочными (если происходят от собственной наивности) или лживыми (если происходят из желания скрыть свои реальные политические предпочтения)? Причина в том, что все без исключения общественные события – это то, что происходит с гражданами страны, то есть – с носителями языка. Язык и его актуальные образы есть та непосредственная область приложения сил, в которой и трудится любой серьёзный писатель, и именно по этой причине писатель не может быть «вне политики» в принципе. Тем более, любая институция, которая занимается вопросами администрирования литературного процесса и распространения результатов писательского творчества не может быть вне политики.
Здесь важно понимать, что заявления о пребывании «вне политики» для агентов и институций литературного поля означает отсутствие у них художественной осмысленности происходящих процессов, либо их сознательное замалчивание, что противоречит самому принципу искусства, как коммуникативной системы высшего уровня. В определённом смысле, заявления о пребывании «вне политики» являются эвфемизмом, то есть способом умолчания о своей подлинной принадлежности к кругу граждан, имеющих конкретные политические пристрастия, но из соображений выгоды об этих пристрастиях предпочитающих отмолчаться. Одновременно, именно политические убеждения формируют не только мировоззренческий быт указанных граждан, но и плоды их общественной деятельности. Именно эти плоды указывают, с одной стороны, на вполне конкретные политические убеждения ряда агентов поля литературы, с другой стороны – привели сферу культуры к очевидному, наблюдаемому сегодня кризису.
Для традиционной русской культуры литературное творчество является не механическим, и даже не развлекательным процессом, а тем, что осмысляет трансцендентные понятия в повседневном образном ряде языка. Вопросами духовными в данном случае литература если и занимается, то не с позиции религиозной догматики, а с точки зрения человеческого и общественного, как частного и общего бытия. Иными словами, политическая жизнь страны включает в себя и сферу культуры, так как в последней формируются устойчивые представления общества о цели и задачах политической жизни и политического строя в государстве. Язык в данном случае лежит в основе общественных представлений, а его художественные образные конструкции формируют творческий потенциал к развитию во всех областях культуры, экономики, частной жизни.
Основным предметом литературы не может быть язык в узко-лингвистическом и даже в филологическом смысле слова, так как реальность языка в любой отрезок исторического времени, это лишь частный случай, тогда как литература занимается вопросами обобщения на основе метасмыслов существующих в общественном и частном как едином дискурсивном пространстве. По этой причине любые заявления о запрете на темы политики, как темы жизни «полиса» (в смысле сообщества свободных личностей), являются несомненными признаками отсутствия оснований заниматься вопросами литературы и её развития, либо указывают на прямой умысел как частный финансовый интерес узкого круга агентов поля литературы.
Естественные процессы жизни метасмыслов языка неизбежно становятся предметом литературной рефлексии, но те же процессы побуждают к уточнению имеющихся наименований агентов поля литературы. По этой причине и появляется необходимость в здравомысленном наименовании существующих около- и вокруглитературных институций их подлинными именами. По существу, такой процесс переименования имеет целью осуществление прогресса в литературном поле, а значит и назвать институции их подлинными именами означает увидеть соответствие или несоответствие их тем названиям, что написаны на вывесках каждой такой институции. Наградные и премиальные достижения прошлого не могут бесконечно выступать обоснованием правомерности именования подобных институций «литературными», по крайней мере, периодически происходит соотнесение, проверка на соответствие заявленной принадлежности к полю литературы и реальных действий в этом поле.
Как уже сказано выше, моментом выяснения соответствия выступают как раз критические точки общественной жизни, которые выявляют, так называемые, «ослабленные» либо «несоответствующие» полю литературы институции. Если посмотреть на итоги первых двух десятилетий XXI века, то мы наблюдаем тотальную деградацию литературного процесса – этот период является несомненным временем обнищания духа и падения отечественной литературы на самое интеллектуальное дно. При всей внешней активности столичной тусовки вокруг литпремиального процесса, это мельтешение скорее напоминает суетливое переливание из пустого в порожнее, причём за внешней «литературностью» процесса всё сложнее становится скрывать исключительно шкурные интересы участников данных расчётливых процедур.
Кризисы общественной жизни показали неспособность тех, кто занимает ведущие позиции в поле литературы, производить какие-либо значимые смыслы. То, что можно обозначить как «культура русской цивилизации», оказалось скомпрометировано деятельностью тех самых участников литературного процесса, что заняли за последние три десятка лет ведущие позиции в поле литературы. Духовный и интеллектуальный кризис литературного процесса стал причиной зарождения и формирования журналов и объединений, готовых эффективно осуществить смену поколений в существующих литературных институциях.
Характерно то, что авангард процесса составили «нестоличные» писатели, которыми за последние 10-15 лет были сформированы центры активного литературного процесса в регионах России. Здесь можно отметить такие регионы как Урал, Сибирь, Карелия, Донбасс, где особенно ярко видны происходящие изменения. В целом, это можно назвать ответом на агрессивную политику условных «либералов», составляющих основной портфель авторов коммерческих издательств и пытающихся сохранить гегемонию московской тусовки. Либерализм в данном случае приобрёл черты деградирующего поля культуры, где свобода была понята как вседозволенность, и в итоге случилось естественное размытие тех мировоззренческих установок, что составляют сущность литературного процесса.
Пожалуй, главная причина подобного упадка – это в основном дилетантское понимание представителями литературного поля законов экономического и политического развития общества. Будучи невежественны в вопросах экономики и политики, ряд активных участников литературного процесса стали заложниками собственных заблуждений, что привело к неизбежному эффекту – деградации основных процессов в поле литературы.
Как показывает историческая практика, подобные процессы обязательно приводят к смещению занимающих ведущее положение агентов литературного поля, скомпрометировавших себя неспособностью создавать значимые продукты в поле литературы. Под имеющими значимость в данном случае понимаются не узкоспециальные или внутрикорпоративные продукты и системы взаимодействий, а явления широкой общественной значимости, как то журналы, объединения писателей или отдельные произведения литературы.
«Я», как созидающая личность – это творчество и творческий процесс, но смысл творчества обретается в понятии «культура», а это возможно, лишь при наличии диалога автора и другого человека (читатель, зритель), то есть, культура – это всегда «мы». Нет никакого смысла говорить о культуре в индивидулистском ключе, и это не культурологическая или политическая риторика, а сам принцип, на котором только и бывает построена метаинституция под названием «культура».
В связи с вышесказанным, формирование «Союза 24 февраля» видится естественной реакцией поля литературы на происходящие процессы в поле культуры. В данном случае необходимо чётко понимать разницу между заявленным манифестом «Союза 24 февраля» и индивидуальным видением будущего поля литературы у каждого из участников объединения.
Исходя из общих положений манифеста, каждый участник «Союза 24 февраля» вполне может развивать свой творческий потенциал и осуществлять вклад в поле литературы. Нет и не может быть какого-то единого «стандарта» при реализации положений манифеста «Союза 24 февраля», но сами положения являются общими в мировоззренческом смысле. Если кому-то видится в этом логическое противоречие, то оно здесь лишь кажущееся, так как основная задача манифестаций – указать согласованность в базовых мировоззренческих представлениях об источниках и цели творческого делания. Что касается вопроса единства позиций по поводу дальнейшей работы – это не является задачей конвейерного типа, а позволяет извлечь те преимущества, которые даёт личный вклад в некое общее дело формирования поля литературы.
В целом, происходящие изменения указывают на то, что отечественная культура продолжает сохранять потенциал к развитию, а центрирование в столичном регионе является архаизмом и выгодно лишь тем, кто хочет сохранить возможность получения финансовых и имиджевых выгод по проверенным схемам коммерческого издательского конвейера. В данном случае, вопросы «рентабельности» не относятся напрямую к полю экономики, но являются лишь прикладными механизмами формирования государственной культурной политики. Тем не менее, именно рентабельность в узко экономическом смысле продолжает оставаться священной коровой для небольшого круга пишущих и тех, кто стремится пополнить собой их столичные ряды.
Искусство (и литература, в частности) происходят из соображений рентабельности высшего (не узкоэкономического) порядка, то есть на этом держится вообще любой устойчивый общественный строй. Думать, что за два-три десятка лет отечественная культура потеряла такие понимания о долгосрочных выгодах искусства могут лишь полные невежды, хитрые спекулянты духа или наивные обыватели. Эстетика и этика формируются для общества именно в искусстве и таким образом через него проникают во все слои общественной жизни, образуя либо устойчиво развивающийся и прогрессивный социум с общими базовыми этико-эстетическими представлениями, либо деградируя в этико-эстетической атомизации во имя сиюминутных финансовых выгод узкого круга капиталовладельцев и получателей имиджевых (читай – тщеславных) выгод.
Завершая серию материалов о проблемах современной отечественной культуры, необходимо отметить, что потенциал поля литературы сохраняет мощные силы для преодоления навязчивой идеи «самой читающей страны» как идеи фикс для обустройства своих финансовых делишек небольшой группой окололитературных функционеров. Россия продолжает оставаться одной из самых читающих стран мира, вопрос лишь в том – ЧТО читают современные россияне и почему это чтение не даёт общих этико-эстетических представлений, которые необходимы для прогрессивного развития российского общества?
Возможно ли «Союзу 24 февраля» или новому советнику Президента по вопросам культуры Елене Ямпольской изменить деградационные тенденции? Да, вполне. Только это получится сделать лишь при понимании базовых задач общего и согласованного действия, иначе придётся вспомнить басню Ивана Крылова про воз, который лебедь, рак и щука тянут каждый в свою сторону, где общая тенденция такого типа движений – оставаться на месте. Если заявляется о том, что одна из приоритетных целей – двигаться к развитию отечественного поля литературы, то надо действительно двигаться, а не просто заявлять об этом. Но для этого необходима хотя бы базовая согласованность в вопросах цели нашего движения, дискутировать следует только в отношении двигательных механизмов. И первый элемент согласованности – это признание полной неудачи предшествующего эстетически и идеологически деградировавшего клана либеральных аппаратчиков и отказ от засилья коммерческих издательских книжных продуктов. С этим и надо бороться прежде всего.
Данная статья является заключительной в серии ранее опубликованных в Литературной России материалов «Культэлитка» как агенты социального разделения общества в современной России», «Фейковая культура и книжная продукция», «Картельный сговор в области культуры и способы его разрушения», «Как у Шайтанова «хирш» подрастал, или вопросы «нелитературы»
“Герой нашего времени” – это начало и конец русской литературы, это ещё Лев Толстой признавал. А Образцов – о чём?
Ага, судя по всему предок Льва Толстого понял это также буквально как и вы. Наверно потому Владимир Толстой только и занимается культурной консервацией своего яснополянского кружка, что “Герой нашего времени” для него, это конец русской литературы. Не надо выдавать конец своего ума за конец света.
Ну о Ямпольской ещё бабка надвое сказала, что она что-то там с кем-то вместе готова изменить. А Союз 24 февраля – слишком уж скомпрометированы своими прошлыми подвигах на ниве либеральной литпроцесса некоторые подписанты манифеста этого объединения, чтобы об этом можно было говорить с точки зрения подлинного патриотизма. Хотя… может эти люди и осознали свои прошлые заблуждения, кто знает. И кстати что там с их обращением в прокуратуру, может кто знает каков итог?
И кстати, у нас в конституции вроде прямо сказано, что государственная идеология запрещена, то есть о каких можно говорить изменениях, если нет идеологической основы для них…
Думаю, сначала идут процессы в культурной жизни общества, а уж потом встаёт идеология. Её запретить или прописать невозможно. Идеология в сегодняшней РФ есть – идеология наживы и сколь бы часто не заявляли с трибун о патриотизме, или строили храмы – ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕЦ ПРАВИТ. Процессы же в культурной жизни есть отражение процессов бытия общества. Захотим выжить – начнутся изменения, а следом (а на самом деле, одновременно) появится голос Культуры.
Кличке “писатель” – без “вроде прямо”:
“”Конституция Российской Федерации” (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020)
Статья 13
1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие.
2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.
3. В Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность.
4. Общественные объединения равны перед законом.”
Так что в России – “идеологическое многообразие”:
– Хочешь – на своих грядках свой колхоз организуй, а хочешь – “золотого тельца” из нефтянки выращивай.
Не улавливаешь. Жить хочешь?
Так об этом и речь, любая идеология, значит никакая.
Деньги были в ходу и до Октябрьского переворота 1917 года. И культ наживы был тогда ну оооочень большой. Но, тем не менее, русская имперская литература XIX века стала жемчужиной мировой литературы.
То есть культ – культом, а литература была. Да еще какая!
Отсюда вывод: оставьте Богу – Богово, а слесарю – слесарево. Пусть одни набивают мошну, а другие – пишут стихи и романы, музицируют и занимаются живосписью.
Так было и так будет.
И это правильно, и это хорошо.
Российская Империя – у, когда это было-то. Не понятно, что вы имеете в виду, говоря – хорошо.
Богу – Богово это про сегодняшнее убожество? У золотого тельца инструменты эффективные…21 век понимаешь.
Лосеву. Думаю, что русская литература как раз и стала тем единственным, что противопоставлено золотому тельцу, а сегодня всякие варламовы и толстые только тельцу и поклоняются, но при этом вопят на всех углах, что они культуру представляют. Номенклатура нынче совсем обнаглела и насосалась настолько, что подобно жирным клопам давно должна быть раздавлена ногтем. Впрочем, АСПИР и какой-нибудь Наш современник с Новым миром недалеко от них ушли.